— Это для вас, директоров и главарей трестов? — спросил Русанов.
— Нет! — возразил Брайтон. — «Свободные» — это освобожденные от работы. Освобождаются же они таким образом: заработавший определенное количество золота в третьем ярусе переводится во второй, если он сумеет заработать новое количество золота и там, он переходит в первый ярус и, наконец, на поверхность Земли, где через три года работы переходит в число «свободных». Вот почему рабочие редко ропщут и по целым годам не покидают подземелий, работают, борясь за счастье попасть в класс «свободных», а их у нас около пяти миллионов. Жизнь «свободных» — это отдых, лень, наслаждение, праздник, — называйте это, как хотите, но все-таки я утверждаю, что их жизнь куда лучше нашей…
Он замолчал, провел рукой по лицу и с утомленным видом закрыл глаза.
— Вы опять, Нина, — сказал он, когда девушка подошла к нему, — помогли мне в несчастье, и я не знаю, как благодарить вас.
— Я же врач, — ответила девушка, — я обязана помогать всем, даже врагам.
— Всем… даже врагам… — повторил Брайтон. — Что же? Я знаю, что вы меня считаете врагом…
— Нет! — просто ответила девушка. — Я не знаю этого. Порой мне даже кажется, что вы совсем не враг. Я только многого не понимаю пока…
Брайтон улыбнулся и приказал дать самый быстрый ход подъемной машине.
— Вы это поймете у меня в замке на Арте! — загадочно шепнул он.
Выйдя из кабины, Брайтон пригласил спутников на воздушную яхту и приказал пилоту:
— В замок Арты!
И «Орел», распластав свои белые крылья, понес их на юг.
V. Бой в воздухе
На другое утро, когда все собрались в столовой судна, откуда открывался вид на три стороны, Нина подошла к окну и любовалась земными долинами, по которым бежали реки, кажущиеся голубыми лентами.
— Как прекрасен мир! — воскликнула она с восторгом, глядя на раскинувшиеся внизу леса и поля, кое-где перерезанные дорогами; вокруг них тонули в тенистых парках роскошные замки и дома «свободных». — Какой ужас охватывает меня при воспоминании о тех несчастных, которые бьются там в подземельях!
Джемс молчал.
К нему подошел Русанов и положил ему руку на плечо.
— Зачем, — шепнул он страстно и горячо, — зачем за спиною этих рабов вы поставили страшного надсмотрщика — Смерть? Вы этим превратили их жизнь в пытку!
— Это ввели до меня, — ответил англичанин. — Но теперь уже поздно возвращаться. Машина пущена, и остановить ее нельзя…
— Разве нельзя изменить ее движение? — спросил Гремин.
— Нет! Вся культура, все знание находится в руках двух или трех десятков людей. Если они погибнут — исчезнет все то, что люди завоевали вековой борьбой, и человечество вернется в первобытное состояние.
— Это лучше, чем рабство! — воскликнул Гремин.
— Это правда! — согласился Брайтон. — Но вы забываете, что условия изменились. Земля охладилась, недра ее опустошены, и новому первобытному человеку, вооруженному лишь желанием жизни, вторично не победить природы.
Все замолкли, а Брайтон продолжал.
— Вы говорите, что мы захватили свободу и жизнь людей? Это пустяки! Мы отняли у них душу, наследственное достояние их предков, добытое жизнью и кровью тысяч поколений. Они нищие, и мы их кормим. Если же мы погибнем — они в доме, наполненном богатством и пищей, не найдут ничего для жизни — так хорошо мы это утаили.
Англичанин сухо рассмеялся и начал ходить по каюте.
— Меня считают революционером и мечтателем, — сказал он. — И все только потому, что я уверен в гибели всех нас и не хочу остаться в памяти людей ни безумным скупцом, ни просто неизвестным, владевшим в свое время половиной мира. Я оставлю человечеству великолепное завещание! Мною изобретены конденсаторы человеческой энергии. Если в то время, когда мы, руководители трестов и устроители современной жизни, исчезнем, люди приведут в действие мои конденсаторы, в их мозгу возникнут все те идеи, которые теперь так хорошо известны и использованы нами. Подобно тому, как граммофон передает людям лучшие образцы литературы и музыки, проекционный фонарь — живопись и скульптуру, так мой конденсатор возбудит в людях идеи и пути их выполнения. Таково мое духовное завещание.
— Я не ошиблась… — сказала Нина, протягивая Джемсу руку. — Я недаром невольно доверяю вам.
Брайтон поцеловал руку девушки и сказал:
— Я потомок великого поэта и драматурга, — и, вероятно, поэтому я думаю, что единственное счастье на Земле — любовь. Пусть же она озарит мое имя хотя бы после смерти!
Резкий звонок прервал его слова. Джемс взял телефонную трубку и спросил:
— Что случилось? Ответил дежурный пилот.
— Сударь, с юго-востока я вижу стаю гарпий!
Англичанин, не сказав ни слова, бросился к лестнице, ведущей в стеклянную башенку, расположенную над судном. Отсюда при помощи бинокля он отыскал вереницу черных точек, напоминающих косяк летящих осенью журавлей.
Но это были не птицы, и Брайтон насторожился. Наперерез его воздушной яхте шло большое боевое судно, окруженное гарпиями. Это были маленькие быстроходные аэропланы, построенные из стали и несущие на своих острых носах летучие мины.
Джемс спустился в каюту и, пройдясь несколько раз вдоль всего помещения, отдал по телефону приказание:
— Вся команда по местам! Приготовить большие прожекторы!
Затем он обратился к присутствующим:
— Господа! Я не могу от вас скрыть, что за нами гонится боевая воздушная эскадра треста. Нет сомнения, что узнали о вашем пребывании на «Орле» и хотят вас арестовать.
— Вы предатель! — сказал мрачным голосом Гремин. — Но знайте, что вы погибнете вместе с нами…
— Не время спорить и угрожать! — сухо ответил Брайтон. — Надо действовать! Желаете ли вы помочь мне?
— Я готов! — сказал Гремин.
— Пусть всякий возьмет на себя защиту одной стороны нашего судна, — сказал Джемс. — Это нелегкое дело, конечно, так как «Орел» — яхта, а на нас идут быстроходные боевые судна, вооруженные артиллерией и минами.
— Я возьму на себя защиту носовой части! — сказал Брайтон. — А вы, Нина, если доверяете мне, оставайтесь здесь!
— Я остаюсь! — ответила девушка.
Англичанин с благодарностью взглянул на нее и быстро вышел.
На мостике, расположенном почти на носу «Орла», копошились пилоты и устанавливали прожекторы, соединенные толстыми проводами с черными стальными ящиками. Большое военное судно остановилось на значительном расстоянии. На нем заколыхались сигнальные флаги, а вслед за этим заработал беспроволочный телеграф, вызывая «Орел».
— Что вам угодно? — спросил англичанин. — Я Джемс Брайтон!
— Генеральный Совет всемирных трестов предлагает вам немедленно сдать судно!
— Судно принадлежит лично мне, и никто не имеет права препятствовать мне лететь, куда я хочу.
— Я получил предписание арестовать вас!
— Попробуйте! — протелеграфировал Брайтон.
— Если вы не повинуетесь, — пришел ответ, — я отдаю приказ о нападении!
Англичанин прекратил переговоры и приказал что-то дежурному пилоту. «Орел» сразу же начал описывать большой круг, медленно поднимаясь все выше и выше.
Одновременно со всех сторон судна загорелись прожекторы. Их ослепительный след спорил с лучами солнца, и казалось непонятным, зачем Брайтон зажег огни на «Орле». Англичанин обошел всех людей, стоящих у прожекторов, и что-то объяснил Гремину и Русанову, взявших на себя оборону бортов.
Но в это время грянул первый выстрел.
Брайтон бросился на нос яхты.
Военное судно несколько удалилось. Оно еще было окутано легким дымом, но сквозь дым были видны красные флаги, выброшенные на боковых галереях.
— Бой начался! — крикнул Джемс. — Внимание!
Две гарпии выделились из строя и быстро пошли навстречу «Орлу», а третья, описав дугу, начала подходить сбоку.
Яхта англичанина, не останавливаясь, поднималась вверх. Работали лишь верхний и нижний пропеллеры. Джемс вдруг быстро повернул судно и полным ходом пошел на нападающих.
С каждым мгновением гарпии становились ближе. Уже можно было различить глазом людей, копошившихся у мин, как вдруг носовые прожекторы на миг осветили бледными лучами темные тела гарпий, и тотчас же свет сделался розовым, а затем багровым. Казалось, что он въедается во мчащихся к яхте врагов. Оглушительные взрывы раздались на гарпиях, и исковерканные обломки стальных листов, куски дерева и обрывки человеческих тел начали со стремительной быстротой падать вниз.
Третья гарпия успела выпустить мину, но смущение, которое овладело ее командой, не позволило взять правильный прицел, и снаряд, гудя и оставляя за собой длинную полосу дыма, пронесся дальше.