«…Так, под влиянием этих двух женщин, я делаю то, чего делать боюсь и уже не хочу».
Третья женщина, которая умоляет его одуматься — это я. «Михаил Михайлович, такое немыслимое везение!
Бросьте раздумывать, летите. — Вот-вот вспыхнет война в Персидском заливе, и все шансы будут потеряны!» Я пишу ему отчаянные письма, не соображая, что всё равно они придут, когда будет уже поздно…
Последнее его письмо, написанное за неделю до открытия фестиваля звучит категорично: «Сердце моё протестует против этой поездки. Всё складывается не так, как мне хотелось бы… Ехать решительно не могу»…
Напрасные мучения переживает бедный Михаил Михайлович. Судьба, и на этот раз (в лице двух женщин, очевидно), оказывается сильнее!
Двенадцатого декабря я получаю… аэрограмму из Каира! Несколько слов приветствия. Несколько слов о том, где пришлось побывать и обещание написать обо всём подробно, когда он вернется домой. (если вернется благополучно!).
Михаил Михайлович благополучно вернулся в Соликамск. Это было в декабре прошлого, т. е. 1990-го года. Обещанное письмо с описанием поездки в Египет было написано и от правлено, но мною и до сих пор не получено, так как почтовое ведомство Советского Союза переживает очередной кризис и письма оттуда идут 3–4 месяца, или не приходят вовсе.
Но недавно прорвалось письмо «с оказией». Маленькое, всего в одну страничку.
Предчувствия не обманули М. М. — Поездка его, как он считает, оказалась «неудачной». Всё было не так. Египтяне говорили по арабски, или на других иностранных языках. Без знания языков ехать в Египет — ни к чему. Переводчик Михаил Михайловича не устраивал… Пирамиды видел, но не те, которые хотел. Профессор Юсеф обманул, и на Асуан его не возил. На развалинах Ахетатона был, но никаких развалин не видел — один песок… Фаюмские портреты были плохо освещены, так что практически тоже их не видел.
О прочих подробностях М. М. не пишет, в надежде что когда-нибудь я всё же получу то, длинное и подробное письмо, которое он послал четыре месяца назад. Вот и всё.
Может быть, было бы лучше, если бы М. М. послушался плохих снов и предсказаний карт?
Что будет дальше? Чем, какой мечтой будет жить мой старый одинокий друг?..
«…Прекрасной лилией была моя мечта.Мои уста приникли к ней неосторожно,И белой лилии исчезла чистота.И возвратить её — уж невозможно…»
Т. Щепкина-Куперник.
Эпилог
Всё что я рассказала о жизни Михаила Михайловича Потапова я знаю от него самого и из его многочисленных писем которые, по моей горячей просьбе, он начал писать в первые годы жизни в Соликамске и по листочку пересылать мне. В этих письмах он довольно подробно и интересно описывает детство в Черкассах, отрочество и юность в Севастополе. К сожалению, они оканчиваются всего лишь 1925-м годом.
Далее у него на воспоминания время хватать не стало. (даже у него!)
Но и то, что рассказано мною о М. М. Потапове — не близко ли к ИСТИННОМУ ЧУДУ?
Конец третьей книги и трилогии.
Евгения Фёдорова (Селезнёва)
Москва — Бостон
1956–1994
Послесловие издателя к главе «Мой старый одинокий друг»
Художник — египтолог Михаил Михайлович Потапов дожил в своей соликамской квартире до 103-х лет. Больше в Египте ему побывать не пришлось, но дружеская переписка с моей матерью — автором этой книги — Евгенией Николаевной Фёдоровой (Селезнёвой) продолжалась до самой её смерти осенью 1995 г. Обещанное письмо Михаила Михайловича с подробностями о его поездке в Египет всё же пришло с опозданием почти в четыре месяца. Но и оно оказалось почти полностью лишённым эмоций и впечатлений от посещения им своей прародины — исполнения мечты всей его жизни. В письме явственно чувствовалось разочарование в поездке. Было ли это вызвано второстепенными обстоятельствами поездки, — сказать трудно, но маме казалось что разочарование кроется в несоответствии увиденного с ожидаемым. В дальнейшей переписке М. М. сам не возвращался к теме поездки, хотя на вопросы отвечал исчерпывающе, но тоже без эмоций.
Что произошло с его художественным наследием после его смерти мне не известно. От матери у меня сохранились кое-какие фотографии работ М. М. а также портрет фараона Аменхотепа, предназначавшийся в дар Бруклинскому музею. Но после полученного от музея отказа, (за неимением места для экспозиции) Михаил Михайлович подарил этот портрет моей матери.
Стивен Лесней (Селезнёв).
Евгения Фёдорова
1974 год
Снимок сделан за полгода до отъезда в Америку
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
