остаткам от штамбеля, в хлам.
Я жестко расставил охотников вокруг предполагаемой лежки. Они послушно, как и должно быть, заняли указанные места.
Заяц повел себя странно. Он встал с лежки и сел, как бы полагаясь на совесть и милость «оргомадных дядей, вооруженных, как говорят, до зубов!». Мы подождали, но он не задал стрекача, столько обычного для косоглазых.
— Стреляю я! — крикнул Аив, заряжая тозовку.
— Давай, — согласился я, прикинув, что выстрел никому никаких образом, кроме зайца, не угрожает.
Аив припал на колено, тщательно прицелился и выстрелил. Пуля сухо шлепнулась в бревно. Заяц сидел, как ни в чем не бывало, только ухом повел в сторону щелчка.
— Спокойней, — посоветовал я, — не рви спусковой крючок.
Аив выстрелил снова, и снова промах.
— Не горячись, — сказал я, начиная нервничать: заяц не глиняный, задаст стрекача — стреляй его среди людей — то!
— Счас я его, — сказал Аив таким тоном, что заяц бы пог помереть и от страха. Аив долго целился и смазал! Промах.
Выстрел — промах, выстрел — промах! Промах, снова промах…
Мне захотелось крикнуть Аиву, этому мазиле, позорящему себя и нас в глазах восьмиклассника, что-нибудь оскорбительное, но я не посмел: бежать обратно двенадцать километров пешком — удовольствие не ахти какое.
Терпеливый заяц стал проявлять признаки беспокойства: его, видимо стал раздражать свист пуль. Он стал поглядывать в стороны, соображая, куда бы рвануть, чтобы не подставить свой бок под выстрелы наших с Мимихом «пушек».
— Стреляй, Мимих, — попросил я, прикинув, что ему выгоднее всего сделать это, обеспечивая наибольшую безопасность, но не зайцу, понятное дело. Мимих вскинул тулку, и заяц лег, чисто срезанный снопом дроби. К нему бросился восьмиклассник, а мы подошли к смущенному и злому Аиву.
— Ну что с тобой? — спросил я как можно душевнее.
— Тозовка плохая попалась?
— Сами же пристреливали, — пожал плечами Аив.
— Куда целился?
— Ясно, в головку.
— Почему мазал?
— Ума не приложу.
Мимих взял у Аива тозовку и громко расхохотался: ему не грозило бежать пешком, потому что машину водить никто из нас не умел. — Посмотри, сказал но мне, — прицел стоит на двести метров, а до зайца было от силы двадцать шагов…
Ход конем
Юмористический рассказ
Домоукрав, виноват, домоуправ Красавина, полная женщина с мягкой милой улыбкой, видела во всех снах… Что бы вы думали? Дачу? Конечно, ее, милую.
Нет, не ту, которую она недавно так удачно продала. Деньги что обижаться, содрала немалые.
Но раз дают, почему не взять? На базаре, как говорят умные люди, два дурака…
Честно говоря, новая дача у нее уже стояла, но что это за дача? Разве с другими сравнишь? Вон у Расческина — дача! У Фонова — дача! У Ступникова — дача! У них не дачи — произведения искусства! Продавать захотят — с руками оторвнут. народ не разучился красоту понимать и, главное, ценить. А у нее дача — на смех курам. Сруб, конечно, просторный, но опять из шпалы. Хорошее дело — шпала. Выпишешь два куба, а увезешь — двадцать. И никто не проверит, обидно даже. Другие вон вообще без выписки умудряются вывозить стройматериалы — и никому дела нет. Обидно, конечно, у тебя-то уплачено. Кровные денежки отданы. А они бесплатно волокут. Но лучше все-таки заплатить, воровать нехорошо, а заплатил — и спокойно на душе, документ в кармане…
Сруб-то просторный, и окна, и печь кирпичная, и мансарда в небо смотрит, и гараж под дачей. Только беда с отделкой: пиломатериалы, ох, дорогие! Не навыписываешься. А как без пиломатериалов? Без них словно без рук. Ни стены обшить, ни ограду вокруг дачи поставить, ни резьбу красивую под карниз пустить.
Нет, без пиломатериалов — ни туда и ни сюда!
Красавина сидела в конторе за канцелярским столом, и стул под ее солидной фигурой жалобно поскрипывал. «Неужели придется пиломатериалы выписывать? — лезли вот уже несколько дней в голову мрачные мысли. Конечно, я могу выписать, но ведь дорого, дорого!».
Это «дорого» колотило невидимым молотом по голове, кололо тупым шилом в сердце, холодными мурашками ползло по спине.
«Промблема. — прикусила они нижнюю губу. — Из промблем промблема! восемьдесят рубликов за кубик!».
Она не замечала, что в слово «проблема» впуталась лишняя буква «м», но кто из нас не грешен в русском свободном и могучем языке, особенно в его иностранных, иногда очень странных словах. Не слышала, о чем говорят входящие и исходящие люди, до нее не доносились раздражительные телефонные звонки. Она так увлеклась «промблемой», что упади сейчас где-нибудь стена одного из домов, не удивилась бы, не обратила внимания. Что там какая-то стена, когда дача «горит» из-за отсутствия пиломатериалов?
У Красавиной от напряженных дум гудело в голове, в серых глазах проскальзывали зеленые и оранжевые чертики, похожие на инфузории. Она искала выход из, казалось бы, безвыходных положений. Она знала, чувствовала, что нет безвыходных положений. Об это же ей говорил весьма многообразный и длительный опыт: кто ищет, тот всегда найдет. Все, что можно было найти, уже найдено другими, подобрано, увезено, превращено в штакетник, облицовку и прочие дачные детали. сама же она «нашла» лишним детский корт, точащий под окнами домоуправления. немного фантазии — и корт был превращен в стоянку для личных автомобилей, а ограждение из аккуратных дощечек было убрано «за ненадобностью», списано и увезено в неизвестном направлении. Одному богу известно куда. Может, на дачу, а может, уничтожено «путем сожжения». Люди-то не стараются разобраться, что к чему. украли? И ладно. Лишь бы не у меня. А то, что украли общественное, так это не мое, не жалко. Это наше, значит, ничье.
Вот ведь логика. А? наше, значит, ничье. Ну и ну…
А какие хорошие дощечки были, ровные да гладкие, сухие, как они пригодились. Жаль, мало!
Доски от списанной эстрады оказались еще лучше, потому что длиннее… Соображать надо: поставь эстраду туда, где она никому не нужна, то есть не на место, и все! Списывай. Ошибочка, мол, вышла, сносить, списывать надо. И спишут, и снесут. Кто что поймет, разберет: сознательная ошибка или случайная? «С миру по нитке, удачнику — дача, — соображала Красавина. Да, Архимеда был сюда. Вот, говорят, изобретательный мужик был. Землю и ту повернуть собирался. Да-а…Или Остапа Бендера… Тоже мастер на выдумки был, вдобавок Уголовный кодекс уважал, проходимец, не то что этот розовый поросенок Альхен… Стулья воровал, пошляк».
Красавина отлично знала, что воровать нехорошо, и никогда бы не решилась на это, предлагай ей хоть какие выгоды, хоть какие блага сули. «Что