этой забугорной отравы из 21-го века.
Климчук в момент перетащил с журнального столика графин со стаканами. Разлил водку.
Мы чокнулись. В глазах Володи застыли скупые мужские слезы. В моих, вероятно, тоже.
Стасик тихо поднялся с кресла и направился к двери, намереваясь пройти её насквозь.
Это ему не удалось, почему-то… Мы засиделись до утра…
На рассвете мы вышли из гостиницы. Свежий утренний воздух спящей Припяти был обворожительно чист. Нисколько не опьяневший Клочков раздавал указания:
– Значит так, мужики, – вы мне тут на хрен не нужны! Ещё неизвестно, как начальство отреагирует на таких визитёров. Можете застрять здесь надолго. А уж этот, как его, планшетник этот хренов, останется у меня. Ша! Мотайте, куда вам там положено и больше не разгуливайте здесь в странной форме, с фальшивыми деньгами!
Климчук давно переоделся. В спортивной форме с толстым пузом и слегка мутноватым, подвыпившим взглядом он выглядел совсем не так браво. Стасик почему-то застрял в вестибюле, глядя непонятно куда.
Подполковник не удержался. Дал еще несколько ЦУ, крепко пожал нам руки и хлопнул дверцей черной «Волги». Машина быстро отъехала.
– А ты ещё что тут делаешь? – завизжал пожилой женский голос из вестибюля гостиницы. – А ну иди отсюда! А то родителям позвоню!
Стаська вылетел на крыльцо. Потащил меня к витрине кафе «Полесье»… Да, да, я так и думал. Высокий юноша со светлой чёлкой чётко отражался в зеркальном стекле.
– Иди-ка ты домой, Станислав, – сказал я, – к папе и маме. Да и младших отвести не забудь.
Стаська оторопело смотрел на нас. Потом, с каким-то оглушительным индейским победным кличем с разбегу боднул меня в плечо. Я не удержался и повалился на Климчука. Володя отреагировать не успел, выронил рюкзак, и мы, как кегли, повалились на асфальт.
А Стась уже нёсся по пустой Центральной площади, высоко подпрыгивая, молотя по воздуху руками и что-то непрерывно крича. Скоро он скрылся из виду.
Тяжело поднявшись на ноги, мы долго смотрели ему вслед.
– Хоть бы «спасибо» сказал, – сердито пробормотал Климчук, потирая ушибленные места.
– Он и сказал, как мог, – улыбнулся я, – а, вообще, Володя, таких слов в мальчишеском словаре нет, просто ты об этом успел позабыть.
Климчук с невнятным ворчанием отряхивал пыль со спортивного костюма. Я занялся тем же, и пару минут мы помогали друг другу привести себя в относительно божеский вид.
Из вестибюля гостиницы вышла пожилая уборщица с веником.
– Набульбенились тут с утра! – противным, визгливым голосом заорала она на всю площадь. – А еще, говорят, приличные люди! Очки понадевали, интеллигенты!
– Ведьма! – рявкнул Климчук громовым, полковничьим рыком.
– Алкоголик! – завизжала бабка. – Пьянь подзаборная! Щас, как дам веником!
Уборщица явно жаждала устроить вселенский скандал.
– Только скандала нам не хватало! – тихо напомнил я Володе.
Климчук подхватил рюкзак, и мы не сговариваясь, быстро скрылись за углом кафе.
– Какая ажиотажная старуха! – раздраженно сказал полковник.
– Не иначе, хозяйка той ажиотажной болонки! – подхватил я.
Климчук хрюкнул, поставил на скамейку рюкзак. Похлопал себя по карманам, извлёк мятую пачку «Столичных» – у подполковника, не иначе, свистнул, – и мы закурили.
– Нам в другую сторону, – сказал я, – пора бы возвращаться в парк. Да и вообще возвращаться…
– Надеюсь, там уже нет засады? – деревянно спросил Климчук.
Я пожал плечами, и мы направились в сторону аллеи имени Ленинского Комсомола.
Молодая трава аллеи была покрыта серебряной росой, свежая сирень пахла одуряюще сильно, как-то по-особенному, и мне на мгновение показалось, что вернулся я в советское детство, что мне, как и должно быть в 1986 году, неполных пятнадцать и достаточно крикнуть: «Ночка!Ночка!», как из кустов сирени выскочит наша собака, чёрно-рыжий пинчер, которую я имел удовольствие выгуливать ранним утром, и с радостным визгом кинется обнюхивать мои джинсы. Забавно, что эти ощущения только усиливал сомнительный аромат «Столичных» сигарет, которыми меня обкуривал шедший рядом уставший Климчук. Я тут же подумал, что именно сейчас в далекой Евпатории невысокий парнишка в клетчатой югославской рубашке и чешских синих джинсах выгуливает средь кустов сирени собаку, нахально дымя болгарской сигаретой, благо этого не видят родители.
Маленький черный пинчер выскочил из-за кустов так неожиданно, что я замер и остановился как вкопанный. Пёс с заливистым хриплым лаем несся к нам, явно намереваясь искусать то ли меня, то ли Климчука, то ли обоих сразу. Володя ловко метнул недокуренную сигарету в ближайшую урну и тоже остановился.
– Это что ещё за ядрёный керосин? – удивлённо проговорил он, глядя вдаль тенистой аллеи.
Вслед за злобным пинчером торопливо шагал его хозяин – тощий двухметровый светловолосый подросток в белой рубашке и коричневых школьных брюках. Парень самым нахальным образом выпускал густые клубы кислого табачного дыма, нисколько не смущаясь присутствия двух взрослых мужиков. Причем, знакомых мужиков, можно сказать, почти родных.
– Стасик! – рявкнул я во всю глотку. – Ты всё-таки куришь! Ещё и мерзкую «Стюардессу»!
Непрерывно тявкающий пинчер в удивлении замер. В глазах Стася появился не виданный мною ранее наглый хулиганский блеск, быстро сменившийся недоумением, замешательством и полным непониманием ситуации. Тем не менее, он мигом бросил сигарету в кусты, взял на руки пинчера и насмешливо спросил:
– Видимо, мы знакомы? Вы внук барона Мюнхгаузена? А вы, товарищ спортсмен, вероятно, переодетый Наполеон Бонапарт?
Я растерянно посмотрел на Климчука. Мы давно научились понимать друг друга без слов и всё поняли сразу.
– Мы знакомы с вашим отцом, юноша, – быстро нашелся Климчук, – иногда приезжаем в командировку на ЧАЭС. Так что идите, куда шли. И впредь советую не курить.
Стась очень серьезно и понимающе кивнул, выпустил пинчера на волю и быстро направился к выходу из парка.
– Кстати, тебе не нужен брат-близнец? – не удержавшись, крикнул я ему вслед.
Стасик бросился наутек, только пятки кроссовок замелькали.
– В общем ясно – теперь их двое в одной Припяти, богомол японский! – раздраженно воскликнул Володя. – Где будем искать второго?
Я невесело усмехнулся – наше путешествие явно затягивалось.
– Место встречи изменить нельзя, Климчук! Думаю, второй сам придет к колесу обозрения!
Глава тринадцатая
Усталость всё-таки чувствовалась – бессонная ночь, напряжение предыдущих дней давали о себе знать. И новое непредусмотренное нами осложнение с раздвоившимся Стасем сил тоже не добавляло. Законы перемещения во времени непостижимы, а их выкрутасы непредсказуемы. Впрочем, у меня была какая-то слабая надежда на то, что Стасик W, назовем его так, как-нибудь сам собою дематериализовался.
– А вдруг он дрыхнет сейчас у себя дома, пока первый мальчик выгуливает собаку? – неожиданно сказал Климчук. – Тогда они встретятся у себя в квартире, и не хотел бы я видеть выпученные глаза их родителей!
– Что толку гадать, Володя, –
