В первый же день моего плавания поднялся южный ветер, крепчавший с каждой минутой. Я взял первые рифы и подумывал уже, не спустить ли один парус, как вдруг ветер мгновенно упал. Огромные волны катились мне навстречу и исчезали за кормой. Через двадцать минут чудовищная туча нагнала яхту, глухо заворчал гром. По правилам мне следовало убрать все паруса и спуститься вниз. Но я боялся, что меня отнесет на юго-восток. Целый день я вертелся на одном и том же месте, борясь с встречным ветром. И теперь попутный ветер был для меня настоящим счастьем. Я поглубже нахлобучил шляпу и остался на палубе. Налетел шквал и наградил яхту энергичным пинком. Через мгновение я уже мчался со скоростью семи узлов! Ну что ж, это меня вполне устраивало.
Представьте себе, как швыряло яхту, захваченную ураганом, как нос ее зарывался в волны! Взлетая на гребень одного вала, «Язычник» врезался в другой, и брызги взлетали высоко вверх до самой верхушки мачты. Вода перекатывалась по палубе и стекала за корму. Яхта с шумом проваливалась между седыми валами, и тут же нос ее рассекал следующую волну. Я решил было привести яхту к ветру и взять все рифы, но потом сказал себе: «Не беда! Куда-нибудь да приплывем!» – а яхта мчалась все дальше и дальше.
Шквал не отпускал меня минут сорок, потом ветер упал, и только океан продолжал бурлить и волноваться.
***
На другой день я впервые наблюдал борьбу двух течений. Внезапно, неизвестно откуда, на поверхности океана появились бесчисленные, конусообразные, юркие волны. Они взлетали и опускались в бесконечной пляске, как бы простирая к небу множество рук. Никогда в жизни не приходилось мне наблюдать подобное зрелище. Казалось, океан страдает от жуткой эпилепсии. Волны попадали и на яхту, но тут же выплескивались из самоотливного кокпита, не причинив никакого вреда. Это под килем встретились два различных течения: рыжая и блондинка вцепились друг другу в волосы.
***
Вскоре произошел еще один необычный инцидент. Дул слабый изменчивый, как говорят иногда в шутку моряки, «дамский» ветерок. День выдался жаркий. Несколько часов я, запустив мотор, тщетно пытался найти свежий ветер. Перед вечером я примирился с судьбой и прекратил поиски. Однако внезапно разыгрался шторм – настолько внезапно, что я не успел спустить паруса. Пока я брал первые и вторые рифы на гроте, шторм разбушевался не на шутку. Седые валы вздымались вокруг меня, и яхту сильно качало. Пришла пора убрать кливер, чтобы не рисковать потерей бушприта.
Плавание под парусами на яхте с бушпритом в штормовую погоду напоминает цирковой номер – балансирование на катящейся бочке. Всякий раз, как бушприт опускался, я оказывался до колен в воде. Примерно каждая четвертая волна была выше других, и вода оказывалась у меня даже в карманах – в жилетных карманах!
Отчаянно вцепившись в ванту, я пытался свободной рукой управлять парусами. В такую бурную, темную ночь упасть за борт отнюдь не желательно. Поэтому я крепко держался и быстро работал. Но в подобные минуты невольно становишься рассеянным. Именно это и произошло со мной. У Жемчужных островов я уже несколько раз плавал с бушпритом во время шторма и считал это пустяковым делом. Но на парусных судах нужно всегда быть начеку. «Язычник» как-то особенно резко накренился, глубоко зарылся в воду, потом задрал нос кверху, нацелив бушприт в небо. Не удержавшись, я кубарем покатился прямо в набегавшие волны.
Я мигом вынырнул на поверхность. Волны обрушивались на меня и увлекали к корме. Боканец был в каком-нибудь футе от меня, и я понимал, что нужно поскорее ухватиться за него или еще за что-нибудь, иначе следующая волна отбросит меня под ветер. «Язычник» плыл так медленно, что, напрягая все силы, я почти не отставал от него. Соленая вода застилала мне глаза и затрудняла дыхание. И вот в этот отчаянный миг я почувствовал прикосновение какого-то предмета: сначала подумал, что коснулся руля, но это были штаны, которые я спустил на веревке за корму, чтобы выстирать их. Я подтянулся к поручням и смог, наконец, перевести дух.
Море обрушивало вокруг сокрушительные удары, поражая меня своей беспредельной мощью. Прослужив четыре года в торговом флоте, я и не подозревал о его всесильном могуществе. Находясь на борту большого транспорта, человек чувствует себя не в море, а над морем, он защищен прочными стальными переборками. Когда матрос торгового судна ощущает на губах соленые брызги, для него это целое приключение.
Пока я купался в пене за кормой яхты, не имея сил вскарабкаться на палубу, мне стало ясно, что необходимо спустить с кормы леер, за который можно будет ухватиться, если я снова окажусь за бортом.
Взобравшись, наконец, на судно, я прошел к бушприту и с трудом спустил кливер. Но перед этим я полежал немного на палубе, провожая спокойным взглядом убегавшие назад волны. С ревом исчезали они в ночной тьме. Разумеется, я думал о том, что могло со мной произойти. Моряку, плавающему в одиночку, всегда угрожает такая опасность. Мне здорово посчастливилось, но в следующий раз счастье может отвернуться от меня. Я чувствовал себя неразрывной частью судна, я как бы слился с ним воедино, сражаясь с беспощадным океаном.
Я подумал о том, решился бы я на это путешествие или нет, если бы знал, какие неожиданности подстерегают меня. «Да, решился бы»,– таков был мой ответ. То, что я сделал, было увлекательно, несло с собой сильные ощущения. Несмотря на опасность, я был в восторге. Я испытывал жажду, знакомую всем мужчинам,– жажду приключений. И вдобавок ко всему я приближался к единственной в мире женщине, о которой мечтал,– к Мэри!
***
Утро четвертого дня моего плавания мало чем отличалось от трех первых. Яхта ползла на юго-запад, подгоняемая попутным ветерком. Как всегда, небо казалось мне подозрительным, но я уже успел привыкнуть к этому. Минувшей ночью я взял все рифы на парусах, а на рассвете снова отдал их. Но теперь это было бесполезно: ветер стихал и на море, над которым низко нависло свинцовое небо, начинался штиль.
Я запустил свой трескучий мотор и два часа плыл без парусов, пока не почувствовал дуновение ветра. Он дул, как всегда, с юго-востока и лишь слегка расправил паруса.
Все эти дни я изучал мореходную астрономию, которой раньше не мог заняться, поглощенный другими делами. Кроме того, я определял расстояние, пройденное за сутки, вычисляя скорость пузырей, убегавших из-под киля. Таким путем я установил, что двигался до сих пор со скоростью семи узлов и, повидимому, преодолел половину расстояния до Галапагоса.
В десять часов случилось еще одно происшествие.
Большая тупорылая акула лениво проплыла рядом с «Язычником». Она поглядела на меня крошечными, как у свиньи, глазками и внезапно ударилась о борт своей массивной тушей.
