— Я и ее пристрою к какому-нибудь полицейскому и посмотрю, что получится, — сказал я со злостью. — Станет ли она такой бессердечной, как ты?
И, не дожидаясь ответа, я спустился вниз и принялся кормить буйволицу. Пьяри сошла следом за мной. Она набила трубку и положила ее перед Рустамханом.
— Сукхрам! — окликнул он меня.
— Да, господин, — я поклонился.
— Сядь, — приказал он, посасывая мундштук хукки. Я сел. Рустамхан сделал несколько затяжек, а потом спросил, выпуская клубы дыма: — Можешь сделать для меня одно дело?
— Какое, господин?
— Ты, говорят, хорошо лечишь?
— Кто знает, хорошо или нет, пытаюсь иногда.
— Посмотри-ка мою ногу.
Я подошел и увидел небольшую ранку на лодыжке.
— Ну, что это? Что молчишь?
— Господин! — отшатнулся и горестно посмотрел на Пьяри. Она закрыла лицо руками.
— Да, да, и у нее тоже, — кивнул головой Рустамхан.
Мне показалось, что я схожу с ума. Я обхватил голову руками и застонал. Рустамхан удивленно смотрел на меня.
— В чем дело, Сукхрам?
— Ты! Что ты наделал, Рустамхан! — Я сам удивился своей смелости и непочтительности, с которой обратился к нему. — Если ты болен этим, как ты посмел коснуться моей жены, ведь она была чище луны и нежнее воска!
— Кто знает, может быть, это она меня заразила.
— Если ты еще раз повторишь это, я из тебя сделаю Рустама и Хана — двоих, понял?
Я встал с места. Рустамхан испуганно замахал руками.
— Сядь, сядь, Сукхрам. От судьбы не уйдешь. Это можно вылечить?
Мое сердце обливалось кровью. Я припал к ногам Пьяри и прошептал:
— Ты не человек, Пьяри, ты святая!
На глаза Пьяри навернулись слезы. Я знаю, это были слезы радости…
Так вот почему Пьяри не позволяла мне к ней прикасаться. Она хотела меня спасти. Только теперь я понял все! Слезы душили меня, я не мог говорить. Рустамхан с неослабевающим изумлением следил за мной. Не знаю, сколько прошло времени, но, когда я пришел в себя, сердце мое было разбито.
— Лекарь! — стонал Рустамхан. — Вылечи меня! Забери Пьяри назад. Болезнь вконец измучила меня. Если об этом узнают, меня выгонят со службы, я стану нищим. Я причинил людям много зла, уж они постараются сполна рассчитаться со мною. Ты должен спасти меня. Сукхрам! Я все делал в угоду Пьяри. Ради нее я сделал тхакуров своими врагами.
Я взглянул на него. Неужели на все это он пошел ради Пьяри?
— Хорошо, — решительно сказал я. — Я тебя вылечу. Но тебе придется во всем слушаться меня. Забудь о сытной пище. Есть будешь только гороховые лепешки без соли, без масла. И еще — ты должен оставить Пьяри.
— Я все сделаю, как ты сказал, — захныкал Рустамхан, — но я люблю ее, Сукхрам!
Люблю! Рустамхан любит Пьяри!!! Эта колдунья даже негодяя превратила в покорного пса…
Ну вот, пообещав Рустамхану, что вылечу его, я стал собираться.
За воротами меня догнала Пьяри.
— Приведи завтра Каджри, ладно?
Я кивнул головой.
— А если она не согласится? — спросила Пьяри.
— Тогда я задам ей хорошую трепку. Я притащу ее к твоим ногам.
— Я не хочу этого.
Я задумался.
— Уговори ее, но не заставляй силой.
— Ладно, попробую.
Она остановила меня, видя, что я собрался идти.
— Ну?
— Ты не сердишься на меня?
— Нет. Я ведь не понимал, почему ты не подпускаешь меня к себе.
— Ты просто не думал, что я люблю не только твою душу, но и тело. Думаешь, мне легко было отталкивать тебя? Но ты остался здоров, это главное.
И моя душа наполнилась радостью.
— Я смогу вылечиться, Сукхрам?
— Сможешь, конечно, сможешь. И тогда мы уйдем отсюда, хорошо?
— Конечно! Хочешь, я стану рабыней Каджри? Она принесла тебе радость, а я не смогла этого сделать.
Только теперь я понял, какое у Пьяри доброе сердце.
— А этот негодяй тебя отпустит?
— А ты пригрози, скажи, что, если он меня не отпустит, ты не станешь его лечить. Он здорово струсил, но теперь на все согласится.
Ее мысль мне понравилась. Неужели Пьяри снова будет со мной? Она пристально смотрела на меня. Какой радостью лучились ее глаза!
10
Когда я вернулся в табор, там царило веселье, люди пели и танцевали. Пьяный Курри раскачивался в такт музыке и кричал Каджри:
— Пошла прочь! Не смей больше приходить ко мне! Теперь Голи моя. А ты мне никто! — И прижимал к себе пьяную натни.
— Но Голи кривая на один глаз, — рассмеялась Каджри.
— Ну и пусть. А наша с тобой семейная жизнь кончилась, и все тут! Голи любит вино, она хорошая, а ты дура.
Но Каджри только весело смеялась.
— Послушай, женщина, — спросил кто-то, — муж прогоняет тебя, а тебе весело?
— Чего ж мне плакать, наконец я освободилась от этой противной обезьяны.
— Тварь! Сама ты обезьяна! — завопил Курри.
Каджри опять расхохоталась.
— Что ж ты теперь будешь делать, Каджри? — интересовались женщины.
— Я возьму себе такого мужа, о котором вы и мечтать не смеете.
— Кого же?
— Сукхрама!
— Вот это да! — восхищенно произнес кто-то.
Все окружили меня, стали поздравлять, только Курри не унимался.
— Он же глупый упрямый осел, ее Сукхрам. И она ослиха! Пусть женятся! Играем две свадьбы, я женюсь на Голи!
…Женщины пели свадебную песню. Пришел старый священник-нат и обвенчал нас. В воздухе пахло вареным мясом, нам готовили угощение. Танцы возобновились с новой силой, вино разливалось по кувшинам и кружкам. В таборе царило веселье.
Приближалась ночь. Каджри перебралась в мой шатер. А я все думал и никак не мог понять, что произошло. Теперь Каджри моя жена. По случаю свадьбы Каджри достала из сундука шелковую кофту, которая ей очень шла, и выглядела теперь настоящей красавицей. Масло в светильнике вскоре выгорело, и в шатре стало темно.
— О чем ты думаешь, Сукхрам?
— О Пьяри.
— О ней? — вспыхнула Каджри. — Зачем же ты взял меня в жены?
— Как зачем? Ты ведь любишь меня?
— Но я совсем не люблю Пьяри.
— А она тебя любит.
— Рассказывай, — недоверчиво протянула Каджри.
— Я не вру.
— Что же она обо мне говорила? — все еще сомневаясь, спросила Каджри.
— Она сказала, чтобы я взял тебя в жены.
— Это она хорошо придумала. А сама она там останется?
— Нет, она вернется.
Это известие как громом поразило Каджри.
— Куда? — неуверенно спросила она.
— Сюда.
Каджри расплакалась.
— Что ты плачешь? Пьяри готова стать твоей рабыней.
Я подсел к Каджри и обнял ее. Она вытерла слезы концом юбки и сказала:
— Этого не будет.
— Это ты так решила?
— Да. Она хитрая. Это она неспроста придумала.
— Почему ты так думаешь?
— Почему да почему, сам, что ли, не понимаешь?
— Нет. Растолкуй, раз ты такая умная.
— Она поняла, что ты меня любишь, потому и готова на все, только бы ты ее не бросил. Она прикинется доброй и снова начнет тебя опутывать. Меня она постарается очернить, и ты ей поверишь. Она станет сживать меня со свету, поедом есть. Ты — слабовольный человек. Скоро ты начнешь бить меня по ее наущению.
— Зачем ты так говоришь, неужели не веришь в мою любовь? — И я сжал Каджри в объятиях.
— Сукхрам! Говорят, будто люди не знают счастья, особенно бедняки. Это ложь, Сукхрам. Просто женщины никогда не знают покоя, потому что одна норовит погубить другую. Отсюда все беды.
— Ты сумасшедшая, Каджри.
За пологом сердито заворчала Бхура, но потом все стихло.
— Сегодня мы стали как одно целое, Сукхрам.
— Пьяри хорошая женщина, Каджри. Она меня любит. Ее заразил дурной болезнью полицейский, но она уберегла меня от этой болезни, не подпускала к себе.
— Теперь я поняла, почему она согласилась стать даже моей рабыней! — громко рассмеялась Каджри. — Откажись она, и ты бы ее бросил, правда?
— Я вылечу ее, Каджри. Я умею лечить болезни.
— Ей только этого и надо.
Слова Каджри снова повергли меня в сомнение. А она схватила меня за волосы, свесившиеся на лоб, и твердила:
— Теперь понял? Понял или нет? Глупый! Только женщина может понять хитрости женщины. Тебе и невдомек!
Сукхрам продолжал свой рассказ:
— Слова Каджри подняли во мне бурю. Я вспоминал глаза Пьяри и задумывался над тем, что сказала Каджри. Странные противоречивые чувства обуревали меня. Я осторожно спросил у Каджри:
— Пойдешь завтра со мной?
— Куда это?
— К Пьяри.
— Это еще зачем?
— Она хочет тебя видеть.
— Что ей надо?
— Она сказала, что та, которая дала мне счастье в то время, когда она не могла этого сделать, должна быть очень хорошим человеком, поэтому она хочет тебя видеть.
— Коварная змея! Хочет видеть, кто из нас лучше, я или она. Что ты ей ответил?
— Сказал, что приведу.
