Но они все-таки зачем-то решили выйти на площадь. Игра в «тайное общество» и секретную политику — продолжалась.
27 ОКТЯБРЯ 1982 ГОДА. СРЕДА. МОСКВА. 11.00
Местом сбора группы диссидентов выбрали станцию метро «Арбатская». Один из «хиппующих» детей-переростков с волосами, выкрашенными зеленкой, весомо посоветовал участникам демонстрации несколько раз пересесть с одной линии метро на другую, чтобы оторваться от слежки. Другой «подпольщик» посоветовал одеться в какую-нибудь одежду похуже — так проще будет убегать от «мусоров». К тому же, по его словам, гэбэшни-ки могут подогнать пару пожарных машин и разгонять митинг с помощью брандспойтов, что им стоит?
Долговязый парень с горящим взором и наголо бритой головой, по кличке «Лысый» принес охапку красных гвоздик, которые «диссиденты» намеревались возложить к памятнику Минину и Пожарскому. Полноватый, неряшливо одетый парнишка с широкой провинциальной физиономией пообещал «после
акции всех угостить пивом». Рыжеволосая девица активно рассказывала другой, видимо, подруге, «технологию плетения бисерных браслетов и прочих фенечек». Зачем этим детям-переросткам еще и политика?
Но они все же решили выйти на площадь.
Однако самых главных диссидентов, руководителей «тайного политического общества», не было! Именитых подпольщиков ждали, ждали... И когда уже стало ясно, что они не придут, (наверно, что-то страшное случилось, возможно, «гэбэшники» их уже засадили в кутузку!), «диссиденты» решили двинуться на митинг самостоятельно.
Желтые осенние листья, сорванные порывом ветра, летели на тротуар. В хрустальной чистоте морозного воздуха отчетливо раздавался стук каблуков чьих-то торопливых ножек, разбивающих лед, затянувший тончайшим панцирем лужицы. По брусчатке Старого Арбата толпами шли зеваки. Старинную московскую улицу вновь сделали пешеходной, стараясь вернуть ей исторический облик, и люди потянулись сюда целыми толпами — отдохнуть от дел текущих. Вольные художники карандашами типа «пастель» предлагали за считаные минуты создать портрет любого желающего. Молодые девушки охотно позировали, стремясь запечатлеть на грубом листе бумаги свою быстротечную красоту.
Возле низеньких арбатских домиков стояли бабульки в темно-серых шерстяных платках и продавали с рук всевозможное рукоделие: плетенные крючком салфетки, теплые зимние носки из козьей и овечьей шерсти, пушистые варежки с разноцветным узором...
Пройдет несколько лет, и вместо провинциальных бабулек на Арбате появятся совсем иные люди. Это будут ушлые торгаши советскими раритетами. Ордена и медали, комсомольские значки и пионерские галстуки будут лежать на колченогих столах под брезентовыми крышами, дожидаясь покупки каким-нибудь «гостем столицы». Появятся и солдатские шапки с красными пятиконечными звездами, и рыжие шкурки русских лис, деревенские ушанки из серой овчины и вязаные оренбургские шали, наподобие тех, что носили модницы прежних времен.
Иностранцы будут с пониманием дела мять в руках огненный лисий мех и цокать языком. И пока они восхищенно любуются русской лисой, их уже зазывает другой лоточник — с раз-
ноцветными лакированными матрешками, мал мала меньше... Старый Арбат превратится в улицу новых спекулянтов.
Но все это будет потом. С разрешением в России частного предпринимательства. А пока на дворе — начало 80-х, и кроме бабулек с провинциальным рукоделием никто на Старом Арбате еще не торгует. Да и угловой дом, чехословацкий ресторан «Прага», еще не отгоняет от себя коренных москвичей своими заоблачными ценами. «Прага» — престижное, но вполне заурядное место деловых переговоров и торжеств.
«Подпольщики» шли по брусчатке Арбата, чувствуя себя настоящими героями... У них была историческая миссия! Вывод войск из Афганистана — это вам не поход в магазин за колбасой! И «герои», навьюченные тюками свернутых в рулоны плакатов, свысока поглядывали на редких прохожих. Эх, знали бы эти обыватели, ЧТО несут в руках эти смелые парни и девчата!
Возле здания МИД на Смоленской площади, как обычно, стояли служебные автомобили, и митинг проводить было негде. «Диссидентская» группа решила обосноваться на «пятачке» возле гастронома «Смоленский», надеясь, что мидовцы их сумеют узреть с высоты своего высотного здания. Погода заметно испортилась. Мокрыми хлопьями начал валить снег. «Эх, невезуха, — констатировал «диссидент» Лысый. — Скорей бы эту акцию провести — и пойти домой, греться...»
Ирис помогла своим друзьям разворачивать плакаты. Ей было жаль, что кропотливое каллиграфическое творчество сейчас потечет грязными разводами под хлопьями мокрого снега. Перед глазами замелькали летние бабочки и разноцветные ромашки. По словам «диссидента» и поэта Сергея Алмазова, как только будут развернуты плакаты, немедленно появится толпа народа. За ней, откуда ни возьмись, объявятся вездесущие репортеры. В первую очередь надо давать интервью зарубежной прессе...
Ну, и где же они? Никакой толпы. Никаких репортеров.
Только маленькая группа бесцельно шатающихся по улице полупьяных зевак... «Митинг столетия» выглядел смехотворно и жалко. Небритый краснолицый мужик, еще не успевший опохмелиться и потому сильно злой, шатаясь, подошел к Ирис, и ткнул корявым пальцем в плакат:
— Это что ж такое, товарищи? А?
Она не успела ответить. Откуда-то появились люди «в гражданской» одежде и профессиональными движениями схвати-
ли демонстрантов за руки. Судя по всему, КГБ прекрасно было осведомлено об этой акции. Квартира, которую «диссиденты» называли конспиративной, со всех сторон прослушивалась. Но сотрудники органов решили своими глазами посмотреть, как будет выглядеть «митинг столетия». Высокий военный схватил Ирис за руку, и она выронила на заснеженный тротуар красные гвоздики.
— В машину! Живо!
На глазах Ирис выступили слезы.
— Потом плакать будете. Еще не хватало мне на вас надевать наручники. Быстро в машину!
ИЗ РАБОЧЕГО ДНЕВНИКА ИСТОРИКА ИГОРЯ ВОЛГИНА. ДИССИДЕНТЫ И «МОЛЕКУЛЯРНАЯ ТЕОРИЯ» В. ПОРЕМСКОГО
«Как повлиять на народную массу? — спрашивал себя в начале XX столетия химик-теоретик Владимир Поремский. Он — естествоиспытатель по образованию, политик по призванию, один из ведущих представителей белой эмиграции на Западе, автор книги «Стратегия антибольшевистской эмиграции», фрагменты которой публиковал оппозиционный (по отношению к СССР) журнал «Посев» (собственно, в создании этого журнала Поремский принимал самое активное участие).
Мысль Поремского обгоняла время. Талантлив был. Стратегическая теория была нужна для низвержения власти коммунистов, и эта теория включала не столько жесткую стратегию и четко сформулированную конечную цель, сколько приемы, методы и отдельные хитроумные средства по идеологической борьбе против режима, вялотекущей и малозаметной, словно тлеющие торфяники, но легко разгорающейся в пожар, как только кто-нибудь бросит спичку. Роль этой спички или «детонатора» (если проводить аналогию со взрывом), должен был сыграть герой, СУПЕРПРЕДАТЕЛЬ.
Владимир Поремский, активный деятель Народно-трудового союза, вдохновленный трудами итальянского журналиста и политика Антонио Грамши, в частности, его «тюремными тетрадями», сумел создать свою, очень стройную теорию. Будучи химиком, свое политическое детище Поремский так и назвал «Молекулярная теория», и уже в 1949 году мир ознакомился с
ней благодаря его публикации в «Посеве» под названием «К теории революции в условиях тоталитарного режима». Молекулярную теорию с любопытством читала эмигрантская оппозиция, а также представители западных спецслужб.
Итак, пытаясь ответить на вопрос «как повлиять на массу», и поднять ее на революционный бунт, Поремский, как и итальянец Антонио Грамши, сразу же начинает говорит о том, что невозможно в условиях жесткого государственного контроля. Невозможна разветвленная организационная структура. Но, может быть, можно обойтись и без нее, объединяя людей не на основе приказа, а на основе чего-то другого?
ЭФФЕКТИВНОСТЬ работы революционной организации, рассуждал Поремский, зависит от ТРЕХ ФАКТОРОВ —- ЕДИНОЙ СТРУКТУРЫ, ЕДИНСТВА ИДЕЙ И ЕДИНОГО ВЕКТОРА ДЕЙСТВИЙ. Так, может быть, возможно получить тот же самый эффект и без структуры, но при максимально увеличенном единстве идей и действий? В этом — суть молекулярной теории. В виде молекул Поремским рассматривались люди, объединенные единством идей и действий. Управляющий центр этой системы вынесен за пределы страны, и поэтому система становится неуязвима. Ведь людей-молекул, живущих внутри тоталитарного режима, носителей определенной идеологии, — огромное количество, всех за руку не переловишь, и лагерей на всех не хватит. А обезглавить ее тоже невозможно — управляющий центр в эмиграции, за пределами «железного занавеса», поди, доберись!
