Она улыбнулась, наблюдая, как Павел поднимается с кровати. За последние годы, проведенные на руководящей должности в бизнес-центре при Строительной Академии, он сильно располнел, и то, что раньше было здоровым щенячьим жирком, превратилось в довольно солидное пузо. Нетренированные руки поплыли, ляжки превратились в бабьи, некогда тонкое красивое лицо украсилось румяными щечками. Нина, помешанная на фитнессе и здоровом образе жизни, часто, подолгу и с удовольствием критиковавшая чужие тела, не желала замечать выпирающих несовершенств своего любовника. Она любила его таким, какой он есть. Без условий. Его карие глаза по-прежнему завораживали ее, а вальяжные манеры и некоторая распущенность, сохранившаяся с разудалой юности, вызывали желание понравится и покорить. И это спустя столько лет!
- Пошевеливайся, - велел Павел. Он натягивал прокуренные шмотки, что скинул с себя вчера. Полночи они отрывались в пабе «Медная голова» под каких-то рокеров-ирландцев. Выпитое отдавалось в Нининой голове маленькими настырными молоточками.
- Почему мы не можем позавтракать? – захныкала она, - хотя у твоей жены, наверно, в холодильнике только углеводы и глутаматы.
- Меня Лаврович ждет у Заваркиной, - сообщил Пашка, проводя щеткой по густым волосам, - что-то срочное. «Не терпит отлагательств!» - так он сказал.
Нина вдруг испугалась, что Лаврович поведает Пашке о вчерашнем разговоре. Хотя, стоп! Она ведь ничего так и не рассказала, а значит не из-за чего трубить общий сбор.
Смоленская прокрутила в памяти вчерашний разговор. Они ни словом не успела обмолвиться о том, важном, потому что Лаврович сообщил ей, что Алиска разболтала о письмах. Нина вдруг смутилась своей реакции: чего это она так взвилась? Ну, Алиска – болтушка, это давно известно. Она не придает особого значения тайнам, ни своим, ни чужим.
- Ну, и ладно, - прошептала Нина сама себе, - жалко, конечно, упущенного момента, ну ладно…
- Что ты там бормочешь? – спросил Пашка. Он плеснул себе воды в лицо и мгновенно посвежел.
- Ничего, - быстро ответила Нина, отмахнувшись от желания немедленно выложить Пашке правду о событиях той ночи, - список покупок.
Она подскочила с кровати и принялась судорожно натягивать на себя одежду. Пожалуй, ее платье выглядело слишком вызывающе для раннего утра: пайетки, глубокое декольте, незначительная длина. Отлично подходит для рейда по клубам под ручку с Павлом Проценко, но в семь часов утра появиться в нем на улице будет очень неудобно. Она, Нина Смоленская, всегда безупречно одетая, будет себя чувствовать шалавой, возвращающейся утром с работы. Значит, надо успеть добраться до института раньше всех. Там, в гримерке она заранее припасла себе одежду: «лук», продуманный до мелочей, вроде серег и браслета. Вчера она даже и не предполагала, что успеет заскочить домой, поэтому «шкуру режиссера» продумала, приготовила заранее и оставила в институте.
- Я поеду прямо в институт. У меня кастинг с утра. Для новой пьесы, - сообщила она Павлу, втиснув ступни в туфли и почти бегом спускаясь за ним по лестнице. Тот только отмахнулся.
Выбежав за ворота, Нина Смоленская перешла на такой быстрый шаг, какой только могли позволить ей ее «Джимми Чу».
***
- Марина Станиславовна, - вещал голос из гарнитуры, - в три часа совещание по «Верной инициативе». Завтра в десять – пресс-конференция.
- Да, хорошо, спасибо, - рассеянно ответила Марина, выворачивая руль. Она дала «отбой» и, быстро глянув назад, лихо припарковалась на противоположной стороне улицы, откуда отчетливо просматривались ворота ее дома.
Она едва успела закурить, как из ворот появилась Нина Смоленская: сначала ее голова, которая воровато посмотрела по сторонам, потом ее плечи и наконец зад с ногами.
- Не ныкайся, сучка, я тебя увидела, - злобно прошипела Марина, растерев сигарету в пепельнице. Как она и предполагала, Смоленская ночевала в ее доме. В ее спальне.
Марина не питала никаких иллюзий по поводу своего брака. Она поняла, что он принялся разваливаться сразу после того, как тетка в загсе объявила их с Павлом мужем и женой. Он в тот момент беспомощно повертел головой по сторонам, словно выискивая кого-то, и остановил взгляд на Лавровиче с Заваркиной-младшей.
Марина тогда подумала, что ее муж влюблен в эту безумно сексуальную девку. Вот эти чувства были бы ей понятны: перед ней никто не мог устоять! Особенно когда Заваркина-младшая сама того не осознавая, поглаживала свой живот или проводила рукой по плечу, откидывая назад волосы. Эти жесты, неосознанные и естественные, ее запах – сандал с лимоном или что-то вроде – ее заразительный ведьминский смех, подкупающая искренность – всё это в сумме, приправленное еще сотней маленьких нюансиков, заставляло всех вокруг ее хотеть. Марина своими глазами наблюдала, как оживлялись в ее присутствии и столетние старички, и прыщавые подростки, и лесбиянки, которых тоже иногда случайно затягивало в ее мощное биополе.
Но Марина заставляла себя помнить, что эта женщина не только привлекательна, но и опасна. Опасна не чем-то эфемерным, а вполне конкретным – своей сестрой. Анфиса Заваркина – журналистка, скандалистка, забияка без принципов, целей, веры и идеалов – испортила немало крови своими расследованиями лично ей, Марине, как начальнику молодежного департамента администрации города и лидеру молодежного общественного движения «Новый век». Марина всегда помнила: Алиса – не Алиса, а Заваркина-младшая. Никаких шагов к сближению!
Но ее муж Павлик ее удивил! Оставив в стороне такую вкусную Ал… Заваркину-младшую, он запал на эту странную деваху-режиссершу с толстыми лодыжками и впалой грудью. Марина обнаружила их роман уже через два дня после свадьбы: у нее везде были глаза и уши, а такое вопиющее поругание брачных клятв не могло пройти незамеченным в маленьком провинциальном городке. Даже несмотря на широкий круг общения, город Б казался Марине размером с полуторалитровый котелок, в котором кипело и варилось полмиллиона обреченных душ.
Безусловно, Смоленская была талантлива и даже по-своему привлекательна: ей шла ее сложность, бесконечные депрессии, ее меланхолия в сочетании с нетерпимость ко всему на свете и мизантропией. Но внешне она была совершенно обыкновенной, хоть и старалась изо всех сил приукрасить свои неказистые данные.
Марина взглянула на себя в зеркало. Раскосые глаза, чувственные губы, прямой нос, хрупкие плечи. Внешне она вполне могла бы соперничать с Али… Заваркиной-младшей, если бы их характеры, их «начинку» можно было соотнести и поставить на одну плоскость. Мечтательница и бездельница, Заваркина, единственным постоянным занятием которой было разглядывание облаков, никогда не составила бы конкуренцию ей, Марине, лидеру по натуре и теперь уже многообещающему чиновнику.
Марина опасалась, что Павел Проценко, став ее законным мужем, попытается запереть ее дома, превратить в домохозяйку, но он и тут ее удивил, проявив бесстыдное равнодушие к ее делам. И к ее успехам.
Из всей этой эклектичной компашки только Лаврович по-настоящему ценил Марину. Он замечал каждый ее маленький шажок к успеху: от рядовой похвалы деятельности ее движения в СМИ до губернаторской награды, на вручение которой он сопровождал ее, заменив загулявшего Пашку.
К сожалению, Лаврович-то как раз и был помешан на Заваркиной-младшей. Марина даже выразилась бы крепче и образнее: тяжело поражен ей, как недугом, или раздавлен, как ураганом.
Четыре года назад, когда они познакомилась с этими «четырьмя мушкетерами», именно Лаврович понравился ей. Это был ежегодный летний съезд молодежного движения «Новый век», и Лаврович, Павел Проценко и Нина Смоленская проходили по документам как «информационная поддержка» - так Марина назвала нанятую на стороне команду разработчиков, не имевшую никакого отношения к собравшимся на той базе отдыха и взявшуюся за изготовление сайта для «Нового века».
Но Лаврович, глава проекта, однажды просто заехав уточнить детали, принял неожиданное решение: перенести всю работу на пленэр, на базу отдыха для студенческого актива Строительной Академии. Благо, материальная база позволяла.
Марина видела, что понравилась ему. Ей даже показалось, что решение работать здесь он принял из-за нее. Чтобы быть поближе. Она отчаянно флиртовала три дня, пока команде разработчиков вдруг не понадобился контент-менеджер для наполнения сайта, и они не вызвонили Алису… Заваркину-младшую. Та приехала и своей животной чувственностью, как танком, проехалась по нежному ростку взаимной симпатии, расцветавшему между Мариной и Лавровичем. Он проводил все время только с ней, страстно прижимая ее к каждому дереву в лесу, что окружал базу отдыха.
Маринино разочарование взялся развеять Павел Проценко. Он был безумно обаятелен: белозубый, темноволосый и загорелый, в кожаной куртке тонкой выделки, которую он накидывал на Маринины плечи прохладными вечерами, остроносых, очень дорогих ботинках, нелепо выглядевшими в лесу. Все в нем вопило об успехе. О влиянии. О состоятельности. Марина быстро забыла ветреного Лавровича, поглаживая указательным пальчиком татуировку на Пашкиной шее: вертикальную цепочку иероглифов, выглядывающую из ворота его рубашки. Тогда на своей свадьбе, оглянувшись на Заваркину и Лавровича, она, как ей показалось, вполне равнодушно констатировала факт: они созданы друг для друга. Высокие, светлые, стройные и гибкие, они дополняли и оттеняли друг друга: он – надежный и холодный, словно айсберг, потопивший «Титаник», она – пламя, настолько горячее, что отливает синевой. К тому же, между ними чувствовалась связь. Энергетическая связь, что не видна человеческому глазу и не доступна пониманию.
