— Так что же мы будем делать? — повторил Владик. — Мне еще надо к Лешке…
В это мгновение на столе зазвонил телефон.
— Включили! — закричали Владик с Верой, одновременно схватившись за трубку.
И правда, это звонили с телефонной станции, чтобы сказать, что аппарат, который вчера установили, включен в сеть.
— Что бы теперь такое… а, ребята?.. — начал Владик.
— Придумала! Ну и будет сейчас!.. — От нетерпения Вера даже не договорила и принялась набирать номер телефона.
— Что ты придумала? — спросил я.
— То, что ты сейчас разыграешь Лешку!
Я не успел даже возразить, как Вера, изменив голос на писклявый, выпалила в трубку:
— Лешу Лодкина!.. Вы Лодкин? Кисловодск вас вызывает. Абонент, не отходите от аппарата! Соединяю! — И Вера притиснула трубку к моему уху.
Я понял, что задумала Вера. Она хотела, чтобы я поговорил с Лодкиным голосом Анны Аркадьевны, нашей преподавательницы русского языка и классной руководительницы. Но я не подготовился к розыгрышу и не знал, что скажу Лодкину. Я помнил только, что ему предстоит переэкзаменовка по русскому и, значит, надо Лешу спросить, как у него дела с грамматикой. О чем бы еще могла спросить его Анна Аркадьевна, я не представлял.
— Здравствуй, Лодкин, — сказал я неторопливым, слегка певучим голосом Анны Аркадьевны.
Анна Аркадьевна очень молодая, но голос у нее взрослее, чем она сама. А возможно, это она с нами старается говорить пожилым голосом, чтобы дисциплина в классе была лучше, — не знаю.
— Здравствуйте, Анна Аркадьевна! — закричал Лодкин не то обрадованно, не то испуганно. — Мне вас очень хорошо слышно!
— Ну, как у тебя дела с грамматикой? — спросил я.
И это у меня получилось так похоже на Анну Аркадьевну, что Вера в восторге запрыгала по комнате, а Владик выскочил хохотать в коридор.
Лодкин ответил, что вчера был в школе и писал тренировочный диктант.
— А как ты думаешь, ты сделал в нем ошибки? — спросил я.
Такой вопрос вполне могла задать Анна Аркадьевна.
— Наверно, сделал, — ответил Лодкин печально. — Боюсь, что сделал, Анна Аркадьевна.
Как дальше продолжать разговор, я просто не знал. Мне не приходило на ум ничего подходящего, но так как молчать было нельзя, я задал Лешке вопрос, которого Анна Аркадьевна, конечно, не задала бы:
— А скажи мне, Лодкин, как ты думаешь: каких ошибок в диктанте ты совершил больше — грубых или негрубых?
Должно быть, моя дурацкая фраза озадачила Лешку, потому что он некоторое время тяжело дышал в трубку. Наконец он ответил:
— По-моему, у меня больше негрубых ошибок… Мне кажется…
Мне стало жаль Лешку, захотелось подбодрить его, и я сказал:
— Я уверена, что ты выдержишь переэкзаменовку как следует. Совершенно не сомневаюсь. Уделяй только побольше внимания правилам. Заглядывай почаще в орфографический словарь. И все будет хорошо, вот увидишь. Ты вполне можешь написать на четверку, Лодкин. Я желаю тебе успеха, и я в тебе уверена!
Не знаю, была ли в эту минуту уверена в Лешке Анна Аркадьевна там, в Кисловодске, но, по-моему, и она, если бы услышала, до чего Лешка печальный, решила бы его подбодрить.
— Спасибо, Анна Аркадьевна, — сказал Лешка. (Я никогда еще не замечал, чтобы у него был такой взволнованный голос.) — Теперь я… Мне ребята тоже говорили, что я могу выдержать, только я… А раз вы говорите, то, значит… я, может, правда выдержу! Большое вам спасибо, Анна Аркадьевна! Вообще…
— За что же, Леша? — спросил я, едва не забыв, что изображаю Анну Аркадьевну.
— За то, Анна Аркадьевна, что позвонили… Время не пожалели. Я очень… Анна Аркадьевна! Вот что я спросить хочу, — вдруг вспомнил он, — вводные слова в предложении всегда запятыми выделяются? Я в диктанте выделил.
Этот совсем неожиданный вопрос меня затруднил. Дело в том, что за лето я позабыл некоторые синтаксические правила. Я никак не думал, что сейчас, в каникулы, они мне зачем-нибудь понадобятся.
— Видишь ли, Лодкин, — промямлил я с таким сомнением, какого у педагога быть не должно, — все зависит от случая, понимаешь ли… Правила без исключений бывают редко, так что…
Тут, к счастью, Вера заметила, какой у меня стал нерешительный тон, и затараторила в трубку:
— Ваше время истекло! Заканчивайте разговор! Истекло ваше время! Разъединяю вас!
Когда я положил руку на рычаг телефона, Вера и Владик захлопали в ладоши.
Но я был не особенно доволен собой. Мне и раньше приходилось подражать голосам других людей — например, в школе во время перемены я «показывал» иногда ребятам нашего учителя физкультуры или чертежника. Но тогда это была просто шутка и мне нравилось видеть, как все ребята смеются. А сейчас получилась путаница.
— Надо объяснить Лешке, что я его разыграл, — сказал я, — а то он… — И я потянулся к телефону.
Но Вера отвела мою руку:
— Хорошо, скажешь ему, скажешь, но только не сейчас. Завтра скажешь, ладно? Или, еще лучше, мы с Владиком ему скажем. Вот он удивится, представляешь?
Владик тоже стал меня уговаривать подождать до завтра. Он сказал, что завтра все равно зайдет к Лодкину, потому что следит за его занятиями, и заодно уж ему все объяснит. В конце концов я согласился.
II
Наутро я проснулся оттого, что кто-то орал мне прямо в ухо:
— Над кроватью, Володя, — суффиксы прилагательных, над столом приставки висят, а в простенках — причастия снизу доверху!.. Доброе утро!
— Какие причастия? Доброе утро! Почему в простенках? — крикнул я, спросонья немного перепугавшись.
— Как — какие? Слева — действительные, а справа — страдательные. Столбиками.
Я открыл глаза и увидел Владика.
— Да проснись же, Володька! — снова закричал он. — Лешка взялся за ум, понял?
— А, так ты был у Лодкина? — догадался я.
— Дошло все-таки. А где же еще!
— Удивился, наверно, Лешка, когда узнал, что это я его вчера разыграл? — спросил я.
— Он-то, наверно, так бы удивился, что и представить нельзя, — сказал Владик, — только я ему, конечно, ничего не сказал. Сам понимаешь…
— Ничего не понимаю! — перебил я его. — Как же, когда…
Но тут Владик тоже меня перебил:
— Слушай, это даже спящий поймет! Со вчерашнего вечера Лешка стал заниматься на совесть. После твоего звонка он решил обязательно выдержать переэкзаменовку. Хочешь, чтобы ученик нашего класса остался на второй год?
— Если хочешь, тогда иди к нему и расскажи, что вчера разыграл, — добавила Вера, появляясь на пороге.
Я вскочил с постели и сказал, что мне нужно подумать.
— Думай, — согласился Владик, — а мы пойдем отнесем Лешке орфографический словарь. Думай…
Я остался один.
Лешу Лодкина я знал давно.
Он был известен не только в нашем классе, но и в параллельных. О нем говорили на сборах звена и отряда, на родительских собраниях и на педсовете. Я думаю, что о нем слышали и в роно.
Леша Лодкин делал огромное количество ошибок в диктантах. Его диктанты хранились в методических кабинетах. Ему удавалось иногда сделать несколько ошибок в одном слове. Из-под его пера выходили часто слова совсем без гласных. Учителя говорили, что было бы лучше, если бы он делал ошибки на какие-нибудь определенные правила. Тогда с ними было бы легче бороться. Но, к сожалению, Лодкин совершал ошибки не на правила. Главное, Лешка даже не верил, что сможет запомнить все то, что нужно, и стать грамотным. Леша считал, что только случайно может написать диктант сносно. Поэтому запятые, например, он ставил без всякого разбора. Я видел однажды, как Лодкин расставлял их в уже написанном диктанте. Он обмакнул перо и, прошептав: «Была не была!» — принялся за дело.
То, что Лешка решил во что бы то ни стало сдать переэкзаменовку, было, конечно, очень хорошо. Я отправился к Лешке.
Мать Лодкина — она открыла мне дверь — сказала торжественно:
— Леша занимается! — У нее был праздничный вид.
— Володя, ты уж… — Лешка посмотрел на меня виновато и дружески. — Я сейчас с тобой разговаривать не буду и на улицу не пойду. Не обижайся, ладно? Дело, Володя, в том…
И он сказал, что должен теперь заниматься так много, как только может, потому что Анна Аркадьевна даже на отдыхе о нем не забывает и вчера звонила из Кисловодска.
— Может быть, она еще позвонит. Я ее тогда обязательно хочу порадовать, — сказал он. — Ведь она же может еще позвонить?
— Может, — ответил я, глядя не на Лешку, а на стену, увешанную суффиксами и приставками.
— Слушай, она сказала, что во мне уверена… — Лешка помолчал. — Я не могу провалить переэкзаменовку! Раньше бы мог, а теперь… — Лешка сжал кулаки. У него сильно заблестели глаза.
Я продиктовал Лешке страничку из хрестоматии, поправил ошибки и ушел, не сказав, что вчера разыграл его.
