— Прости, я не хотел тебя обидеть, — вздохнул Кован, заметив, как исказилось лицо молодой княжны после его слов. — Я лишь хотел сказать, что доверяю Арраге. К тому же, в этом волчонке течёт и наша кровь, кровь Сатарнов. Аррага не станет вредить потомкам моего отца. Она сделает всё возможное, чтобы спасти жизнь им обоим.
— Ты ничем не сможешь им помочь, — Тэйхир вновь сидела в кресле и пристально смотрела на молодую княжну. — Я знаю, тебе хочется доказать всем, что ты настоящий паладин, но посмотри за окно — на улице ночь. Свет луны подвластен лишь волколакам, но не таким как ты. Просто доверься Арраге и жди.
Селека внимательно посмотрела за окно. Тёмные облака, прикрывавшие россыпь золотых звёзд, лениво ползли куда-то к горизонту, и большая белая луна висела прямо над замком. Девушка чувствовала на себе её пристальный взгляд. Это был не её бог. Не её Свет. Аррага называла луну Хоккелом, «слёзами волка». Селека звала солнце Каэлумом, «великим сердцем». Их боги были совершенно разными и непохожими, хоть и оба являлись Светом.
Неожиданно распахнувшиеся двери заставили всех собравшихся в зале вздрогнуть. На пороге замер Беральд — бледный, но со странной улыбкой на губах. С трудом пытаясь восстановить дыхание, он хрипло прокричал:
— Получилось!
— Живы? — охнула Селека, тут же бросаясь к Беральду. Мужчину трясло, как в лихорадке, и он едва мог говорить. Девушка заставила его сесть на скамейку, и только тогда молодой Медведь прохрипел:
— Обе! — и снова широко улыбнулся. Кован удивлённо посмотрел на брата и тоже расплылся в улыбке. Обе — значит, родилась девочка. Конечно, Хильда с нетерпением ждала наследника, даже пыталась придумать ему имя, но постоянно забывала его. Говорила, что оно вертелось на языке, но всё никак не приходило на ум. Но теперь у неё была дочь. Крепкая, здоровая дочь.
— Есть только одно «но»… — пробормотал Беральд, поднимая глаза на собравшихся. Всего одно слово — и сердце Селеки ушло в пятки. Неужели что-то пошло не так? Боги северян оказались недостаточно милосердны к ним?
Молодой Медведь не стал ничего говорить, позволяя всем узнать всё самостоятельно. Путь до зала, в который отнесли Хильду, казался бесконечно долгим, и когда тяжёлые двери распахнулись и послышался детский плач, Селека подумала, что прошла целая вечность. И мать, и дитя действительно были живы, это стало понятно ещё тогда, когда Гвайр только переступила порог. Но когда она осторожно прошла к дивану, на котором лежала Хильда, девушка поняла, что имел в виду Беральд, говоря об одном «но».
На груди у Хильды лежал ребёнок — весь сморщенный, едва напоминающий ещё крохотного человечка, что в будущем должен превратиться в прекрасную маленькую девочку. Кожа малышки была красноватой после родов, но даже так можно было заметить неестественную бледность. Она словно была сделана из молочного фарфора, маленькая неживая куколка. На большой по сравнению с остальным телом головке уже виднелись светлые, почти белые волосы, тремя ровными кудрями лежавшие на макушке. Селека не могла описать словами своё изумление — ведь Хильда была темноволосой, и Кольгрим, по слухам, тоже.
Увидев гостей, волчья княгиня устало им улыбнулась и осторожно оторвала дитя от своей груди.
— Посмотри, какие у неё глазки! — прошептала девушка и повернула малышку к молодой княжне, севшей возле дивана. Селека, затаив дыхание, посмотрела на лицо маленькой девочки и увидела два больших лучистых глазика, неестественно светло-голубых. Они были яркими, словно два драгоценных камня.
— Она… — Гвайр едва подбирала слова, чтобы выразить своё изумление. — Она светлая.
— Белая, — поправила её Аррага, стоявшая позади дивана. Женщина выглядела уставшей, лицо её осунулось и как-то побледнело. Но держалась волчья ведьма всё равно уверенно и гордо, с ровной спиной и благородно расправленными плечами, по которым струились тёмные кудри. Наконец, Аррага завершила свою фразу: — Она альбинос.
Селека изумлённо выдохнула. Она слышала о том, что такие необычные существа могут встречаться среди животных, но чтобы у людей — никогда. И вот теперь молодая княжна своими собственными глазами увидела настоящего альбиноса. Малышка казалась слабой и болезненной, но удивительно прекрасной, словно фарфоровая кукла. Даже реснички и едва заметные бровки у неё были белыми.
— В любой другой земле она бы непременно умерла, — пробормотал Беральд, облокачиваясь о спинку дивана, — или была бы убита своими же родителями. Я слышал, что кожа их очень нежная и не выносит солнца. К тому же, она стала бы белой вороной среди своих сверстников.
— Но не тут, — Хильда уверенно улыбнулась, и усталость с её лица вдруг на мгновение исчезла. — Она прекрасна, Берд! Она… она… Я уверена, из всех Четверых её спас именно Белый Медведь. Посмотри на неё, брат! Это знак. Знак, что боги хранят и оберегают нас. Она дочь Белого Медведя.
— И Белого Волка, — усмехнулся Кован, вспоминая про прозвище Кольгрима. — И ещё твоя любимая шкура…
Медведи улыбнулись. Сатарны всегда любили белый цвет. Он олицетворял чистоту, бескрайние снежные края и сам Север. Именно потому знамя Медвежьего плато представлял собой чёрного медведя на белом, как свежий снег, фоне. Улвиры недалеко отошли от них — только их полярный волк словно нёсся по кроваво-красному полю.
— Как ты её назовёшь? — шёпотом спросила Селека, заметив, что девочка на руках у Хильды уже уснула. Спящей она казалась её прекраснее.
Осторожно прижав к своей груди уснувшее дитя, молодая волчья княгиня улыбнулась. Она думала лишь над мужскими именами и совершенно не готовилась, что первым её ребёнком будет девочка. Кольгрим наверняка куда более был бы рад наследнику, но и эта малышка мгновенно завоюет его любовь. Она действительно была особенной, это ощущалось в каждом её движении, в каждом вздохе.
— Аррага, — позвала Хильда, оборачиваясь к волчьей ведьме. Та всё ещё стояла рядом с Беральдом и тут же кивнула княгине головой. — Аррага, а как на волчьем языке будет «Белый Медведь»?
— Рокхал, моя дорогая. А в чём дело?
Хильда расплылась в широкой улыбке и, прикоснувшись своими пухлыми губами к белому лбу дочери, прошептала:
— Пусть её будут звать Рокхалан, Белой Медведицей. И пусть боги хранят её и оберегают, как сегодня, когда это прелестное дитя появилось на свет.
Селека почувствовала, что сама уже не может сдержать улыбку. Устало улыбнувшись, девушка склонила голову и мысленно обратилась к Свету. Пусть и он хранит это дитя. Быть может, из неё тоже вырастет храбрая воительница, и когда-нибудь юная Рокхалан Улвир станет паладином, адептом Нового учения. А может, она превратится в прекрасную даму, и князья Севера будут биться на турнирах, лишь бы удостоиться её внимания хоть на несколько секунд. Но одно Селека знала точно — о Белой Медведице, прелестной Рокхалан будут слагать песни и легенды, и этот день, когда она появилась на свет, войдёт в историю. Пройдёт ещё много времени, прежде чем Селека узнает, какой путь изберёт маленькая княжна. Быть может, к тому времени у Гвайр у самой уже будут дети. Время неумолимо бежало. Когда-нибудь и её, молодую княжну Леопардов, выдадут замуж за какого-нибудь князя, и она уедет к нему, покинув родной дом, друзей, близких и родных.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
