— Надышался, наверное. Надо думать, отпустит скоро. Ну а как вообще — там началось?
— По башке получил; чем — не видел.
— Ну, к врачу тогда, что по мозгам. Не жена мне, вообще никто, — забормотал Сергей-один с чудесной, невозможной скоростью. — Ну, влюбился — этому одно название.
Год назад увидел… да, смешно подумать, год назад… увидел и запал… я с ней по бизнесу случайно познакомился, с Мариной… у меня своя фирма, системы безопасности, «жучки», сигнализации, я этим занимался. Кредит взял беспроцентный триста тысяч, у Samsung'а тендер выиграл, и она мне документы выдавала, оформляла меня официальным дилером. Продастся все — кредит отдам, прибыль в карман и по новому кругу. Ну раз мы встретились, ну два, поговорили, она ко мне как к человеку, я на нее смотрю, не отрываюсь, слова все в горле застревают, все те, которые нужны, да нет, вообще-то я… ну все нормально в этом отношении, но случай-то особый, тут, знаешь, ощущение такое — куда мне до нее? И как разведчик я, шпион… ну, справки наводить, где живет и, главное, с кем… оказалось, одна… я следил еще, разнюхивал, есть ли кто, — нет, никого, только мама и дочка, ну вот так, одинокая баба красивая, часто бывает. Может, память хранит по кому. Я, ты знаешь, все это не очень… ну, цветы там, рестораны, свечи, эту всю херню… Ну и вот, ее в командировку, на учебу. А потом вообще в Германию — ну, у мамы со здоровьем, сердце, лучшие врачи. Я ей денег, главное, умудрился на Германию — ну, как будто и не от меня. Ну и что, дожидаюсь. Кручусь — верчусь, системы продаю, кредит вот этот самый отбиваю. И ничего, отбил, себя зауважал, чистейших триста тысяч прибыли, квартира на примете настоящая — жизнь! И тут вот этот Форум безопасности, и там она сегодня! Ее туда как вывеску возможностей — картинка ведь! Это надо быть импотентом, чтобы у нее ничего не купить, даже если эти камеры слежения тебе на хер не нужны. Ну и я туда. Вроде как нечаянная встреча. Прихожу — Маринка просияла, распахнулась мне навстречу, и все в глазах, как в зеркале, — вся будущая наша жизнь, и род мой продолжается, и все так ясно, хорошо, прозрачно, что и слова нам никакие не нужны. Я думал там остаться… ну, когда ее… я видел все, я подошел вплотную … и думал, ну куда мне уходить, когда она вот здесь, и я останусь, вокруг все мечутся, а я осел, сижу, и тут как будто молнией все озарило изнутри: ведь дочка у нее осталась, ведь одна, без никого. Ну, значит, должен выйти я оттуда, приложить усилия. И Драбкин — то есть ты — в башке засел. Достану, думаю. Управлюсь незаметно — ситуация располагает. Вот, вышел… Скажи, друг, слово, не молчи. Не хочешь — хер с тобой.
— Фамилия-то как твоя? А то все тезка, тезка.
— Подвигин — дальше что?
— Нет, — Сухожилов скривился, с подозрением разглядывая тлеющую сигарету. — Тяну и не чувствую. Ну, нет, да что за жизнь такая — ничего не чувствую… Я ее вот так держал! — сдавил Подвигину запястье. — Вот так держал, не отпуская. Ты помнишь, я пристроился за вами, я видел, вы — единственные, кто полностью не обезумели, и с вами норовил, но мы потом от вас отстали. Ну что — горохом вниз, всей биомассой, двери вынесли, этаж, этаж, еще этаж, кругом все черные, багровые, все задыхаются. И медленней, все медленней, конечно, и на передних сверху давят, те кубарем летят, задние ступают по телам, мы тоже — на руки, на животы. Вперед я с самого начала не полез, прикинул — на хер надо? Чтоб стоптали? Но тоже, понимаешь сам, не застоишься, дым удушливый, все время что-то сверху падает, башкой кого-то вниз в пролет швырнули, но мы бежим, бежим, потом идем, идем. И тут навстречу пламя, снизу, как из жерла. Народ назад попятился, все — вверх опять, откуда прибежали. Рванули скопом в коридор. А в коридоре тоже светопреставление — кто не сгорит, тот задохнется, жопа полная. Я двери в номера толкаю, дергаю… ну, надо же куда-то, ведь сгорим. И повезло не повезло — рванул одну, и в номер мы, за нами дым, глаза на лбу давно уже, и в ванную, там воду открываю, все краны, и ее туда по горло, в воду, «не вылезай», ору… ну, логика простая, да? «Пока не вытащат тебя руками, не вылезай сама ни в коем разе», — последние мои слова. А сам куда-то назад метнулся и к окну, разбил и на карниз, там выступ был изрядный, как балкончик. Этаж какой, ну, пятый, я не видел точно, но можно жить, ору, что здесь мы, здесь нас двое, сюда, сюда на помощь. И тут мне чем-то по башке и грянуло, такое ощущение, что просто распрямился и теменем в косяк, и все, я падаю, лечу, и нет меня, и все неважно, все бессмысленно, и даже мысль про ванную, и эта моментально погасает. Замуровал ее, ты понимаешь, этими руками, сам лично-в газовую камеру. Очнулся — на земле уже лежу, а надо мной спасатели в скафандрах. Пытаюсь встать и не могу, ору и ничего не слышу. Ну встал с грехом, кричу: «Шестой этаж, шестой, туда!». Или пятый. И по периметру бегу, окно ищу, а окна одинаковые — и где она, и где?
— Ну и чего ты, дура? Этаж — шестой! Шестой — не двадцать пятый! Туда-то проникли! Живых по больницам! Врачи! Вот день пройдет, соображай, да мало день — неделя, и самое время наступит — все данные, списки. А может, и дома уже, ты представь? Тебя вот ищет и с ума… Любое может быть…
А Сухожилов вскинулся в ответ, как отзывается солдат — отличник на трубный зов, вскочил, готовый облачиться и подпоясаться быстрей, чем догорит до пальцев спичка, и побежал на звук набата, мгновенно про Подвигина забыв Не по-спортивному одетый физкультурник, пожалуй, слишком ранним утром в парке. Через ограду перепрыгнул и поливальную машину обогнал, так и бежал, с эскортом и салютом, мокрый от мелких брызг; стал выдыхаться, двигаться с машиной наравне, и в водяной пыли, в лучах рассвета над ним висела персональная трепещущая радуга. Настиг его Подвигин, тоже мокрый весь; собакой за хозяином бежит, не отставая.
— Слышь, тезка? Должен понимать… Один ты у меня, единственная ниточка. Я что кумекаю — с тобой я, тоже в этом направлении.
— А дочка как же? Дочка есть.
— Да погоди ты — дочка. Твоя, она теперь моя… не знаю, как сказать. Теперь и мое это дело, ты понял?
— Я ее второй раз в жизни.
— Что «второй раз»?
— Видел, что? — и Сухожилов на бегу осклабился. — Что? Может такое?
— Может, может. Я — целый год кругами, подойти не мог, ты вот — второй раз в жизни. Так точно, оба — невменяемые. Это как же вас на Форум занесло? По бизнесу опять же, что ли?
— По бизнесу, по бизнесу.
— Кредиты тебе выдавала?
— Смешнее — барышня и хулиган. Налетчик я, она — моя жертва.
— Это как?
— Рассказывать долго.
— Давай ко мне, я тут недалеко. По новостям узнаем досконально, что там.
И вдруг сигналят им — не поливальная машина, нет, а куцый, словно бы с обрубленным хвостом кортеж, в котором черный «Мерседес» столь совершенных очертаний, что каждый видящий его немедля должен распылиться на частицы от сознания своей ничтожности, и два квадратных «Гелендвагена» сопровождения. Настигли, встали; Драбкин, слуг не дожидаясь, сам дверь, сияющую лаком, распахнул, наперерез им побежал, уже преобразившийся и ставший снова «узнаваемым» — всесильный недоделок с рахитичным тельцем и гениальной головой.
— Ребят, простите, я так не могу. Я не в свое, конечно, дело, но вижу, что у вас несчастье. У каждого свое, одно ли на двоих — не знаю. Ведь кто-то там у вас остался, знаю. И я на самом деле предлагаю, нет, настаиваю: любая помощь в поисках, по всем больницам и если вдруг… ну, нужно будет… медицинские условия, то можете рассчитывать. Ну это просто глупость, если есть возможность, не воспользоваться. Ну, согласитесь сами! А у меня — ресурс.
— Ты-то, Гриша, один там?.. — усмехнулся Сухожилов. — Никого в отеле не оставил? А то ведь ничто человеческое нам…
— Типун на язык тебе! — возликовав, изобразил негодование Драбкин, бесчеловечному веселью подыграл.
— Ну вот и слава богу: хоть один бесцеремонно счастлив. Смотри, Подвигин, кого на самом деле любит Бог.
4. «Инвеко» против «Эдельвейса»
Они вчетвером спускаются вниз — мужчины в возрасте от двадцати пяти до сорока пяти, в костюмах с элементами ручной работы стоимостью от двух тысяч долларов (безупречный крупный узел шелкового галстука, плотный воротник, угол среза — сорок пять градусов), сверкая циферблатами инерционных Rolex'ов и мягкой кожей итальянских туфель. Проходят вестибюль, в котором металлические стойки напоминают пульты управления гигантским космическим кораблем, выходят на широкое крыльцо и направляются к своим машинам, провожаемые взглядами курящих операционисток из соседнего банка — стремительно стареющих девиц, чьи глаза уже заволокла безнадежная хмарь однообразного будущего, уже прошедшей мимо жизни, и сквозь эту хмарь уже не пробивается ни лучика обыкновенной женской заинтересованности.
Впрочем, женского томления, расчетливой надежды вот на них — на «бизнесменов» — им тоже каждый вечер достается в утомляющем избытке: вон, посмотри — по прилегающей аллее гуляют, бедрами покачивая и с тонкой сигареткой на отлет, жирно накрашенные наивные красотки, которые, надев все самое короткое и облегающее, приходят к бизнес-центру, чтобы подцепить себе «банкира» на ночь, а если очень повезет, то и на месяц или даже на год. Подходят, просят прикурить, стреляют глазками, в которых словно честно указана расценка, из пушки бьют по воробьям, дурехи, ведь большинство из тех, кто здесь сидит, в аквариуме, — вполне себе средние, затюканные жизнью офисные мужичонки, а тот, кто действительно крут, давно уже либо в надежных руках, либо просто чересчур придирчив и взыскателен для того, чтоб снизойти до вас.
