отдела штаба округа и не считали нужным их корректировать, а РО штаба ПрибОВО и разведотделы штабов других особых военных округов, в свою очередь, не пытались оспорить цифры Разведывательного управления, оставаясь (за редким исключением) при своих оценках.
Разведсводка № 1 Разведывательного Управления Генштаба Красной Армии» на 20 час. 00 мин. 22 июня 1941 г. не содержала никаких комментариев к событию, произошедшему на рассвете 22 июня, в ней отсутствовало понимание масштабов происходящего. В целом данная Сводка не отражала действительного положения вещей. Боле того, в ней были воспроизведены отдельные сведения практически полностью совпадающие с данными из «Разведывательной сводки № 5 (по Западу) Разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии» от 15 июня 1941 г., в которой приводились данные по состоянию на 1 июня 1941 г.
Выводы Разведсводки № 1 не соответствовали действительному положению вещей, смягчали масштабы вражеского вторжения и, по сути, дезинформировали адресата. Так, в частности, утверждалось: «1. Противник за 22.6 ввел в бой значительные силы: а именно 37–39 пд, 5 мд, 8 тд, а всего 50–52 дивизии. Однако это составляет лишь примерно 30 % сил противника сосредоточенных к фронту».
30 %, это — при отсутствии достоверной информации результат гадания, основанный на ошибочных представлениях, что противник не станет вводить сразу все силы на всем советско-германском фронте и это позволит сдержать агрессора, используя войска прикрытия. Но война развернулась не так: немецкие войска обрушились своими ударными группировками на всем протяжении западной границы Советского Союза.
На самом же деле число вторгнувшихся на советскую территорию только германских дивизий было много больше: от 121 до 127 дивизий от общего количества соединений, предназначавшихся для операции «Барбаросса» от 149 до 155 единиц, (с учетом 28 дивизий резерва), т. е. около 82 %.
Выявление группировки вермахта, развернутой на границе Советского Союза, возлагалось на оперативную разведку приграничных особых военных округов и в целом было неудовлетворительно.
Разведывательные отделы штабов приграничных особых военных округов не вскрыли ни одного штаба группы армий, танковых групп, а также моторизованных корпусов, 10 из которых к 22.6.41 были объединены в четыре танковых группы и сосредоточены у границы. Были выявлены единицы штабов полевых армий.
Установление штабов дивизий и боевых частей из их состава, было скорее исключением. Обычно в разведсводках и спецсообщениях отдельно указывались или боевые части дивизий, или их штабы.
Докладываемая разведотделами штабов ВО, действительно, достоверная, очень тревожная агентурная информация перечеркивалась отсутствием вскрытых достаточного количества штабов подвижных соединений (моторизованных и танковых), равно как и самих дивизий, только при наличии которых можно было говорить о возможности противника развивать наступление на большую глубину и окружать крупные группировки советских войск.
Если нет штабов рядом с наступающими войсками, то как этими войсками руководить? И с другой стороны, если не выявлены боевые части из состава соединений, то кем будут руководить штабы? Установленные же, отдельные танковые полки и батальоны могли привлекаться для поддержки пехотных соединений при проведении частных наступательных операций полевых армий.
Данные разведывательных сводок и спецсообщений с перечислением нумерации многочисленных отдельных частей создавали иллюзию у командования приграничных особых военных округов всезнания и уверенности в контроле за обстановкой. Вместе с тем большинство из перечисляемых частей и соединений не существовало вообще, или не было развернуто в составе сухопутных войск вермахта на Востоке, или входило в состав других групп армий и танковых групп.
Только Гитлер принимал решения в части использования вермахта в вооруженной борьбе. Принятое Гитлером решение о проведении операций германскими вооруженными силами не являлось необратимым, однако механизм подготовки вермахта к боевым действиям «запускался» сразу же, как только «фюрер и верховный главнокомандующий вооруженными силами решил». Складывалась парадоксальная ситуация, когда командование вермахта приступало к развертыванию войск в соответствии с принятыми директивами, однако само проведение этих операций, равно как и сроки их проведения (которые не всегда завершались их осуществлением), определялись одним единственным человеком, который далеко не всегда был восприимчив к высказываемым аргументам командования вермахта. В Гитлере сочетались и сиюминутность принятия решений, и вместе с этим колебания и нерешительность в их принятии, которые сохранялись и тогда, когда решение, казалось, уже было принято. В это время для него было характерно принятие очень противоречивых решений, метания, зигзаги и шараханья из стороны в сторону.
Сроки проведения многих операций в силу внешнеполитических обстоятельств, состояния подготовки вооруженных сил и, как в случае с «Зеелёве», климатических условий многократно переносились — «Гельб», «Марита» — и даже отменялись («Феликс»). Гитлер и, как следствие, командование вермахта серьезно подходили к проведению операции «Зеелёве», подготовка к которой не прекращалась и в 1941 г. однако в меньших масштабах. В июле 1941-го высадка десанта была вновь отложена — до весны 1942 г. «13 февраля 1942 адмирал Редер последний раз беседовал с Гитлером об операции “Морской лев” и убедил его дать согласие на прекращение какой-либо подготовки в этом направлении».
Принятие подписанной Гитлером «Директивы № 21. План Барбаросса» от 18 декабря 1940 г., это политическое решение, — стадия, на которой военное решение проблемы начинает рассматриваться, возможно, как наилучшее, наиболее оптимальное, хотя и не единственное.
В интерпретации директивы № 21 и директивы ОКХ от 31 января 1941 г. отсутствовала однозначность. Обе директивы содержали оговорки. «Все распоряжения, которые будут отданы главнокомандующими на основании этой директивы, — говорилось в первой директиве, — должны совершенно определенно исходить из того, что речь идет о мерах предосторожности на тот случай, если Россия изменит свою нынешнюю позицию по отношению к нам». «В случае если Россия изменит свое нынешнее отношение к Германии, — разъяснялось в директиве ОКХ, — следует в качестве меры предосторожности осуществить широкие подготовительные мероприятия, которые позволили бы нанести поражение Советской России в быстротечной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии». Таким образом, принятие решения о проведении операции «Барбаросса» ставилось в зависимость от «поведения» Советского Союза.
Рихард Зорге первый (если не учитывать анонимное письмо от 5 декабря 1940 г.) сообщил о существовании планов по вероятному вторжению Германии в Советского Союза и что очень важно первый и единственный обратил внимание на неоднозначность этих планов:
«НАЧАЛЬНИКУ РАЗВЕДУПРАВЛЕНИЯ
ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ
Токио, 28 декабря 1940 года.
ПЕРЕВОД.
«Каждый военный человек, прибывающий из Германии в Японию, рассказывает, что немцы имеют около 80 дивизий на восточной границе, включая Румынию, с целью воздействия на политику СССР. В случае, если СССР начнет развивать активность против интересов Германии, как это уже имело место в Прибалтике, немцы смогут оккупировать территорию по линии Харьков, Москва, Ленинград. Немцы не хотят этого, но прибегнут к этому средству, если будут принуждены на это поведением СССР. Немцы хорошо знают, что СССР не может рисковать этим, так
