этом с тетушкой.
– Сколько тебе тогда было лет?
– Еще не сравнялось шестнадцати, но какое это имеет отношение… Впрочем, не говорите. Я и так понимаю, что была еще слишком глупа и многого не понимала.
– Вот именно. Возможно, корыстный интерес у твоей тетушки и имелся, но вряд ли она убивала твоего отца намеренно. А помощник аптекаря вряд ли знал, чем болен мастер Гастон, потому и удивился…
– Может быть, вы правы, – кивнула я.
– Кузина твоя, должен сказать, очень миловидна, – добавил он вдруг ни с того ни с сего.
– Да, сударь, не чета мне, – улыбнулась я. – Правда, она в глубокой печали: тетушка собирается выдать ее замуж.
– Это трагедия, – согласился герцог. – И подай мне наконец флакон! Болтовня, конечно, отвлекает, но не до такой степени.
Спорить с ним не было смысла – он и сам мог встать и взять лекарство, поэтому я повиновалась. Действительно – всего две капли…
– Вас лихорадит, – сказала я. – Может, в рану попала грязь?
– По-твоему, я не видел ран? – в тон мне ответил он. – Чушь, заживет, и не такое бывало.
Я вспомнила шрам у него на затылке и вздохнула.
– Меня больше интересует, почему взбесился конь… – проговорил герцог. Видно, подействовало лекарство, и ему стало легче. – Браста я взял жеребенком, сам обучал, сам выезживал. Он не дается в руки чужим, если я не прикажу…
– Как собака, – не удержалась я.
– Именно. Он и сражаться умеет, – усмехнулся герцог. – Бывало и такое… А что такое разъяренный жеребец, думаю, ты можешь представить.
– Пожалуй, могу, – кивнула я. – А не могло это быть покушением?
– Кажется, ты перечитала романов.
– Ну ведь не все в них выдумки, сударь. Отчего не может случиться так, что кому-то очень не по нраву ваше влияние на его высочество? Вы сами сказали, что доверяет принц только вам. Ну и отцу, я полагаю, но…
– Ты, должно быть, уже выспросила соседских кумушек о том, кто я таков? – без улыбки спросил он и сел прямо.
– Не кумушек, – ответила я. – Но вы правы, я… поинтересовалась. И…
– Его величество сам отдал сына мне в руки, – негромко произнес герцог. – Мне тогда сравнялось девять, а Феликс едва родился. Больше я ничего не скажу. Ты и так уже знаешь слишком много.
– Простите, сударь…
– За что? Это вовсе не тайна. При дворе все обо всем знают, но предпочитают помалкивать. Сама понимаешь почему.
– Может быть, кому-то надоело помалкивать? – не удержалась я. – Говорю ведь, вы всегда рядом с принцем, он слушает вас как старшего товарища и брата… нет, постойте, не перебивайте! Неужто он не знает, что вы братья? Если при дворе все осведомлены об этом, то принц не мог не узнать! Тем более вы очень похожи на его величество…
– Он знает, конечно… – Герцог запрокинул голову, глядя в потолок. – Правда, делает вид, будто даже не слыхал ни о чем подобном.
– А решает за него отец. И вы, верно?
– Да. Только не надо придумывать глупостей о том, что Феликсу надоела наша опека. Может быть, и надоела, но ему так удобно: пока живы его отец и я, ему не о чем беспокоиться. И его величество знает, что при мне с принцем ничего не случится.
– Так, может, кому-то нужно, чтобы нечто случилось с принцем? Когда вас не окажется рядом? Нет-нет, – я подняла руки, – вы снова скажете, что я начиталась романов, но… Я ведь не о покушении говорю. Вы не забыли об Элле? Его высочество ведь снова может проехать мимо нашего колодца, а вас не будет поблизости. Я не представляю, что может сделать та фея, клянусь, но вдруг принц позабудет обо всем при взгляде на Эллу?
– А вот это уже ближе к истине, – подумав, сказал он. – Должно быть, колдунья может заставить послушного коня ни с того ни с сего вздыбиться и понести. Сбрую проверили, она в порядке, под седлом ничего не было… Не иначе, в самом деле волшба! Надо вставать, иначе не могу представить, во что это выльется…
– Не торопитесь, сударь, – попросила я. – Я… я попробую что-нибудь сделать. Не знаю, получится ли, но я постараюсь.
– Хорошо, – кивнул он.
– Мне пора. Вот туфелька, спрячьте…
– А вот кошелек, прибери, – сказал герцог, а я и не подумала отказываться. Кошелек оттягивал карман передника приятной тяжестью. – Действуй. Пока я не могу присматривать за Феликсом, хоть ты пригляди за Эллой. Можешь утопить ее в колодце, я не опечалюсь.
– Опечалится весь квартал, сударь – где воду-то брать прикажете? – не осталась я в долгу. – Вот на речке – дело другое, пойдем белье полоскать, и… Зимой особенно хорошо – раз, и ушла под лед. Даже если вытащат, все одно заболеет.
– Неужто…
– Слыхала, сударь, был такой случай. Жена разлучницу в прорубь столкнула.
– Пока обойдемся без крайних мер, – серьезно сказал герцог. – Ты… Да, ты умеешь писать, я помню, но не нужно записок. Приходи, будто от своей госпожи – это ты удачно солгала, никто не удивится.
– А если меня кто-то узнает? Лицо приметное, а у слуг языки длинные, мне ли не знать!
– А что, я не мог влюбиться в твою кузину? Она была на балу, она миловидна, а я всегда был не прочь приударить за хорошенькой девицей!
– Конечно, сударь, как скажете, – кивнула я. – Если что-то случится, я приду немедля.
– Я прикажу, чтобы тебя впускали без вопросов. А теперь иди, не то тебя хватятся. Ну а мне, – он мрачно вздохнул, – нужно прилечь… Скорей бы уж зажила эта дрянь!
– А можно мне зайти на конюшню? – спросила я по наитию.
– Зачем?
– Посмотреть на вашего коня. Ну…
– Опять волшебство? – сощурился он. – Что ж, пока от твоих чар никому не стало худо. Выйдешь во двор – скажи Сиду, что я велел отвести тебя к Брасту.
– Сид – это мальчик? Он тут у дверей на скамеечке сидит, я думала, он у вас на посылках… Или вы о камердинере?
– Мальчик, – недоуменно ответил герцог. – А что он забыл у моих дверей?
– Понятия не имею, сударь, просто сидит. Я попросила его принести воды, он сбегал… Я же не знаю, как заведено в вашем доме!
– Позови-ка его, – неожиданно оживился он.
Я выглянула за дверь и окликнула прикорнувшего в уголке мальчугана:
– Ну-ка, зайди!
– Что вы, туда нельзя… – прошептал он, протерев глаза.
– Его светлость велел тебя позвать, иди живее, пока он не разгневался!
Мальчик – ему было лет десять, вряд ли больше – все норовил спрятаться за моей юбкой, но я подталкивала его вперед.
– Ты Сид, верно? – спросил
