– Хм, ну…
– Больше никто не хочет слушать твои песни, так ведь? А ты сочинил чего-нибудь новенькое? Ведь такие события могли вдохновить тебя?
Впрочем, наверно, умнее всего помолчать.
Из зала донесся хор сильных молодых голосов. Мелодия распространялась, крепла, к ней присоединялся голос за голосом.
Сотрясая небеса,Горы, долы и леса,К звездам двинет «Орион»,Из темницы выйдет он.Смерть тиранам!Смерть злым духам!Пусть бежит на волю Волк!Мы добьемся,Мы добьемся,Мы добьемся свободы! Свободы! Свободы!Плик качнул головой. Губы его побледнели.
– Нет, – сказал он, – ничего подобного этому я сочинить не смогу.
– Неужели? – спросила Лисба. – Волнующая мелодия, но слова, по-моему, так себе.
– Частушка, – ответил Плик, дослушав заглушившую все прочие звуки песню. – Неужели ты не понимаешь? Я все-таки поэт или претендую на это звание. Я призываю демонов, а потом с тем или иным успехом изображаю все, что видел. Но так лают сами демоны. – Плик отнял у нее свою руку.
– Извини, наверняка я снова обидел тебя.
– Нет, не очень… Я разыскала тебя, потому что вспомнила, что ты и…
О, я не подведу ни свою Ложу, ни Орион, но мне кажется, что ты понимаешь, что происходит, надеюсь, поможешь мне понять… – Лисба взяла его за руки, наклонилась поближе. – Я живу одна в комнате для незамужних женщин, – проговорила она быстро. – Конечно, конурка, но она моя, и у меня припасена бутылочка вина. Пойдем, прошу тебя…
6.
Буря бушевала над Западной Юропой до заката. Фейлис сидела дома (что еще остается хрупкой женщине?) и слушала, как выл ветер, грохотал гром, как дождь с градом выбивал барабанную дробь по крыше и хлестал по улицам. Когда вспыхивала молния, водопады, струящиеся по окнам, зловеще мерцали, словно бы снаружи что-то горело. В доме Орилаков в Турневе было холодно: диверсанты вывели настроя городскую электростанцию, принимавшую энергию от Скайгольма. В отблеске свечей она жалась к керамической печке, но вокруг было темно, как в саркофаге. Редкие немолодые слуги скользили мимо Фейлис, замечая ее, только если она звонила; говорили с ней, только отвечая, и старались обойтись несколькими словами. Аппетита у нее не было, Фейлис едва замечала, что кухарка проявляла невнимательность к ней.
Винный погреб и бар предлагали более привлекательные соблазны. К вечеру, когда непогода чуть ослабела, Фейлис почувствовала облегчение, согрелась, взяла книгу в постель. Сборник любимых стихов заставил ее возрыдать о скорби и ужасе, что правят миром; о бедных людях, встретивших столь ужасную смерть на другой стороне планеты. Бедняга Джовейн, труд его жизни рушился, хотя он едва приступил к нему. Бедный отец, которому, должно быть, ужасно не хватает ee; бедная Фейлис, муж которой летает по небу с какой-то дикаркой, демонстрируя свою супружескую неверность всей человеческой расе. Тем не менее она поняла, что сумела воспитать в себе достаточно великодушия, чтобы простить блудного мужа, если он вернется к ней… Спала она плохо, мешали кошмары.
Перед рассветом один из них и пробудил ее. Фейлис проснулась задыхаясь, покрытая холодным потом. За окнами было светло, светлее, чем в полнолуние… свет и тени лежали на ковре. Было прохладно, тихо, она даже слышала, как скрипит старый дом всеми своими сочленениями. Ее ночная свеча догорела.
Она не смогла заставить себя заснуть, лежала в одиночестве и ждала, когда служанка принесет утренний шоколад. «Хорошо бы выйти, – подумала она. – Почему бы не пройтись? – Фейлис помедлила в нерешительности. – Ах, эти террористы. Но пока ничего плохого они не сделали; ну, побили нескольких солдат и поломали кое-какие машины. Ни один человек в Домене не станет набрасываться на женщину из политических соображений.
Плохо с ней еще никто не обходился, ее просто избегали, а когда от разговора нельзя было отказаться, держались корректно. Наружу. Надо выйти на природу. В мир, который дарит Гея». Фейлис быстро оделась – простое платье и плащ с капюшоном, чтобы скрыть лицо от случайных прохожих, фонариком осветила себе дорогу по лестнице, открыла наружный подъезд и вышла.
Лестница у ног, мостовая, стены и крыши напротив отражали свет, излучаемый колоссальным диском Скайгольма. Далекие газовые фонари тонули в его нереальном свете. На беззвездном небе белыми хлопьями бежали облака. Улица была пуста, мимо проскочил кот, пугливо глянувший на нее опаловым глазом. Она ступила на тротуар и пошла прочь от дома.
Шаги ее отдавались в молчании. Дыхание курилось парком.
«По-моему… да, надо спуститься к реке. – Фейлис ускорила шаг.
Движение изгнало воспоминание о кошмарах и чуточку освежило. – Жизнь у меня не окончилась. Да, кругом трудности, одни несправедливости, и это вечное отсутствие сострадания у всех… они так больно ранят меня, но я оправлюсь от ран. Я достигну Единства, и тогда еще повстречаю мужчину, которого жду.
Если же нет…»
Она вышла на набережную. Деревья, балюстрады, статуи, к которым прикоснулось время. За ними мерцала Лу, а за ней тянулся ровный склон, поднимавшийся с садами и фермами к гребню, который занимал Консватуар.
На таком удалении шпили его казались миниатюрами из слоновой кости, но под ними обитали мудрость, красота и покой столетий. Восток розовел, приветствуя солнце, колокольный перезвон донесся от Башни Ученых, как это делалось в течение половины тысячелетия. Она не понимала, слышит ли далекие звуки ушами или же сердцем. «Да, – подумала она, – мое место именно там».
Она обратила свой взор к Скайгольму. Светящийся и священный, еще несколько минут он будет в одиночестве править на небе. На лике его мерцало больше огоньков, чем обычно. И что это такое задвигалось по краям?
«Что? Нет, нет, нет!»
Колокольный звон смолк. Фейлис визжала, не понимая, сумеет ли когда-нибудь остановиться. Скайгольм медленно тронулся, уходя на север, набирая, набирая скорость… наконец он исчез из виду, и небо обрело неведомый людям облик.
Глава 25.
1.
«Орион-2» обогнул Луну, перед ним встала Земля. Солнце теперь было за их спиной, и Иерну с Роникой родная планета казалась амулетом из белого мрамора и сапфира, с краю обрызганным ночью. Свет ее прогонял звезды, но совсем рядом Галактика раскинула свою искрящуюся бриллиантовым инеем дорогу.
Пепельные кратеры оставались позади и внизу. Резкие дневные черты Луны смягчились, растворялись в тенях и тайне. Там, где на Земле уходил день, люди видели, что старая Луна сменяется новой. Роника и Иерн плавали возле окна пилота. Слезы блестели в женских глазах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
