Бойцы попадали и уже без команды, а просто по примеру командира начали выбирать удобнейшие места для обороны. К их счастью, место здесь было немного ниже того, где они были минуту назад. Как только бойцы, прежде чем нажать на спусковые крючки винтовок, глянули на поле, они увидали невдалеке перед собой Зину и Светлану. Они лежали неподвижно на самом высоком месте прогалины. Михал и Грицко без всякой команды поползли туда. Немецкий пулемет бил теперь короткими очередями, но прицельно, то по одному бойцу, то по другому. На тот пригорок, где лежали Зина и Светлана, пули теперь не летели, видимо, немцы решили, что эти жертвы уже никуда не денутся. Но как только туда стали ползти бойцы, огонь возобновился. Ответные винтовочные залпы немного насторожили врага, но очень скоро, наверно, пришло подкрепление, потому что стреляло уже несколько пулеметов.
Когда Грицко и Михал подползли ближе к пригорку, они сразу заметили, что Зина и Светлана живы, но шевелиться им нельзя, потому что они прямо на прицеле. Во время короткого промежутка между пулеметными очередями Грицко услышал, что Светлана как-то приглушенно плачет, - и сердце у него заныло.
- Что у вас? - крикнул он Зине.
- Светлана ранена в ноги, - ответила Зина.
- А вы?
- Я нет... Надо спасти Светлану.
- Ползите вниз! - сурово приказал Грицко. Он стал осторожно, чуть ли не вдавливаясь в землю, подползать к Светлане, а Зина все лежала и не шевелилась.
- Сейчас помогу, - встревоженно сказал ей Михал.
Он подумал, что Зина тоже ранена, но скрывает это. Однако, когда он, сплевывая крупинки земли, попадавшие в рот от взрывов пуль, приблизился к девушке, она вдруг резко двинулась в сторону и заслонила собою Светлану, которую в это время Грицко стал тянуть за собой. Зина ползла, не отрывая глаз от окровавленных ног девочки. Она слышала, как при каждом усилии Грицко Светлана глухо, жалобно всхлипывала, видела, как смешивались с росной травой ее светлые, отросшие за эти недели волосы (платок где-то потерялся в пути), а больше ничего не видела и не слышала. Так она переползла пригорок, проползла еще немного, а потом, чем дальше, тем все слабее стали перемещаться ее локти. Михал бросился на помощь...
В яре Машкин протер мокрым и, казалось, горьким от порохового дыма рукавом глаза, глубоко вздохнул и позвал к себе бойцов. Каждому, кто подбегал, он приказывал:
- Сейчас же выступать, потому что откроют огонь из минометов.
Подбежали далеко не все. Машкин заметил это, но в душе простил тем, кто не выполнил его приказа. Он понимал, что если, к примеру, Михал и Грицко не подбежали, значит, они не могли этого сделать. Что-то нехорошее случилось и с девчатами, если и они не явились. Идя пригнувшись по заплесневелому от сырости яру, командир посмотрел в лицо шоферу, узбеку, еще трем бойцам, и по их лицам понял, что они вышли из боя невредимыми.
Михал и Грицко находились немного в стороне. Грицко торопливо скручивал из лозы жгуты и перевязывал ими Светлане ноги выше колен, а Михал стоял, наклонившись над Зиной. На кого все они теперь были похожи? Мокрые, грязные, по многу раз простреленные лохмотья свисали с плеч, с рукавов; от можжевеловых лаптей Михала не осталось и следа. У Грицко даже поясной ремень был в нескольких местах исцарапан осколками разрывных пуль.
С глубокой тревогой и болью подходил Машкин к своим товарищам. Подойдя, молча опустился возле Зины на колени, испуганно взглянув Михалу в глаза. Боец плакал...
Выходили они из яра перед самым восходом солнца. Михал нес на руках Зину, а Грицко - Светлану. Девочка держалась за его шею, а Зинина правая рука, пробитая пулями, как и все ее тело, беспомощно свисала и омертвело раскачивалась. За Михалом и Грицко шли Машкин, шофер и остальные бойцы. Они шли, плотно прижимаясь друг к другу, чтобы, если понадобится, заслонить своими спинами тех, кто был впереди. Еще минута, и должен засиять первый солнечный луч, еще минута, и должны показаться наши позиции.
1957
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
