У историков и теоретиков литературы сегодня практически искоренилась привычка к автоцензуре, а у учёных нового поколения она и не вырабатывалась. В притоке новых идей литературоведческое слово становится по-настоящему творческим.
Пройдя путь от первого пробного издания 1999 г. в словарной форме до нынешнего, третьего, книга обрела плоть учебника, сохранив преимущества словаря. Важнейшая цель издания – «разъяснить опорные теоретико-литературные понятия, представить их как систему, показать, как применяются понятия при анализе произведения, литературного процесса». Соответствующие термины вынесены в названия всех разделов учебника. Например: «Часть вторая. Литературное произведение. 3. Мир произведения. А. Объект изображения. Предметный мир. Время и пространство. Персонаж. Сюжет. Мотив. Психологизм. Пейзаж. Вещь. Деталь».
Изучая уникальность и универсальность писательского «я», студент отчётливее осознаёт своё я-в-мире. Творчество – это «способность создать то, чему нельзя научиться» (Кант). Однако человека, имеющего способности писателя и литературоведа, учить нужно, но только с помощью грамотно построенных учебников.
В качестве постоянной функции литературы в книге выдвинута эстетическая, из которой вытекает целостность произведения, когда «ни прибавить, ни убавить, ни изменить ничего нельзя, не сделав хуже» (Л. Альберти), а содержание и форма не рассматриваются отдельно друг от друга.
Авторы учебника признают сотворчество читателя, его участие в создании произведения здесь и сейчас. Читательские интерпретации, конечно, не равны по ценности – как, впрочем, и сами произведения, среди которых «открытые» (У. Эко) для интеллектуального развития читателя, то есть не позволяющие предсказать свои ходы, и шаблонные. Однако литературовед «всеяден» – ведь он анализирует, а не оценивает как критик: материал любого уровня интересен при исследовании литературного процесса.
Важно разграничение смыслов в тексте. «Введение в литературоведение» воспитывает стилевое чувство, в частности, учит выбирать синонимы. Имя Термин в древнеримской мифологии носил бог межевых знаков. Терминологическая синонимия – явление, которое нужно изживать, ведь термин должен быть однозначным и не иметь синонимов. Зачем языку, тем более научному, слова-дублеты, из которых одно явно лишнее? Но, к сожалению, синонимы у терминов есть, и их применение нередко контекстуально.
Л. Чернец в учебнике принадлежит краткий, но полный обзор отечественных словарей по терминологии литературоведения.
Уникальные структурные элементы в этом издании – рамочные. Перед каждым подразделом даётся перевод термина на английский, немецкий, французский языки, а также тезисный план материала. В конце подраздела – список литературы (при наличии общей библиографии, с немалым весом зарубежной).
Есть в этом издании и забавные факты – например, отклик Вольтера как адепта классицизма о «Гамлете» Шекспира: «Можно подумать, что это произведение – плод воображения пьяного дикаря».
Учебник используется не только в России, но и в странах СНГ и, уверена, нуждается в переводе на языки других государств.
Елена ЗЕЙФЕРТ, доктор филологических наук
Книги предоставлены торговым домом «Библио-Глобус».
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Мемуарная вытяжка
Библиосфера
Мемуарная вытяжка
ПРОЕКЦИЯ
Павел Фокин – автор проекта «Без глянца» издательства «Амфора», кандидат филологических наук, заместитель директора Государственного литературного музея по научно-методической работе.
– Зачем при невыносимом обилии мемуаров вокруг каждого из гениев русской литературы нужен мемуарный дайджест под названием «Без глянца»?
– Мне кажется, «дайджест» – не совсем точное слово. Дайджест – это информационный фастфуд для обывателя. Я же вижу своего читателя иным – внимательным, думающим, творчески отзывчивым и свободным, готовым к самостоятельному анализу и сочувствию. Если говорить о жанре книг в серии «Без глянца» – то это, скорее, некий экстракт мемуарной литературы, как говорят фармацевты, вытяжка. Он возник как ответ на, как вы справедливо заметили, невыносимое обилие разного рода информации, которая поглощает современного человека. Мемуарная литература, как и сама жизнь, перенасыщена разного рода второстепенными и третьестепенными подробностями и деталями (без которых рассказчику не обойтись!), мнениями, оценками, догадками. В их месиве порой теряется не только читатель, но и сам предмет рассказа. Я в своих книгах пытаюсь, насколько возможно, отфильтровать этот разнообразный «информационный мусор», оставив лишь то, что напрямую касается главного лица. И конечно, придать полученному остатку некую осмысленную форму. Книги серии «Без глянца» – не просто набор «очищенных» свидетельств, но сюжетно выстроенная и композиционно завершённая реконструкция личности. Кроме того, большой массив мемуарных текстов в советское время не переиздавался, множество ярких и выразительных свидетельств сохранились только на страницах периодики столетней (и более!) давности. Да и то, что издавалось, доступно порой только специалистам. В связи с этим можно сказать, что ещё одной целью серии является возвращение в культурный оборот забытых и затерянных фактов.
– А как бы вы определили жанр своих книг?
– Это, скорее, документальные романы особого типа, нежели традиционные жизнеописания великих людей, своеобразные литературные портреты, цель которых – показать личность избранного писателя с разных точек зрения. Выражаясь языком современного кинопроката, можно сказать, что читателю предлагается портрет классика в формате 3D. Облик, характер, особенности поведения и творческого процесса, свойства ума, привычки, склонности, взаимоотношения с окружающей средой, предметным миром, природой, родными и близкими, возлюбленными и друзьями, ключевые эпизоды биографии – всё это составляет динамичный сюжет книг. В них отсутствует линейность изображения, композиция их, скорее, носит характер концентрических кругов – разного диаметра и охвата, но идущих от одного центра – личности, которая показана и в её индивидуальном своеобразии, и в плане её отношений с социумом, и на фоне большого времени. Читатель видит героя как бы сквозь разную оптику: и в максимальном приближении, и на фоне исторического пейзажа.
– Название серии «Без глянца» – отсылка к Маяковскому: «…Навели хрестоматийный глянец». Но и в этом названии неизбежно возникает некая двусмысленность.
– Название, кстати, пришло от безысходности. Издатель предложил мне сделать книгу о Пушкине. Это должен был быть разовый продукт. Никто тогда и не помышлял о серии. Я был, наверное, стотысячным, кто выпускал книгу о Пушкине, и естественно, что выбор названий был крайне ограничен. Варианты вроде «Живой Пушкин», «Пушкин в жизни», «Пушкин глазами современников» и т.п. были попросту невозможны! И вдруг в какой-то момент выскочило: «Без глянца». И так прижилось. И даже вытянуло вдруг целую серию. Её, кстати, углядел в «Пушкине» именно издатель – Вадим Назаров, которого я охотно готов считать соавтором этого «проекта» (равно как и научного редактора серии Евгения Трофимова). Некоторых действительно смущает название. Почему-то иногда серия воспринимается как некая гламурная жёлтая история. Хотя, наоборот, глянец как раз и есть жёлтая история. И каждой своей книгой я протестую против такого отношения к людям, чьи имена и судьбы дороги русской культуре. Разоблачать их я не имею ни права, ни охоты. Кстати, это не только моя позиция, но и позиция издателя, которая, в частности, нашла отражение и в оформлении книг, где главный цвет – белый. «Без глянца» – это и без грязи.
– Сколько уже выпущено книг в серии?
– Четырнадцать томов. Первым был Пушкин. Потом Достоевский, которым я занимаюсь много лет. А дальше – Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Чехов, Бунин, Блок, Гумилёв, Маяковский, Цветаева, Ахматова, Булгаков, Твардовский.
– Какая книга оказалась для вас самой сложной?
– О Твардовском. Советские мемуары, тем более мемуары о «писательском генерале», носят очень специфический характер. Они написаны с большой оглядкой, каким-то плакатным, вымученным языком. Или уж так были отредактированы (воспоминания Трифонова, кстати, были полностью напечатаны лишь в перестройку в «Огоньке»). Сборник собирала вдова Александра Трифоновича, которая боготворила мужа и всячески хотела сделать его если не глянцевым, то бронзовым. Спасло меня издание дневников Твардовского, в юбилейный год выпущенных в виде двухтомника. И конечно, «Бодался телёнок с дубом» Солженицына. В итоге книга сложилась.
