Эвелина откинулась на спинку стула.
– В наш Центр практически не приходят мужчины, – призналась она, – а с такой просьбой и вовсе обратились впервые. Боюсь только, вы явились зря!
– Почему? Дайте мне координаты этой Ани!
Эвелина вынула из ящика стола сигареты.
– Сейчас попробую объяснить. Наше учреждение уникально, подобного ему в России нет. Мы существуем на деньги человека, который пережил в детстве трагедию. Подробностей я не знаю, но Иван Павлович…
Я вздрогнул.
– Что?
– Иван Павлович, так зовут нашего основателя, – пояснила Эвелина, – вырос, выучился, поднял бизнес, нынче очень богат и милосерден. Иван Павлович не хочет, чтобы кто-то повторил его детство, поэтому и построил Центр. Мы пытаемся спасти многих детей. Конечно, судьба тех, кто попал в приюты, незавидна, но, Майкл, вы даже не представляете, какое количество женщин убивает младенцев! Мы даем объявления в бесплатных газетах, создали сайт в Интернете, просим мамаш: если вы хотите избавиться от новорожденного, отдайте его нам! Мы работаем круглосуточно, можно прийти, положить сверток с ребенком в приемник на стене, позвонить и уйти, не дожидаясь нашего сотрудника.
– Короб, – вырвалось у меня, – вот о чем вела речь Елена, когда говорила, что Нина не поместилась в некий ящик из-за толстого одеяла! Моя жена имела дело с вашей сотрудницей Аней, очевидно, вызвала ее звонком. Можно мне побеседовать с этой женщиной?
– Нет, – возразила Эвелина.
– Но почему?
– В Центре нет человека с именем Анна, – пояснила дама, – следовательно, Лена обращалась не к нам. Сюда не поступала Нина Чижова!
– Только что вы сказали, такой Центр в России один.
– Да, – согласилась Эвелина, – попробуйте понять, мы не требуем документов, если женщина оставляет ребенка, она его более никогда не увидит. В большинстве случаев сюда подкидывают малышей, рожденных тайно. Но иногда при ребенке есть записка с именем или какой-нибудь документ, ну, допустим, медкарта. И тогда мы регистрируем подопечного под его именем, нового не придумываем. Если крошку забирают в семью, приемные родители дают ей свою фамилию и, как правило, другое имя. Если вы утверждаете, что при девочке имелась медкарта с указанием, что ее зовут Нина Чижова, мы бы ее так и внесли в список. Но таких подкидышей нет и не было. У нас строго соблюдают правила. Господин Подушкин немедленно выгонит тех, кто непорядочен.
– Кто? – севшим голосом поинтересовался я.
– К сожалению, в Центр иногда приходят на службу не очень добросовестные…
– Нет, нет, кто их выгоняет? – невежливо перебил я даму. – Вы только что назвали фамилию.
– Ах да, – смутилась Эвелина, – это моя оплошность, наш основатель, Иван Павлович Подушкин, очень скромен! Он настоятельно просил не упоминать его имени! Как у меня это вылетело? Могу оправдаться только изумлением от вашего прихода! Поверьте, вы первый мужчина, пожелавший вернуть в семью ребенка от первого брака!
– Как его зовут? – тупо переспросил я. – Сообщите имя отца-основателя.
– Иван Павлович Подушкин, – нехотя повторила Эвелина.
Глава 10
– Это имя кажется мне хорошо знакомым, – пробормотал я.
Эвелина окинула меня оценивающим взглядом:
– Сомневаюсь, что вы встречались! Иван Павлович, как я поняла, ведет крайне замкнутый образ жизни.
– Значит, Подушкин, – я попытался прийти в себя, – да еще Иван Павлович, удивительное совпадение.
– С кем? – заморгала Эвелина.
Я кашлянул и, напустив на себя равнодушный вид, сказал:
– В свое время вместе со мной в Литературном институте учился Ваня Подушкин, между нами говоря, абсолютно бесполезное существо, сын писателя, крайне избалованный, несамостоятельный парнишка. Я подумал было, что это он основал ваш Центр, и даже захотел встретиться с бывшим одногруппником. Жизнь нас раскидала, после получения диплома мы не виделись. Но сейчас я понимаю – ошибся, тот мажор никак не походил на будущего бизнесмена!
Эвелина откинулась на спинку кресла.
– Я здесь работаю меньше года и никогда не виделась с Иваном Павловичем, краем уха слышала, что он давно живет за границей.
Я закинул ногу на ногу.
– Понимаете, тут такое обстоятельство: меня в детстве рано лишили родителей, я воспитывался в чужой семье. Ничего плохого об опекунах не скажу, ужасов я не испытал: меня не били, не морили голодом, но у них было еще трое детей, родных, кровных.
– Понимаю, – сочувственно кивнула Эвелина.
Я обхватил руками колено и полетел на борзом коне лжи через овраги и колдобины беседы.
– Именно учитывая свой детский опыт, я и захотел отыскать Нину. Личное страдание делает нас более чуткими к переживаниям других людей. Но сейчас я послушал вас и понял – помогать надо глобально. Признаюсь, я не бедный человек, просто не считаю нужным демонстрировать материальный достаток, никогда, например, не надену часы за сто тысяч долларов, удовлетворюсь скромными за умеренную сумму. В Атланте у меня хорошо налаженный бизнес, и я давно уже подумывал о благотворительности. Но, извините меня, недолюбливаю всяческие фонды. Они берут у людей деньги, строят для себя офисы, нанимают кучу сотрудников, и возникает странная ситуация: помощь оказывается не больным или бездомным, а самой структуре на поддержание ее функционирования. Пожертвования превращаются в зарплату для тех, кто должен заботиться о несчастных, но вот последним-то перепадают крохи.
– У нас все не так! – возмутилась Эвелина. – Мы не имеем шикарного здания и не ставим дело на поток. Для нужд Центра переоборудовано помещение старого типового детского сада, ранее тут было ведомственное учреждение, от какого-то тихо умершего предприятия. В одном крыле у нас палаты для новорожденных, иногда в них пусто, иногда густо! Наплыв детей случается в марте – апреле, в этом году даже места не хватило, поставили две кроватки в моем кабинете, хоть это против всяких правил.
– Почему именно весенние месяцы? – поразился я. – Разве дети не появляются на свет в течение всего года?
Эвелина грустно улыбнулась:
– Те, кто родился в марте, были зачаты в июне – лето, отпуск, море, случайный роман. Ясно?
Я кивнул.
– Обычно мы знаем, куда уйдет малыш, – продолжала Эвелина, – есть лист ожидания. Но иногда малютка задерживается, поверьте, уход за ними наилучший, здесь работают педиатры и медсестры сменно, круглосуточно. А во втором крыле у нас семейный детский дом, там живут взрослые ребятки, их тут сейчас восемь, самого разного возраста, младшему пять, старшей шестнадцать. Кроме того, оборудовано несколько комнат для женщин, терпящих насилие в семье. Конечно, это капля в море, если учесть размеры Москвы, но все лучше, чем ничего! Знаете, сколько в столице добрых людей? Нам многие помогают бескорыстно, спонтанно становятся друзьями, даже в милиции есть сердобольные сотрудники! И мы никогда не берем деньги в конвертах! Договариваемся с благотворителями иначе. Одна фабрика шьет нам белье для новорожденных, другая регулярно поставляет одежду старшим детям, а наших школьников приняли в отличную гимназию, тут недалеко. Абсолютно бесплатно.
– Вы даете приют новорожденным, а потом подыскиваете им новую семью?
– Верно, – кивнула Эвелина.
– Откуда тогда школьники? Неужели их тоже приводят одинокие матери?
– У каждого своя история, – вздохнула женщина, – и мы стараемся помочь всем, ищем приемных родителей.
– Я готов встретиться с Иваном Павловичем Подушкиным и обговорить с ним размер моей материальной помощи, – воскликнул я.
– Спасибо, – кивнула Эвелина, – но господин Подушкин ни с кем не встречается, я могу через пару дней сказать, что нам сейчас нужнее всего. Вы купите и пришлете. Как я уже говорила – никаких денег!
– Наверное, у вас есть и юристы? – Я решил заехать с другой стороны.
– Конечно, – согласилась Эвелина, – все действия осуществляются по закону, никаких трений ни с Уголовным кодексом, ни с налоговой. Кстати, в нашей районной инспекции работают замечательные женщины, столько добра для Центра сделали. Напомните, как зовут девочку вашей жены?
– Нина Чижова, – быстро сказал я.
Эвелина протянула руку, взяла «мышку» и спустя пару минут сообщила:
– Нет, такой не было. Абсолютно точно. Хоть я и полагаюсь на свою память, но все же проверила!
– Не может быть, – упорствовал я, – у Елены в дневнике четко указан ваш телефон и имя сотрудницы – Аня.
Эвелина оторвала взгляд от экрана.
– Либо ваша жена что-то перепутала, либо ее обманули, кто-то прикинулся работником Центра. Вопиющий факт!
– Я готов отдать большую сумму за адрес семьи, в которой проживает Нина, – гнул я свою линию. – И очень хотелось бы потолковать с Иваном Павловичем Подушкиным, чем больше о нем думаю, тем яснее понимаю – это мой студенческий приятель.
Эвелина развела руками:
