В XI главе романа Державин размышляет о судьбе своей поэзии и возможных наследниках „лиры". Он со смешанными чувствами вспоминает о Жуковском („Приятный в стихах",„есть талант", но „мелок", „слишком много переводит" <…>), и этот фрагмент романа наполнен реминисценциями „Жизни Званской"»
(Фрайман Т. Об одном случае скрытой литературной полемики (Жуковский в «Жизни Званской» Державина) // Лотмановский сб. М., 2004. [Вып.] 3. С. 6о).
9 Назаренко М. Литература и биография в романе Ю.Н. Тынянова «Пушкин»…
10 Дальнейшая часть эпизода: Татьяна с Монфором («вот и мусью тебя жалеет» [П., 122]) и продолжение темы (П., 123–125) соотносимы с изгнанием Бопре в «Капитанской дочке» (любопытно, что ситуация инвертирована в лермонтовском «Сашке», где гувернер застает воспитанника с крепостной девкой).
11 См.: Левинтон Г.А. Источники и подтексты… С. 7.
12 «Кн. Авдотия» из «Дон-Жуанского списка» (Пушкин, 8, 58). О Катенине в этой главке см.: Немзер А.С. Карамзин – Пушкин: Заметки о романе Ю.Н. Тынянова // Лотмановский сборник. М., 1994. [Вып.] 1. С. 584–585, 592–593, примеч. 20, 21.
13 Ср. далее в романе театральную тему, предвестием которой выступает сразу после главки об Авдотье строка Пушкина «К вам Озерова дух взывает: други! месть!» (П., 521) и которая возникает через две главки, включая фигуры Гнедича и Семеновой (ср.: Немзер А.С. Указ. соч. С. 584–585) и «прообразуя» театральные строфы «Онегина» (ср. особенно: «была в театре поставлена пиеса Озерова «Димитрий Донской». <…> Гром рукоплесканий, рыдания встретили Семенову. <…> Рукоплескания услышала вся страна. <…> Не изгладилась еще память о народных слезах, о воинских рукоплесканиях „Димитрию Донскому"» [П.,525–526]), а также, с другой стороны («одноглазый орел» [П., 525–527]), эпиграмму «Крив был Гнедич поэт…» (Пушкин, 3,192). Менее очевидна в той же главке цитата из эпиграммы на Воронцова «Певец Давид был ростом мал» (Пушкин, 2,169) – «Поэт Гнедич был ростом выше всех» (П., 526). При этом с Семеновой тоже связывается тема страсти, соотносящаяся не только с финалом «Цыганов», но и с «к ее ногам упал Евгений» (ср., может быть: «Но она вглянула на него внимательно, без улыбки. Она не поняла его» [П., 527] – «И на Онегина глядит / Без удивления, без гнева…» [Пушкин, 5,160]). Слова в письме к Л.С. Пушкину 4 сентября 1822 года: «Что сделает великолепная Семенова, окруженная так, как она окружена?» (Пушкин, 10,37; рядом – о лицейских стихах Кюхельбекера) можно понять в духе описания Тынянова: «Он привык к двум немигающим, двум неподвижным, каждый вечер сторожившим Семенову» (П., 525), хотя, видимо, речь идет просто о труппе театра.
14 Заметим, что слово в модифицированном виде есть уже в В-М. Здесь «на полковника Эспехо переносится прозвище „дон Лыско ди Плешивое", которое Грибоедов, по словам Бегичева, дал своему конвойному» (Левинтон Г. А. Источники и подтексты… С. 6).
15 Напомним, что это обращение было заменено на «лысый»: «Да полно, что! гляди, плешивый» / «Да полно, что! ты нем ведь лысый!» (Катенин П. А. Избр. произведения. М.; Л., 1965. С. 85, 666).
16 Дневник 17 декабря 1815 года (Пушкин, 8, 13). О жанровой природе записи см.: Вольперт Л.И. Пушкинская Франция. СПб., 2007. С. 37; о биографических записках и дневнике ср.: Анненков П.В. Материалы для биографии А.С. Пушкина. М., 1985. С. 20–27; Комментарии к Материалам для биографии А.С. Пушкина. М., 1985. С. 69–71.
17 «Тут я встретил доброго Галича и очень ему обрадовался. Он был некогда моим профессором и ободрял меня на поприще, мною избранном. Он заставил меня написать для экзамена 1814 года мои „Воспоминания в Царском Селе“» (дневник 17 марта [Пушкин, 8,31]).
18 «Будри, профессор французской словесности при Царскосельском лицее, был родной брат Марату. Екатерина II переменила ему фамилию по просьбе его, придав ему аристократическую частицу de, которую Будри тщательно сохранял <…>. Будри сказывал, что брат его был необыкновенно силен, несмотря на свою худощавость и малый рост. Он рассказывал также многое о его добродушии, любви к родственникам, etc. etc. В молодости его, чтоб отвадить брата от развратных женщин, Марат повел его в гошпиталь, где показал ему ужасы венерической болезни» (Table-Talk [Пушкин, 8,77]) – заметка идет сразу за записями о Баркове (ср. ниже), через ассоциации Панглоса, как сказал бы сам Пушкин в молодости, или, может быть, по алфавиту?
19 Ср., например: Немзер А.С. Указ. соч. С. 593–594. примеч. 25.
20 Ср., например, уже вполне установившуюся трактовку начальной фразы П. в связи со «Скупым рыцарем», см. формулировку и обзор: Немзер А.С. Из наблюдений над романом Тынянова «Пушкин» // Тыняновский сборник. Вып. 11: Девятые Тыняновские чтения. М., 2002. С. 495, примеч. 9. В этой содержательной статье удивляет только отсутствие ссылок на такие работы, как: Блюмбаум А.Б. Фрагменты поэтики «Восковой персоны» // Тыняновский сборник: Шестые-Седьмые-Восьмые Тыняновские чтения. М., 1998. С. 357–375; Блюмбаум А.Б. Конструкция мнимости: к поэтике «Восковой персоны» Ю. Тынянова // Новое литературное обозрение. 2001. № 47 (1). С. 132–171, где вопрос о «мнимости» героя рассматривается на примере ВП, ж Левинтон Г. А. Еще раз о комментировании романов Тынянова… – где тот же вопрос рассмотрен на примере В-М.
21 Сошлемся на еще один пример (может быть, еще не отмечавшийся): «Нынче и безгрешное обращают в грешное, то есть, попросту говоря, притянут к Иисусу и… шкуру сдерут <…>. В это время загромыхала какая-то колымага, зазвонил колоколец, и у самых ворот остановились. Сергей Львович заметно побледнел. В вечернее время звук подъезжающей колымаги для лиц, хотя бы и невинно пьющих чай, был неприятен. Так ездили фельдъегери» (П., 20). В этом описании приезда Аннибала первое выделенное словосочетание выполняет такую же функцию, как катенинский плешивый месяц – будучи суперстратной цитатой из автоэпиграммы Грибоедова (она появляется в качестве эпиграфа в В-М. [40]), последующие же прямо относятся к тому месту из «Начала автобиографии», которое с таким вкусом и эмпатией комментировал Н.Я. Эйдельман: «Миних спас Ганибала, отправя его тайно в ревельскую деревню, где и жил он около десяти лет в поминутном беспокойстве. До самой кончины своей он не мог без трепета слышать звон колокольчика» (Пушкин, 8,57).
22 «Поредели, побелели / Кудри, честь главы моей» («Ода LVI (Из Анакреона)» [Пушкину, 298]).
23 Который ходатайствовал о сохранении его жизни; у Тыянова этот факт, кажется, нигде не упоминается, ср. письмо Пушкина Дельвигу 20 февраля 1826 года (Пушкин, 10,156).
24 Этот эпизод – второй из трех повторяющихся, ср.: 1. «Вильгельм пожимает руку, которая завтра должна убить Николая <…> И он поднимает руку: Я! Я тоже. Вот моя рука.<..> Пущин, раскрасневшийся, смотрит на него строгими глазами. <…>. – Да, Жанно, – говорит Вильгельм тихо, – я тоже» (К., 227); 2. «Пущин говорит несколько смущенно Вильгельму: Voulez vous faire descendre Michel? Он слегка потупил взгляд, не смотрит на Вильгельма, косит в сторону. И Вильгельм отвечает еле слышно: Oui, Jeannot!» (К., 257); 3. «Он снова стоял в очной ставке с Jeannot, с Пущиным, старым другом, и, плача, кланяясь, говорил, что это Пущин сказал ему: – Ссади Мишеля. И снова Пущин, с сожалением глядя на сумасшедшее лицо Кюхли, качал отрицательно головой» (К., 304).
25 Тема повторяется в П. (П., 205).
26 Ранее он появляется в главе «Петербург», главка VIII, в сцене бунта в Семеновском полку, где именуется в первый раз «великий князь Михаил Павлович», а далее только «Михаил» (К., 85–86). Существенно, что здесь он появляется вместе с Милорадовичем (ср. роль генерала в главе о восстании) и при этом «замечает» Вильгельма и Рылеева (ср. позже на Петровской площади «Взгляд Мишеля опять падает на худого долговязого человека. Как будто он раньше где-то видел этого урода, лицо какое-то знакомое» (К., 257); в Семеновском полку и на Петровской площади действия и жесты Михаила одинаковы: «Михаил начал о чем-то просить солдат и даже приложил руку к груди» (К., 85); «Мишель прикладывает руку к груди: – Умоляю вас возвратиться в казармы» (К., 256). В более раннем эпизоде (К., 51) вел. кн. Михаил остается безымянным (неузнанным) и назван только в конце главки в реплике Пушкина (см. ниже), причем назван по имени-от-честву, как и в следующем его появлении (К., 85 – только в этих двух сценах).
27 В этой сцене уже есть тема «вгляда»: «Офицер не ответил, посмотрел вслед удаляющемуся Кюхле, пожал плечами и продолжал путь» (К., 51–52).
В этой главе (в главке IV) он и императрица-мать произносят слова, которые отзовутся потом в реплике Николая в MB: «– Quand vous verrez Constantin, dites <…> que si l’on en a agi ainsi c’est parce qu’autrement le sang aurait coulé. Мишель хмуро повел плечами и пробормотал: – Il n’a pas coulé encore, mais 11 coulera» (K., 216) – «Вечером услышали старинную фразу, которая заставила побледнеть: – Le sang coulera!» (MB., 518).
