Мне ничего не остается, как провести какое-то время с этим дьяволом. Следую к мрачному кортежу, но прежде чем оказываюсь внутри автомобиля, меня останавливают. Мужчина в форме с отполированной лысиной, на которой красуется татуировка в виде штрих-кода, раскрывает передо мной дверцу. Уважительно кивает, жестом приглашая внутрь. Что ж, галантный мистер Хитмэн, не стану злить вашего хозяина. С этими мыслями забираюсь в просторный салон автомобиля, но он кажется просторным ровно до того момента, пока я не встречаюсь с хищным выражением лица Росси.
— Думаю, вам без меня будет слишком скучно, синьор Росси, — нарушаю напряженную тишину, аккуратно поправляя подол платья.
— В таком случае, тебе лучше не думать.
Кортеж трогается с места, и Рафаэль, достав небрежно сложенный галстук, снова накидывает его на шею. Время от времени я позволяю себе поглядывать на мужчину, и меня откровенно корежит от того, как безуспешно он сжимает намотанный на кулак галстук в попытке завязать его. Так и хочется вырвать из крепких рук жалкий кусок ткани и сделать все самой. Рафаэль раздраженно откидывается на спинку сиденья и запрокидывает голову, открывая моему взору горло. Моя грудь вздымается в такт движению кадыка, когда Росси сглатывает.
— Прекрати на меня пялиться, лучше помоги завязать эту чертову удавку, — рычит он, срывая с себя галстук. Грубый тон словно бьет хлыстом. Начинаю часто моргать и чтобы не показать выступивших на глазах слез, отворачиваюсь. — Ты оглохла?
— Удавку я бы с удовольствием вам затянула, а с галстуком справитесь сами.
— Смелая, значит?
— А чего мне бояться? Я не прислуга, чтобы выполнять ваши прихоти. Нужна помощь — попросите нормально.
Повернувшись, встречаюсь с его насмешливым прищуром. Неожиданно он резко меняет положение и рывком притягивает меня ближе.
— Не провоцируй меня, девочка. Я очень злой дядя, и тебе лучше не знать, что я с тобой сделаю за эту гребаную дерзость, — снова рычит, обдавая мою кожу горячим дыханием. Пытаюсь выдернуть руку из плена его мощной пятерни, но все напрасно.
— Одной рукой я навряд ли справлюсь. — Забираю у него галстук, и дьявол, наконец, ослабляет хватку. На месте, где секунду назад кожу разъедало от жесткого прикосновения, образуется колючий браслет мурашек. — Сядьте ровнее.
Нервно повожу плечами, пока сама принимаю удобную позицию, а Росси подается вперед. Вобрав в легкие спасительную порцию кислорода, я перекидываю галстук через голову мужчины и ловкими движениями начинаю завязывать его на крепкой, жилистой шее. Не спеша продеваю широкий конец в созданную петлю, формируя красивый узел. На миг удивляюсь собственному спокойствию, пока не замечаю, как пристально он следит за каждым моим движением, отчего я нервно сглатываю и затягиваю галстук как можно туже. Рафаэль дергает подбородок вверх и, прочистив горло, прилипает голодным взглядом к моим губам.
— Готово, — сообщаю охрипшим голосом.
Росси медленно ослабляет галстук и, дернув плечами, расслабленно откидывается на сиденье.
— Впечатляет.
Его высокомерие меня поражает, и я не сдерживаю презрительную ухмылку, скрещивая руки на груди и отворачиваясь к окну. Самый настоящий сноб!
Мы подъезжаем не к дому, как я ожидала, а к расположенному на скале ресторану. Отсюда открывается завораживающий вид на закат: яркое солнце медленно садится за горизонт, окрашивая море во все оттенки красного. Создается впечатление, будто оно охвачено огнем. Я как зачарованная бреду на открытую площадку и опираюсь руками на широкую изгородь, за которой виднеется резкий обрыв в пугающую бездну.
— Идем, — врезается мне в спину очередной приказ Рафаэля.
— Я дождусь Матвея, — решительно заявляю, не удостаивая его даже взглядом.
— Не переживай, такая стерва, как ты, уж как-нибудь справится с парочкой итальянцев.
Прикрываю веки и шумно выдыхаю.
— Мне кажется, — поворачиваюсь лицом к этому мерзавцу, — вы переходите границы дозволенного, синьор Росси. Я не намерена терпеть ваши оскорбления.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Границы дозволенного? Я тебя разочарую: у меня их нет.
— Ну конечно, с таким количеством денег вам дозволено все! Именно поэтому вы допускаете подобное хамство по отношению к девушке?
— Я допускаю ровно то, что вы заслуживаете, синьорина. Не получится натянуть на себя ангельский нимб, дьявольские рога мешают.
Я закипаю, словно лава в вулкане, а ладонь зудит, требуя встречи с щекой этого наглеца, но нас прерывает звук мужского спора. Повернувшись, я замечаю Матвея, которого явно что-то не устраивает. Он так резко и грубо жестикулирует, что складывается ощущение, будто он сейчас ударит своего собеседника. Я тут же рвусь в их сторону, но меня останавливает крепкая хватка на предплечье.
— Зайди в ресторан и жди там, — жестко чеканит Рафаэль.
— Отпустите! Не смейте меня трогать! — Не скрывая раздражения, дергаю рукой и повторяю это до того момента, пока он не выпускает меня. Нервно поправляю платье и вскидываю подбородок, с вызовом всматриваясь в глубину темных глаз. — Я зайду внутрь только с Матвеем, — уже сдержаннее выдаю, глядя в искаженное от ярости лицо, и замечаю, как напряженно Росси сжимает свою челюсть.
— Baldo, raccapezzarsi[1], — злобно рявкает Рафаэль лысому Хитмэну со штрих-кодом на голове и едва заметно кивает туда, где разгорается спор.
Балдо, напоминая машину для убийств, незамедлительно бросается вперед. При этом так грациозно движется, что невольно хочется понаблюдать, как умело он скручивает оппонента Матвея в баранку, пока того успокаивают два других охранника Рафаэля. Что, блин, за день-то такой сегодня!
— Воу, — присвистывает жених, наконец, заметив меня, и стремительно приближается к нам, — малышка, ты просто космос.
— Спасибо, — сухо отвечаю. — Может, объяснишь мне свое поведение? — добавляю вполголоса, когда Мот притягивает меня к себе за талию. Однако он горячими губами прерывает не успевшую вырваться гневную тираду. В каждом движении его языка чувствуется агрессия. Он дезориентирует меня безумным напором, и растерянность не позволяет мне оттолкнуть его сразу. — Матвей, прекрати, — шепчу ему в губы. — Где ты вообще был? Кто этот мужчина?
— Я с удовольствием решу наш конфликт, но только тогда, когда мы приедем домой и останемся наконец-то вдвоем. А пока… — Мот отстраняется и, встретившись взглядом со своим отцом, разражается смехом. — Па, зачем так укоризненно смотреть, мне ведь уже давно не семнадцать.
— В том-то и дело, в твоем возрасте пора бы научиться делать это нормально, а не как слюнявый щенок.
— Отец, не заводись, сегодня все погорячились, давай расслабимся, а завтра уже поговорим с тобой как цивилизованные люди.
— Rilassarsi? Puoi permettertelo. Ora mi occupero ' dei tuoi affari[2], — спокойно произносит Рафаэль и, увидев, что сын понял, на чьей стороне превосходство, вальяжно покидает нас.
Я понятия не имею, что он сказал Матвею, но судя по побледневшему лицу, что-то не очень хорошее.
— Матвей, что происходит? Мне все это не нравится…
— Мне тоже, — раздраженно цедит он и, взяв меня за руку, утягивает за собой. — Идем. Мои родственники не любят ждать.
Впервые вижу его таким нервным.
Мы заходим внутрь элегантного здания, и я теряюсь в огромном зале. Внимание привлекает сцена с музыкантами, и живая мелодия красивыми переливами с первых аккордов затягивает меня в свой омут. Я замираю и просто наслаждаюсь тем, как высокие ноты играют на струнах моей души, заглушая ненужные переживания. В результате они сами по себе угасают.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Да, танцы и музыка не оставляли меня равнодушной с самого детства, в школьные годы я даже посещала танцевальный кружок. Но с возрастом меня стали интересовать только страстные танцы, где есть обжигающее взаимодействие тел, где партнеры сливаются в единое целое и где звучит безумство чувственной инструментальной мелодии. Но после травмы, полученной на одном из конкурсов, я не вернулась в мир танцоров. Это была первая мечта, которую я позволила похоронить своим страхам.
