Некоторое косноязычие основного теоретического рассуждения в приводимых тезисах связано с тем, что в те времена еще не было столь привычным слово полигенетический, хотя В.М. Жирмунский (кажется, впервые) ввел его еще в 1964 году107. Однако не было теоретически осознано и существенное различие (которое в этом термине как раз теряется) между полигенетичностью «параллельной» и «последовательной», если позволить себе такую электротехническую метафору, иными словами: между множественными подтекстами, для которых хронологическое соотнесение источников не так уж важно, и подтекстами, упорядоченными во времени. В этом последнем случае «нанизывание» подтекстов на хронологическую ось может связываться с разными аспектами цитаты («цитируется то, что уже цитировалось»108), но прежде всего и чаще всего – с цитированием некоторой традиции (от топосов Э.Р. Курциуса до «текстов» – как, например, Петербургский – В.Н. Топорова). В этих случаях речь идет о «естественной» традиции, в которой один текст опирается на другой/другие. Замечу, что, парадоксальным образом, именно такая традиция более всего напоминает «академическую» модель литературной преемственности («Пушкин роди Гоголя»), против которой боролись формалисты (в согласии со своей моделью «литературной борьбы») и прежде всего – сам Тынянов. Этой «естественной» традиции противопоставлен другой случай, где «младший» текст находится не на одном уровне со старшим, но выступает как метатекст109 – в этом случае «вектор» цитирования обусловлен не только хронологией, «кто старше» или «кто раньше», но, прежде всего, естественным соотношением текста и комментария, анализа, критики и т. п.110 (не исключено впрочем, что не менее «органическое» различие, предопределяющее направление вектора, существует в случае, скажем, пародии – другого тыняновского hobby-horse, возвращаясь к теме Стерна). Таково соотношение литературного произведения (в нашем случае Вяземского) и научной статьи, анализирующей этот текст или просто приводящей его как пример некоего общего положения. Важно, что научный текст выступает в этом случае на правах если не прямо литературного, то соизмеримого с ним в культурной памяти.
Говоря о метатекстах и о памяти, автор должен признаться, что упустил (запамятовал) другой (мета)текст, не в меньшей, а, вероятно, в большей степени, чем Якубинский, повлиявший на чтение Вяземского и использование его в П. Это статья В. Шкловского «О поэзии и о заумном языке», напечатанная в том же выпуске «Сборников по теории поэтического языка»111. В ней цитируются эти же слова Вяземского, в сходном контексте112. Вероятно, роль Шкловского тут больше и сама по себе, и как более очевидного «вторичного источника» или «метаисточника». Якубинский, как, вероятно, и Поливанов, отчасти, по-видимому, воспринимался в «Сборниках» как «гость» из стана «бодуэновцев»113. Этот второй из вторичных источников пассажа о «Московских ведомостях» в П. был назван в новой, уже упоминавшейся, работе А.Б. Блюмбаума114.
Продолжая аналогии с новейшими работами, отмечу сходную мысль у М. Назаренко (по другому поводу): «Не проявляется ли здесь ирония Тынянова по отношению к упрощающему подходу, который всё творчество поэта объясняет конкретными фактами биографии?»115
P.P.S. В последний момент Р.Д. Тименчик напомнил мне, что еще в 1972 году предлагал сравнить этот мотив в П. с заключительным, предсмертным эпизодом в воспоминаниях Шкловского о Тынянове:
Я приходил к Юрию; ему изменяло зрение. Не буду описывать больного человека – это не легко…
Приходил к другу, и он не узнавал меня.
Приходилось говорить тихо; какое-нибудь слово, чаще всего имя Пушкина, возвращало ему сознание. Он не сразу начинал говорить. Начиналось чтение стихов. Юрий Николаевич Пушкина знал превосходно – так, как будто он только сейчас открывал эти стихи, в первый раз поражался их сложной, неисчерпаемой глубиной.
Он начинал в забытьи читать стихи и медленно возвращался ко мне, к другу по тропе стиха, переходил на дороги поэм. Креп голос, возвращалось сознание.
Он улыбался мне и говорил так, как будто бы мы только что сидели над рукописью и сейчас отдыхаем.
– Я просил, – сказал Юрий, – чтобы мне дали вино, которое мне давали в детстве, когда я болел.
– «Сант-Рафаэль»? – спросил я.
Мы были почти однолетки, и мне когда-то дали это сладкое желтое вино.
– Да, да… А доктор не вспомнил, дали пирожное, а дочка не пришла. Хочешь съесть? (Воспоминания, 36).
На этой ноте, на скрещении «забытого имени» (болезнь Тынянова и потеря памяти, которая преодолевается именем Пушкина) и, так сказать, неосуществленного Пруста, уместно закончить эти заметки.
Примечания
1 См., например, в очерке Блока «Молнии искусства»: «Впрочем, что в ней, в этой Режице? Такая же сплошь мокрая платформа, серые тучи, два телеграфиста да баба <…>. Что же, собственно в этом Петербурге? Не та же ли большая, мокрая и уютная Режица? <…> остается только <…> поплакать на каждой из мокрых Режиц». См.: Блок А. Собрание сочинений: В 8 т. М.; Л., 1962. Т. 5. С. 405; ср. также в «Подвиге»: Набоков В. Собрание сочинений русского периода: В 5 т. СПб., 2000. Т. 3. С. 228 (упоминание, не раз комментировавшееся) и мн. др.
2 Именно в этом эпизоде нашей общей биографии фигурировала небезызвестная тюря, в которой участвовал М.Л. Гаспаров.
3 В то время слово бокал, кажется, еще не применяли к чашкам и кружкам.
4 Текст стал разрастаться, вполне по-стерновски отдаляясь от окончания, я решил, что в жанровые рамки статьи он все равно не умещается, и стал писать заявки на книгу. Заявок этих у меня осталось много (включая рекомендацию В.А. Каверина и т. п.), они, как хорошо знает Осповат, пить-есть не просят.
5 Из которой я потом извлек еще два доклада (для II и III Тыняновских чтений, соответственно, о «Смерти Вазир-Мухтара» и о «Кюхле») и – с существенной переделкой – три статьи: Источники и подтексты романа «Смерть Вазир-Мухтара» // Тыняновский сборник: Третьи Тыняновские чтения. Рига, 1988. С. 7–15; Грибоедовские подтексты в романе «Смерть Вазир-Мухтара» // Тыняновский сборник: Четвертые Тыняновские чтения. Рига, 1990. С. 21–34; и отчасти: Еще раз о комментировании романов Тынянова // Русская литература. 1991 [1992]. №. 2. С. 126–130.
6 Заметки расположены в обратной хронологической последовательности: первая опирается на упомянутые выписки (ср. «Родные выписки» в черновиках «Крокодила или Пассажа в Пассаже»), но оформилась только сейчас, вторая сочинялась в процессе подготовки упомянутого доклада 1982 года, хотя, кажется, в него не вошла, т. е. устно произнесена не была, третья была написана на 10 лет раньше (см. преамбулу к ней).
7 Используем здесь прежнюю систему сокращений: К. – «Кюхля» (Кюхля. Рассказы. М., 1981); ПК. – «Подпоручик Киже» (Там же), MB. – «Малолетный Витушишников» (Там же), В-М. – «Смерть Вазир-Мухтара» (Л., 1975), П. – «Пушкин» (Л., 1974). Прочие сокращения: ПСС – Грибоедов А.С. Полн. собр. соч. СПб., 1911–1917. Т. I–III; Пушкин – Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Л., 1977–1979; Воспоминания – Воспоминания о Ю.Н. Тынянове. М., 1983. При цитировании ссылки на эти источники даются в тексте, через запятую указаны том и страницы. Курсив везде мой.
8 См.: Назаренко М. Роман «Пушкин» в контексте литературоведческих работ Ю.Н. Тынянова // Русская литература: Исследования: Сб. трудов. Киев, 2004 [2005]. Вып. VI. С. 53–61; Назаренко М. Литература и биография в романе Ю.Н. Тынянова «Пушкин» // А.С. Пушкин и мировой литературный процесс: Сб. статей по материалам Международной научной конференции, посвященной памяти А.А. Слюсаря. Одесса, 2005. С. 285–298 (цит по интернет-репринтам: nevmenandr.net/nazarenko/ tynanovi.php и nevmenandr.net/nazarenko/ tynanov2.php); см. еще: Назаренко М. Тынянов о Грибоедове: Наука и литература // Русский язык, литература, культура в школе и вузе. Киев. 2006. № 4. С. 17–21 (az. lib. ru/t/tynjanow_j_n/text_o 230. shtml). Разумеется, это не единственный пример, помимо работ участников Тыняновских чтений (сюда относится и наиболее значительная за последнее время: Блюмбаум А.Б. Конструкция мнимости: К поэтике «Восковой персоны» Ю. Тынянова. СПб., 2002), можно назвать еще старые работы: Емельянов В. Художественная функция цитаты в романе Ю. Тынянова «Пушкин» // Сб. студенческих научных работ. (Краткие сообщения). Тарту, 1973. С. 45–46; Нестеров М.Н. Из наблюдений над стилистическими особенностями языка романа Ю. Тынянова «Пушкин» // Вопросы изучения русского языка. Краснодар, 1968; Нестеров М.Н. Отражение социально-речевых стилей эпохи в романе Ю. Тынянова «Пушкин» // Вопросы русского языка и литературы. Краснодар, 1968; Нестеров М.Н. Язык и стиль романа Ю.Н. Тынянова «Пушкин»: Автореф. канд. дисс. Л., 1969; Нестеров М.Н. Язык русского советского исторического романа. Киев, 1978. Ср. также более раннюю диссертацию: Милехина ЕД. Исторический роман Ю.Н. Тынянова «Пушкин»: Автореф. канд. дисс. М., 1958. Невозможно, разумеется, учесть ссылки на Тынянова, сделанные мимоходом в работах на другие темы, хотя здесь бывают ценные находки, ср. хотя бы: «Примечательно, что в романе Ю.Н. Тынянова „Пушкин" появляется намек на эту поэтическую полемику (Державина в „Жизни Званской" с „Вечером" Жуковского. – Г.Л.).
