Alwxander Apple <[email protected]>
Shakespeare. Sonnet CXIX What potions have I drunk of Siren tears Distilled from limbecks foul as hell within, Applying fears to hopes and hopes to fears Still loosing when I saw myself to win! What wretched errors hath my heart committed Whilst it hath thought itself so blessed never! How have my eyes out of their spheres been fitted In the distraction of this madding fever! O, benefits of ill! Now I find true That better is by evil still made better; And ruined love when it is built anew Grows fairer than at first, more strong, far greater. So, I return rebuked to my content, And gain by ill thrice more than I have spent. Сирена злая, над судьбой глумясь Мне поднесла отравленный бокал. Боялся верить, веровал страшась, К победе близок был, но проиграл! О, что за тяжкий грех я совершил В тот миг, когда так сердцу было сладко? Кто тот злодей, что глаз меня лишил В смятеньи сумасшедшей лихорадки? О, мой недуг! Тебя благодарю! Добру злодейство навредить не в силах! Любви погасшей новую зарю Ты даришь, снова страсть пылает в жилах! Что ж, могут упрекнуть меня друзья Мне принесла любовь болезнь моя.
Dina <[email protected]>
Стори! ВДОХ: Symphony in Yellow An omnibus across the bridge Crawls like a yellow butterfly, And, here and there, a passer-by Shows like a little restless midge. Big barges full of yellow hay Are moved against the shadowy wharf, And, like a yellow silken scarf, The thick fog hangs along the quay. The yellow leaves begin to fade And flutter from the Temple elms, And at my feet the pale green Thames Lies like a rod of rippled jade.
ВЫДОХ: Желтая симфония По стеблю моста омнибус Лимонной бабочкой ползет Как мошек, улица несет Прохожих беспокойный груз. Вот баржи облепили верфь, Набиты сеном золотым; И желтым шелком, точно дым, Тумана над причалом шлейф. А листья желтые кружат От вязов Темпла, как костер, В моих ногах река растет, Прутом нефритовым дрожа. P.S. Кстати, любопытненько было бы какой-нибудь канонический перевод почитать. Hoaxer
Есть работа. Затащить стиральную машину по узкой лестнице на 5 этаж. Перевести хорошее стихотворение неизвестного автора. Работа полезна. В стиральной машине можно стирать белье. По переводу люди, языком не владеющие, если и не узнают кого-то нового, так хоть ... Хоть так. Хотя так полезно язык чужой освоить и самому друзей искать. Есть спорт. Один поднял полированную железку в 211.500 кг, другой - в 211.600. Кроме того второй был и сам легче на полкило. Но, увы, попался на допинге - вчера, без всякого удовольствия, ел манную кашу. Один перевел decline как упадок, второму бедняге осталось только падение, третий, сопя, выбирает между спадом и убылью. Опоздавшие к раздаче роются в хламе: понижение? ухудшение? истощение? Соревнования по спортивному переводу. В ластах. Впрочем, и это не совсем правда. Вспомним Сологуба. Есть речь. Очевидное преимущество речи в том, что она к речи не сводима и речью не описывается. Прочитал чужой текст - напиши свой. Как прежние. Поднимем Пушкина со дна и положим опять на корабль современности. В рамках ДвзаВозТр объявляется смотр текстов "Из..." Итак, из Уайльда. Автобуса желтое тело с натугой всползает на мост прохожих желтеющих тени несутся попарно и врозь И солнце, стоящее низко, простреливает насквозь весь город Лучи его - ось кружения выжженных листьев И некто, не старый на вид но старый для осени новой на новой скамейке садовой как прежде сутулясь сидит И чувствует он у плеча в пальто своем старом и желтом пришла и уселась тихонько но - оборотиться нельзя (1978)
10111101
Мне нужен только листик мяты, немного масла и вина, чтоб обозначить в прошлом даты, события и имена, из ничего - осколок счастья на серой скатерти судьбы, да разделить твое ненастье, день, осушающий мольбы; И капельку нежданной ласки, и синий бархат тишины, чтоб, завернув в него все сказки, швырнуть с осенней вышины; Два спелых зернышка граната, фальшивый шелк, тяжелый дым, и в уши - рваную кантату, и в душу - хохотом пустым забросить золото презренья и ожидание вины. И ложь вечернего прозренья похитит ропот новизны.
Я стану ждать чужие слезы. Без них на языке горчит. --я что-то влил себе сверх дозы. Кого-то это огорчит? Я разглядел, как шевелилось у основания ресниц. Застал врасплох - остановилось, - Исчезло в мешанине лиц.
viveur
Психбольной Я просто не думал в бездушности ада И потной рукою скользя по стеклу Смотрел как за этой прозрачной преградой Архангел в халате брал в руки метлу Потом забывался под крики соседей Ждал тихо врача, чтобы плюнуть в него Иль в мыслях играл в пару белых медведей И просто рычал, даже ни на кого Когда было скучно - любил санитарку За нею следил, затолкавшись за дверь Сжимая в руке свою мягкую палку Сжимал до безумства. Но только теперь Решился сказать, может скоро и выйду И сам стану дворником, чтобы другой Свою до кишок затаивши обиду Подумал о том, что я тоже святой. Гена <[email protected]>
Я скала. Мне уже пять тысяч лет, но я не собираюсь умирать, потому что я еще кому-то нужна. У меня побаливает в задней части восточного склона, у меня постоянно отрывают куски плоти эти надоедливые волны, что колотят мою грудь с утра до вечера. Зачем им моя плоть? Они все равно роняют ее, не в состоянии унести далеко в океан, и она падает на дно недалеко от меня. Но я еще нужна. Я нужна этим птицам, что каждый год прилетают ко мне и устраивают свои гнезда, а затем высиживают яйца и воспитывают птенцов. И так же ежегодно они покидают меня, не сказав ни одного слова благодарности. Я нужна этим деревьям и кустарникам, которые крепко-накрепко впиваются в мое тело своими корнями и доставляют мне массу физических страданий. Что им надо? Они ищут почву на моей каменной коже. И ведь находят, что оказывается странным даже для меня. Сейчас уже все не так. Все не так, как было раньше, когда я еще была молода. Тогда солнце светило по-другому, тогда вода в океане и воздух вокруг были намного чище. Тогда я была сильна, и об меня разбивались корабли. Это было давно. Последний корабль разбился в этом заливе пятьсот лет назад, впрочем, уже тогда мне это не доставило наслаждения, а, напротив, стало жалко тех людей, которые, может быть, и выбрались бы на сушу, цепляясь за мои крепкие каменные выступы, но волны не давали им сделать это. Именно тогда я и поругалась с океаном, и он мстит мне и не может простить моей наглой выходки. Что ж, ведь он сильнее меня, он даже может полностью меня разрушить, ну и пусть. Все равно птицы найдут себе другую скалу для высиживания потомства, а деревья, им тоже пора умирать, тем более, что от них, как и от меня, нет пользы никому.
Wennie<[email protected]>
Устало солнце клонится к закату, Оно сегодня потрудилось славно: Угрюмых туч тяжелую громаду По небосклону целый день гоняло. Уж то-то отдохнет на мягком ложе Из облачков пушистых, розоватых, Их ветер взбил, услужливый вельможа, На них опочивать так будет сладко! Чтоб сну его ничто не помешало, Тихонько в целом мире свет потушен, И ничего другого не осталось, Как ждать с терпеньем наступленья утра. А чтобы слишком не было уныло, И небо не казалось опустевшим, Рой звездочек веселых пантомимой О смысле мирозданья нас потешит. А в третьей части, к тем, кто спать не хочет, В сегодняшней программе с новой песней, Звезда подмосток небосвода ночи, Луна на сцену выйдет в полном блеске! И пантомиму музыкой озвучит Притихшему, внимающему миру О вечности, любви и о разлуке... И солнца ждать немного станет легче!
Spiritus
Пятница, 1 января 1999
Выпуск 15
Чудесная елочная игрушка.... ....Странно, темно, где-то поют. Надо же было так упиться... Запах... Пахнет елкой. Люблю запах елки... или пихты. Колется... видимо, закатило меня под.. или закатили. Пол трясется, мешает. С новым годом, страна...
Karlsson <[email protected]>
Из воспоминаний Колпакова. Союзмультфильмовский плюшевый медведь под пышно-хвойной веткой и омерзительно малиновый елочный шарик. "С Новым 1989-м Годом!" Поздравительные телевизионные слова празднично блестящего (лысиной и все еще светлыми перспективами) пятнистого генсека. Шипит в бокалах полусладкое, новое бархатное платье жены взывает к миру о неоцененной женственности, и "Ой, смотри, я столько открыток купила - пять лишних осталось." Сколько всего нужного и полезного исчезло без следа в кутерьме развода, размена и переезда, а вот пять уродливых открыток с плюшевым медведем 1988-го года рожденья уцелели. А раз уцелели, так пусть послужат делу мира на Земле - не выбрасывать же. Надписываю их одну за другой, доклеиваю марок и, как заправский шпион, бросаю в почтовые ящики в пяти разных районах города. Вернувшись с работы, начинаю ежегодную квартирную уборку. Подметаю в комнате, выбрасываю старые журналы, поливаю кактус (прощальный подарок моей ироничной супруги). Заменяю перегоревшие лампочки, выбиваю мой единственный ковер, мою полы на кухне и в коридоре. Золотое деревце с гранатовыми плодами невинно выпадает из правого зеленого тапка. Ну вот, повод для примирения найден. Остается только позвонить и, не выходя из жалобно-романтического тона, обсудить условия следующей встречи в верхах. Как холодно и официально держала себя Алиса всю последнюю неделю! Мои попытки сделать вид, что ничего не произошло, мои потуги рассмешить ее и даже робкое желание извиниться (за что?) - все это было начисто проигнорировано. Но про брошку - ни слова. Какая дальновидностьї. А ведь как просто было бы страстной скороговоркой выпалить все ожидаемые Алисой в тот момент от меня благоглупости. И про единственная-и-необыкновенная, и про одинок-и-истосковался-без-любви, и, разумеется, про только-ты-можешь-вернуть-к-жизни. Даже почти искренне мог бы, наверное, сыграть надоевшую роль интеллигентного немолодого обольстителя. И кончилось бы все совсем иначе: спрятал бы, наконец, свой звон в мягкое, в женское, уснул бы, обласканный за свою предсказуемость, и, уж во всяком случае, отложил бы мытье коньячных рюмок на следующее утро. Ладно, дорогой Колпаков, продержись еще немного. Через несколько дней усилиями нашего доблестного почтового ведомства в твоей квартире со всех концов города соберутся пятеро пуговицеглазых медведей и поздравят тебя с наступающим Новым Годом. Заранее присоединяюсь. Алиса
