Что ж, ненавидеть всегда легче, чем любить. А потому Рыжий, сумевший в своей жизни привязаться лишь к ирландским устрицам и кинотрилогии «Матрица», медленно, но уверенно прогрессировал в постижении всё новых глубин своего главного чувства. Было легко убедить себя в том, что средства массовой информации контролируются избранными. Избранные же манипулировали мировой политикой в своих интересах и воевали руками англичан и американцев в Ираке. Любимая британским народом принцесса погибла не из-за трагической случайности, а в результате заговора всё тех же избранных. Избранные были могущественны, повсеместны и, как правило, успешны. Они, жившие в самых различных странах, всегда оставались потенциальными предателями приютившего их народа. Они носили противные пейсы и делали обрезание. Впрочем, объективности ради говорил себе Рыжий, обрезание делали не только они, но даже древние египтяне и те, с кем его свела судьба в данный момент. Наконец, именно юрист из числа избранных — наглый, преуспевающий и хорошо одетый — отсудил у его семейства уже упомянутый фамильный дом.
Профессор, не став даже переодеваться, отдыхать и отходить от трансатлантического перелёта в самолёте с креслами, рассчитанными на парализованных карликов с кривым позвоночником и акульим желудком, собрал совещание. Собрание персонально отобранных им членов группы фанатичных сторонников джихада проходило в громадной, напоминающей романы Чарлза Диккенса кухне. Там были огромные медные кастрюли, почерневший от времени дубовый стол и нежно-салатные шторки в розочках. До прибытия моджахедов там имелись и всевозможные картинки с кошками, собаками, пухлыми детками и худосочными взрослыми, но от них — дотошно следуя религиозным предписаниям борьбы с художественными образами — новые постояльцы давно избавились. Через час должно было наступить время очередной молитвы, и потому смотр рядов стал по-военному быстрым и чётким — как и положено воинам Аллаха. Что касается этих самых «воинов», то Профессору хватило одного взгляда на десятерых отъевшихся на английской баранине лиц ближневосточного, чеченского и балканского происхождения, чтобы вспомнить старинную мудрость: ничто так не разлагает армию, как зимние квартиры. И хотя на дворе было лето, «зимние» квартиры в данном случае означали вынужденное безделье в комфортабельном жилище. Судя по виноватым выражениям лиц ветеранов сражений с неверными, они явно посматривали порождение развращённого Запада — развлекательное телевидение. «Надеюсь, — угрюмо подумал великий имам, — они хотя бы додумались не таскаться по здешним барам — искать компании местных шлюх!» Надо сказать, что мысль совершить именно такой грех действительно (и не раз!) приходила в голову правоверным, одуревавшим на проклятой ферме от вынужденного воздержания, безделья и молитв. Но им — гордости джихада — всё же хватило сил устоять супротив хотя бы этого искушения шайтана и, таким образом, избежать последствий гнева тихого человека с добродушным видом преподавателя-интеллектуала и замашками следователя НКВД.
С улицы вдруг раздался странный пронзительный звук, который показался Профессору очень знакомым, но совершенно неожиданным здесь, в английской глубинке. Он невольно вздрогнул и вопросительно посмотрел на окружающих.
— Да, да, сэр, гм… хаджи, — услужливо подсказал ему Рыжий, — это действительно крик павлина! Дело в том, что некоторое время назад, когда хозяин фермы ещё не решил уйти на пенсию, он попробовал разводить этих птиц. И всё бы ничего, но ему забыли подсказать, что павлин, как и положено уважающему себя падишаху, нуждается в гареме. А вот на гарем-то фермер по незнанию и не раскошелился! Разумеется, в результате естественного отбора все лишние и менее агрессивные самцы были вскоре изгнаны в лес. Где с тех пор и обитают. По слухам, из-за избытка гормонов и необходимости добывать себе пропитание, они растеряли всю обычно свойственную им вальяжность и превратились в вечно голодных и хищных монстров. Если вдруг решите прогуляться в рощу, упаси вас Господь обнажить не ту часть тела!
Профессор молча принял этот совет. Если у него и было чувство юмора, пока он его никак не продемонстрировал.
Первая часть совещания прошла на арабском. Впрочем, не понимавший этого языка Рыжий нисколько не обижался: его меньше всего интересовали подробности тех гадостей, в которых смущённые головорезы признавались своему военному и духовному лидеру. Ещё меньше его тревожили детали соблюдения диеты, молитвенного режима и прочих атрибутов жизни верующего, серьёзно претендующего попасть в Райские кущи и получить гарем из семидесяти двух на всё готовых персональных дев-прислужниц. Впрочем, мечтой членов этой конкретной группы ревнителей истинной веры было погибнуть за неё в бою. Таким образом они надеялись попасть в Рай напрямик, минуя необходимость искупления мелких прегрешений вроде пинты пива в английском пабе или умерщвления пары неверных на захваченном когда-то самолёте. Вторая часть собрания касалась Центра Исследований Будущего. Рыжий, повинуясь заранее отданным распоряжениям Профессора, уже давно поделился с наиболее сообразительными и хорошо говорящими по-английски воинами Аллаха своими знаниями о месторасположении уникального заведения, его прекрасно продуманной системе охраны, мудро построенной на отсутствии полного доверия как к человеку, так и к электронике.
Когда Рыжий упомянул о наличии у регулярно патрулирующих помещения Центра охранников сторожевых псов, герои-террористы оживлённо залопотали по-арабски. Камеры наблюдения в каждом коридоре и датчики движения на трёхметровом заборе с колючей проволокой вызвали у них гораздо меньшее возбуждение. Рыжий злорадно подумал, что, как видно, профессиональные убийцы уже имели удовольствие пообщаться с немецкими овчарками и, судя по оживлённости восклицаний и демонстрируемым шрамам на весьма разнообразных частях тела, умные и свирепые псы оставили у них в буквальном смысле неизгладимые воспоминания.
В этот раз Рыжий поведал о том, что знал о некоторых направлениях исследований Центра, которые считались секретными даже в этом закрытом для внешнего мира учреждении. Свои сведения он почерпнул из «одного конфиденциального источника». Профессор не стал настаивать на раскрытии. Ему и так уже было известно, что «источником» являлся хиппи из зверинца Центра — по совпадению многих обстоятельств, тот самый, который служил информатором архиврагам из Института избранных. Сам хиппи черпал свои знания из лабораторных журналов учёных, ведомостей по учёту животных и своего разбуженного каннабисом воображения. Когда Рыжий стал сыпать терминами и пытаться рисовать на специально установленной грифельной доске цепочки молекул ДНК, у воинов джихада стало сводить скулы. Только присутствие Профессора не позволило им начать зевать так, что можно было бы увидеть не только пломбы в зубах, но и рано потемневшие от табачного дыма и кебаба пищеводы. Сам Профессор, впрочем, был очень внимателен и задавал правильные вопросы, обнаруживавшие весьма просвещённого дилетанта. Вместе с тем, когда Рыжий упомянул, что Центр работает и над проблемами бессмертия, никакой реакции, к его удивлению, не последовало не только со стороны засыпающих от скуки янычар, но и со стороны продвинутого имама. Рыжий не знал, что присутствовавшие плевать хотели на бессмертие земное, так как на самом деле им было необходимо бессмертие небесное. Зато, когда на кухне, где когда-то вполне могли пороть Оливера Твиста, прозвучали слова про «возможность целенаправленного расово-специфического воздействия протеина N посредством…», Профессор оживился и, один за другим, стал задавать массу вопросов. Почувствовав живой интерес святого человека, его соратники перестали клевать носами и попытались наморщить лбы, уважительно качая головами в такт мудрёным терминам.
На каком-то этапе научная тема была исчерпана, а разговор под руководством Профессора плавно перешёл к возможности проникновения в Центр. Тут подключились и профессионалы. Один из них — босниец по имени Абдулла — представил сжатый и на удивление толковый анализ системы безопасности Центра. После этого, под эпизодические одобрительные покачивания профессорской головы, он изложил несколько вариантов проникновения в помещение. Все они были оригинальными, блестящими и абсолютно бесполезными. Вероятность успеха — то есть попадания внутрь незамеченными, получения всей необходимой информации и материальных активов с последующим бесследным растворением в ночи — ни в одном из них не превышала одного-двух процентов. В общем, с такими же шансами на успех можно было бы штурмовать, скажем, форт Нокс.[6] Поэтому большинство присутствовавших откровенно обрадовались, когда Абдулла в конце концов сделал самое рациональное и заслуживающее внимания предложение:
