В моменты отчаяния ноги сами несли Алекса к Вике или к учителю. Виктория по-женски снимала с его души печаль, но только на время…
Профессор приходу Алекса обрадовался, долго слушал, задавал вопросы, потом по знакомой Алексу привычке почесал подбородок и вдруг предложил сделать ультразвуковое сканирование глазного яблока журналиста.
И Алекс сразу понял: ну, неспроста же поднялось внутриглазное давление!
Старый профессор, как всегда, оказался прав: сканирующий срез показал наличие новых слоёв ткани под мутным от ожога бельмом. Сняв верхнюю плёнку, специалисты ожогового центра с изумлением обнаружили нормальный зрачок и роговицу. Глаза, впрочем, тут же забинтовали.
Жутковатый оскал рта без губ, глаз без век и ресниц, но с кровавым ободком вокруг зрачка все однозначно расценили как улыбку. На правах именинника Алекс налил журналисту глоток шампанского, который тот с большим энтузиазмом втянул через соломинку.
Поставив машину в гараж, Алекс решил продлить радостный момент и пройтись до дома пешком.
Родная Севастопольская сейчас не казалась ему такой уж суетной, количество озабоченных лиц у прохожих не превышало количество лиц улыбающихся… Алекс вдруг вспомнил услышанную недавно очередную нехитрую трактовку счастья: это когда утром с удовольствием идёшь на работу, а вечером с удовольствием возвращаешься домой.
– Алёшка, привет! – и чья-то рука вдруг упёрлась ему в плечо.
Не сразу опустившись из страны счастья на свою всё-таки довольно шумную улицу, он узнал однокурсника, который исчез после третьего курса так же загадочно, как и учился. Нахальный и разбитной, он всей своей деятельностью тогда показывал, что мединститут для него – всего лишь средство для получения корочек, более нужных никак не для медицины.
– Зазнался, учёный! – теребил его парень.
– Да, ладно, какой учёный… – начал было Алекс, но парень его перебил:
– Знаем-знаем, на фронте клонирования пашешь, грешное тело по кускам восстанавливаешь! Кстати, что с глазами-то-получилось?
– А что с глазами? – не сразу понял Алекс.
– Не скромничай, все знают: с конечностями, с ливером чудеса творишь, теперь вот, говорят, глаза какому-то бедолаге делаешь – это же фантастика! Ну, что, прозреет парень?
Алексу показалось несколько странным интерес полузабытого однокурсника к его деятельности, и он интуитивно, как мог, отделался общими фразами.
Удивление Алекса, несомненно, возросло бы, если бы он мог видеть, что карауливший его парень вылез из чёрной «Волги», в неё же потом и сел.
«Засранец, всё настроение испортил!» – угрюмо подумал Алекс и решил наутро пойти к генералу Городецкому.
Его решение окрепло многократно, когда, заехав утром в салон, он обнаружил сюрприз в виде запечатанного конверта. На сложенном пополам листе компьютерный текст: «Журналист прозреет – ты ослепнешь!»
После такой категоричности рука сама потянулась к мобильнику…
Уточнив, что принявшая от развязного парня это письмо парикмахерша Зоя на работе, генерал попросил оставаться на месте и дождаться его сотрудника.
Прибывший через полчаса обычный парень в штатском и с кейсом мгновенно озадачил перепуганную Зою опознанием вчерашнего парня в базе данных его ноутбука.
Когда же минут через двадцать пять раскрасневшаяся Зоя уверенно ткнула пальчиком в экран – он! – парень закрыл ноутбук, сунул его в кейс, посоветовал держать язык за зубами и исчез.
Целый день Алекс провёл в раздумье по поводу возникшей вокруг него и его пациента непонятной и потому немного пугающей возни. Так и лёг спать, уповая, что утро вечера мудренее… Только до утра надо было ещё дожить…
Только он собирался уснуть, как раздался настойчивый звонок в дверь.
Показав в глазок удостоверение сотрудника МУРа, в прихожую уверенно вошли трое крепких мужчин.
– Московский уголовный розыск расследует дело о покушении на жизнь известного вам журналиста С.
«А где “извините”»? – машинально мелькнуло в голове Алекса.
– В интересах следствия предлагаем поехать с нами и ответить на несколько вопросов.
Возражать нервным гориллам Алекс не счёл благоразумным и безропотно оделся…
Сонные мозги Алекса абсолютно ничего не успели сообразить, когда на выходе из подъезда его кто-то свирепо дёрнул за руку и уволок в сторону, а троих муровцев мгновенно окружили внушительно экипированные омоновцы.
Видимо, ситуация для всех стала однозначно понятной – профессионалы! – и муровцы молча подняли руки.
Широченная спина, за которой с едва неоторванной рукой оказался Алекс, дождалась, пока муровцев погрузили в подкативший микроавтобус, и развернулась. На оборотной стороне её оказалось лицо мило улыбающегося майора Звонарёва.
– Ты потряси рукой-то, Алексей Николаевич, полегчает, – участливо произнёс Звонарёв.
– Какое заботливое ведомство, даже конечности милосердно отрывает… – потирая плечо, тем не менее обрадованно произнёс Алекс.
Хищно присев, машины мгновенно исчезли в темноте.
– Ну, что, доктор, пойдём снотворные капли пить? – буднично спросил майор.
– Пошли! – обрадовался единственно правильному теперь решению Алекс.
– Всё, финита ля-комедия… – не успев отдышаться от выпитого залпом фужера коньяка, заявил Звонарёв. – Журналист поправляется, оборотней замели, тебе особая благодарность – за тебя, Алексей! На таких стволах и будет стоять и расти Россия!
Волнительная теплота от коньяка и событий навернула слезу умиления на глаз Алекса и подкатила ком к его горлу.
– Руку, гад, чуть не оторвал, а жизнь зато спас! – уже заплетающимся языком пролепетал Алекс, чокаясь с майором.
– А-а, руку ты теперь новую умеешь выращивать!
И вдруг давняя и попутная теперь мысль заставила майора почти протрезветь:
– Слушай, эскулап! Ты же не знаешь, кто такой генерал Городецкий!.. Это же мой комбат, вырвавший меня у духов в Афгане полуживого! Таких людей у нас теперь наперечёт! Только там же, в горах, схватил он какую-то лихорадку, от которой все его суставы костенеют, а ведь ему только сорок четыре года!.. Лёха! – майор тряханул Алекса за грудки. – Ты должен ему помочь! Пойми, он сам никогда не попросит, а ведь загибается такой мужик! А наши шакалы только этого и ждут!
Нелицензионная деятельность Алекса на поприще регенерационной медицины вообще и клеточной терапии в частности, в известном смысле, давала свободу слов и действий при непременном напоминании о стадии эксперимента.
На том и угомонились, оставив на столе недопитой вторую бутылку. Снотворное подействовало, не дав Алексу даже снять штаны.
– Ты живой?! – ровно в семь тридцать бодрый голос майора застал Алекса с зубной щёткой во рту.
– Обижаешь, командир! – постарался в тон ему так же жизнерадостно ответить Алекс.
– Про комбата не забыл?
– «Всё, Зин, обидеть норовишь!»
– Тогда действуй! А то я уже терпеть не могу эти рожи, которые как стервятники ходят кругами и радуются. Он тут на коллегии пообещал разобраться с коттеджиками в Подмосковье и за границей, построенные на скромные генеральские зарплаты. А они знают, что ему уже двигаться трудно, и ждут как шакалы, когда в отставку уйдёт.
Не из-за коттеджиков, конечно, а просто симпатичны ему были и майор, и генерал, и Алексу захотелось ему помочь.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что вирус, сидевший в синовиальной жидкости суставов, практически съел все их хрящевые поверхности и действительно в самое ближайшее время грозил сделать боевого генерала полным инвалидом.
Светила-вирусологи брались уничтожить заразу двумя-тремя блокадами антибиотиков, а вот восстановить хрящи…
После глаз журналиста Алекс уже смело, хотя и без гарантий, брался за такие проблемы будучи уверенным, что не навредит.
С Божьей помощью через два с половиной месяца генерал Городецкий приобрёл практически новые суставы, а доктор Алекс практически непробиваемую крышу и надёжных друзей.
– Да, парень, заварил ты кашу, будь здоров! – после некоторой паузы задумчиво произнёс Аркадий, выслушав рассказ Алекса. И ещё, помолчав, добавил: – Кино снимать можно…
– Ну, да, – согласился Алекс, – многосерийное, если учесть, что этот случай с журналистом далеко не единственный.
Глава 4.
– Какыч, дорогой! Ты-то мне как раз и нужен! – это по дороге на пляж на Аркадия налетел Жора, хорошо ему знакомый пузатый обормот и хитрован, то ли кинутый, то ли кого-то сам кинувший, и потому на время залегший на дно здесь, на Кипре.
Жора образования не имел никакого, машину водить не умел, языков и компьютера не знал, но зато умел уболтать любого, причём на любом языке. Ещё Жора, как никто другой, был славен своим умением влезать в душу.
Аркадий и опомниться не успел, как при первом же их знакомстве здесь, на Кипре, Жора умудрился узнать то, чего никому прежде из новых знакомых Аркадия узнавать не удавалось, и что сам Аркадий по понятным причинам особо не афишировал. Жора выпытал, что Аркадия в детстве близкие звали Ака. Дворовому же сообществу, понятное дело, созвунее было Кака.
