каком-нибудь монастыре. На меня тут оказывается с прошлого раза заявки лежат – святоши тоже любят вкусно покушать, – засмеялся Сименс.
– В монастыре? Почему в монастыре?
– Ну да. Общество прекрасно сотрудничает с церковниками: одни предоставляют свои монастыри и услуги по перевоспитанию оступившихся, а другие с удовольствием оплачивают это сотрудничество, щедро переводя ЧИВы. Согласись, глупы были наши предки, отделив религию от государства, когда можно было наладить столь взаимовыгодное сотрудничество в местах не столь отдалённых и со столь строгим режимом, – он хмыкнул и отпил чай.
Я не мог усидеть на месте, вскочил и стал быстро ходить по комнате.
– Ты чего замельтешил-то? – удивился Симонс.
Я резко обернулся к нему.
– Знаешь, а ведь мне на днях было предложение из монастыря на заключение контракта! И как раз по моему профилю! Ты понимаешь, что это значит? – я быстро сел к столу и обхватил чашку руками. – Понимаешь? – почти шёпотом повторил я.
Симонс ухмыльнулся:
– Чего ж тут не понять? Надеешься продолжить свою работу? Это вряд ли. Для осуждённых у них отдельные монастыри, специальные. Тем более для почти убивцев. Хотя, если бы ты придушил свою любезную, то загремел в подземелье Башни, а так.... Какой монастырь-то предлагал?
– В обсерваторию Уральского какого-то, я особо не интересовался.
– А что так? Климат не подошёл? – съехидничал Симонс.
– Издеваешься? Я – цивилизованный человек, какой монастырь?! Дикость какая-то!
– Угу, угу, зажрался ты, похоже, вот тебя жизнь и тюкнула. А об Уральском забудь, я-то в первый раз, когда сюда попал, все изучил, куда отправить могли. Не было среди них никакого Уральского, а уж тем более с обсерваторией.
Я глотнул кофе.
– Расстроился что ли?
– Да нет. Все равно.
– Ну, ты и врать.
– Нет, правда, если не по своей работе, то все равно куда. Просто интересно куда. Обидно, – я вскинул голову, – ну как же так? За убийство живого ребёнка никому ничего, а за возмущение по этому поводу – тюрьма. Как это понять? Общество справедливости!
Симонс покачал головой:
– Не приписывай людям лишнего. Какое общество справедливости? Ты уже здоровый балбес, хорош в романтизм играть! Социальная справедливость одно, а человеческие отношения – другое. Социалка и справедливость – это просто экономические термины системы перераспределения через ИИ. Как ему задачу перераспределения люди поставят, так он и будет её выполнять. А жизнь – не экономическая система, тут своя справедливость. И вообще кончай умничать, у меня от тебя изжога начинается. Живи просто и будет тебе и счастье, и справедливость, – он поднялся и, потягиваясь, пошёл к своей кровати. Разулся и, улёгся, закинув руки за голову. – Иди, поспи. Через месяц все сам узнаешь, и про монастырь, и про справедливость. До суда больше месяца не ждут, – уже засыпая, пробормотал он.
Глава 6. Суд
Я проспал до вечера, а когда проснулся, Симонс всё также сидел и читал, как и тогда, когда меня привёл Димитрий. Кровать подо мной заскрипела, я сел. Симонс взглянул на меня:
– Проснулся? Ну, и горазд ты спать.
– Что ж ты меня не разбудил?
Он пожал плечами.
– Что и не приходили за мной? – удивился я.
– А кому ты, собственно, нужен? – буркнул Симонс, снова уткнувшись в книгу.
– Ну, не знаю, – на ходу бросил я, спеша в туалет, – я думал, с утра будут допросы, к следователю вызовут.
– Вызовут, вызовут, – донеслось до меня сквозь шум воды.
Я умылся и почувствовал зверский аппетит.
– Поесть ничего не приносили? Ужасно есть хочется.
– Ещё бы, – хмыкнул Симонс и снял со стола полотенце. Под ним обнаружились два небольших вакуумных контейнера. – Иди. Твой обед. Надзиратель будил тебя, да ты только мычал и всё норовил пнуть его, он плюнул и ушёл.
– Да? – смутился я, – Совсем ничего не помню.
Я сел за стол и открыл лоток, что побольше. В нём обнаружилась нечто странное желеобразное жёлто-землистого цвета. Я тронул это ложкой, и оно заколыхалось.
– Что это такое?
– Как что? – усмехнулся Симонс, – Обед.
– Это что, есть надо? – недоверчиво покосился я на него, уж не разыгрывает ли он меня?
– Хочешь ешь, хочешь не ешь. Другого не будет.
Я нерешительно отломил маленький кусочек, понюхал, но не ощутил никакого запаха. Поколебавшись, сунул в рот, где он почти мгновенно растаял. Ничего. Никакого вкуса. Я растерянно посмотрел на Симонса, тот насмешливо следил за мной.
– Ешь, не привередничай, – сказал он, видя как я непроизвольно скривился. – Тебе что тут деликатесами должны кормить? Нормальная синтетическая еда. Содержит все необходимые витамины и минералы. Дёшево и сердито.
Я кое-как проглотил половину порции и закрыл контейнер. В желудке ощущалась тяжесть, которая перебивала чувство голода. Открыл второй, что поменьше. В нем был налит какой-то серый тягучий кисель, тоже ничем не пахнущий. Я сделал глоток этой густой воды:
– Тут что, всегда так кормят?
– Всегда.
Я не мог сдержать стон, что-что, а поесть вкусно я любил.
– Привыкнешь, – сказал Симонс и снова уткнулся в книгу.
– Слушай, – отправляя контейнеры в мусорную корзину, спросил я, – а когда же меня к следователю вызовут?
Симонс оторвался от книги, глянул на меня и пожал плечами.
– У каждого по-разному. Насколько я понял, на допрос вызывают после того, как человек приходит в себя и более-менее успокаивается, смирившись. Оно и понятно, спокойнее фон, меньше ошибок.
– Какой фон, каких ошибок? – удивился я.
– Долго рассказывать, – поморщился Симонс, – скоро сам узнаешь, ауУ меня книга интересная, – он перевернул страницу.
Я от нечего делать походил по отсеку, просмотрел книги в библиотеке. Читать не хотелось. В голове крутились мысли о предстоящем допросе, о том, кто будет у меня следователем, и сумеет ли он понять меня. "Надо постараться всё объяснить. Он должен понять!", – крутилась мысль. Очень хотелось поговорить с Симонсом, расспросить, как у него всё проходило. Я терпеливо ждал, когда он отложит книгу, чтоб начать разговор. Наконец он захлопнул её, бросил на стол и потянулся:
– Полный бред.
Я уж было хотел спросить его, как дверь открылась и вошёл охранник.
– Олег Иванов, на выход! – приказал он.
***
Мы пошли по знакомому мне узкому коридору между стеклянными кубами-камерами, матовые стены которых не давали разглядеть, что там происходило. Тишина была такая, что через пять минут начало казаться, что я во сне или в бреду. Стены начали сдвигаться, коридор сужаться, и вот уже я это не я, а мошка, которая попала в прозрачную тягучую смолу и едва перебирает лапками, закованная в ней навеки.
Коридор повернул за угол, и я чуть не наткнулся на охранника, что вернуло меня в реальность. Мы стояли
