Амариллис, в последний раз проверив содержимое двух своих дорожных тюков (по привычке она все делала сама, неизменно приводя в священный ужас слуг аш-Шудаха), решила попрощаться с чудесным садом, который был так же обманчив и заманчив, как и глаза его создателя – на вид он был не больше обычного сада при богатом шаммахитском доме, на деле же в нем можно было запросто заблудиться. Девушка не спеша шла по узенькой тропке, петляющей, словно лесные речушки севера, между деревьями, иногда прикасаясь к теплой шершавой коре или вставая на цыпочки, чтобы понюхать вечерний цветок. Она полностью погрузилась в свои мысли и поэтому заметно вздрогнула, когда повернула за очередным изгибом дорожки и только что не споткнулась о сидящего на траве мага. Он же, одним, воистину царственным, движением бровей прервав ее неуклюжие извинения, предложил ей присесть рядом.
– Опять предостерегать будете? – в который раз впадая от робости в дерзость, спросила Амариллис.
– Помолчи, дева, – вздохнул аш-Шудах, – для поддержания достойной беседы совершенно необязательно говорить… иногда достаточно только слушать.
Некоторое время они сидели в молчании, нарушаемом лишь приглушенными хлопками раскрывающихся цветов, да вздохами ветра в зеленой листве. Наконец, набравшись смелости, Амариллис снова решилась заговорить.
– Господин мой, если вы что-то хотите сказать мне, будьте снисходительны, скажите это словами, я ведь не Арколь, и в тишине расслышу не многое…
– Не называй меня так, Амариллис, ибо – на то была священная воля Вседержителя – твое сердце мне не принадлежит… не перебивай. Ты отдала мне свое первое желание… но не сердце. Да помолчи же, дева. Ты слишком рано отвыкла слушаться старших; и боюсь, на тебя трудно будет найти управу…
Аш-Шудах протянул руку и коснулся волос Амариллис. Она бессознательно потянулась головой за его ладонью, словно ластящаяся кошка; подняла глаза и попыталась улыбнуться.
– Я, пожалуй, пойду…
– Ты боишься меня?
– Вот еще! – взорвалась Амариллис. – Очень надо! Вы же меня и пальцем не тронете, так чего мне бояться?! Разве только того, что я сойду с ума от скуки, пока вы тут медитировать будете. Хватит играть со мной, как сытый кот с неаппетитной мышью, жрать ведь все равно не собираетесь!!!
Уже через секунду после последнего выпаленного слова она оказалась на траве, распластанная волей аш-Шудаха как подопытная лягушка. Она глянула в его лицо, нависающее над ней, подобно грозовой туче, и зажмурилась – молнии, вырывающиеся из «черных алмазов», вполне могли бы испепелить небольшой город.
– Ты, невоспитанная, бессовестная, неблагодарная, несносная девчонка! Видит небо, я хотел отпустить тебя с миром, но ты этого не заслуживаешь!..
Первые несколько дней пути девушка была непривычно молчаливой, но не печальной; ее спутник, догадываясь о происходившем в ее душе, не тревожил ее якобы развлекающими, а на самом деле любопытствующими разговорами, всеми силами ограждая ее покой. Когда они покидали пределы Шаммаха, миновав последние пограничные гарнизоны империи, Амариллис наконец-то отважилась заговорить, ни к кому, в общем-то, не обращаясь:
– Нет, я, конечно, подозревала о его могуществе, но даже и предположить не могла, что он в силах останавливать время…
Ехавший рядом Арколь только покачал головой:
– Я долгое время был его учеником, а с недавних пор – и помощником, и я абсолютно уверен в том, что ни истинного облика его, ни истинной его Силы мы не в состоянии постичь… ни я, ни ты. А… ты долго пробыла с ним?
– Не знаю. Кажется, неделю. А может быть пять минут. Не знаю. Однако долго же ты сдерживал любопытство, брат Арколь.
– Вообще-то это не мое дело… – и Арколь в смущении отвел глаза.
– Как это не твое?! Ты же мой названный брат! Старший, между прочим. Вот Фрон с Траем живо бы из меня все повытрясли, глядишь, и полегчало бы мне.
– Прости, я не думал, что вправе задавать тебе такие вопросы, боялся, ты обидишься.
– Не обижусь. Да и ничего такого, собственно говоря, я и не могу рассказать.
– Я знаю. И боялся, что именно это и смутит тебя. Так много усилий – и такой результат.
– Да уж. Лалик я бы наврала с три короба, чтобы не позориться, а тебе врать бесполезно, да и не хочу. Мне стыдно, Арколь. Какая же я дура все-таки… представляю, как я ему надоела своим ничтожеством, – и Амариллис крепко закусила нижнюю губу, снова погружаясь в молчание.
Они уже проехали изрядный кусок намеченного пути; по старому, содержащемуся в идеальном порядке торговому тракту, соединяющему Шаммах и Манору; теплым майским вечером танцовщица и шут въехали в Эрмеллино – один из пригородов Маноры, славящийся своими оливковыми рощами. Они решили остановиться на одном из гостеприимных, шумных постоялых дворов; у Арколя был удивительное чутье на безопасные места, не раз помогавшее им даже и в их на удивление спокойном странствии. На сей раз ему приглянулась «Услада Нальдино» – и путники попридержали коней; Арколь легко спрыгнул на землю, будто и не трясся весь день в седле, помог спуститься Амариллис и обратился к спешившему навстречу хозяину (Нальдино в четвертом поколении):
– Уважаемый, мы с самого утра в дороге, надеюсь, у вас найдутся две смежные комнаты для меня и моей сестры?
– Найдутся, как не найтись, прекрасные комнаты, тихие, окнами в сад, никто не помешает благородным господам отдыхать, прошу вас, проходите!
Усталых коней увели в конюшню со строжайшим указанием вычистить, напоить, накормить – и все как следует, впрочем, конюх с такой любовью оглаживал холки чистокровных шаммахитских лошадей, что хозяйская строгость была необязательна. Оказавшись в доме, Амариллис, избалованная в школе Нимы, потребовала горячей воды и чистых полотенец, с наслаждением выкупалась в небольшой деревянной ванне, прислушиваясь к хихиканью и визгу, доносившимся из-за полуоткрытой двери – Арколь, по неизвестной причине заслуживший репутацию не то принца инкогнито, не то императорского посланника, вовсю этим пользовался. Не спускаясь в общую залу, они отужинали в комнате девушки и, собираясь как можно раньше утром отправиться в путь, улеглись спать.
Арколь проснулся с неясным ощущением тревоги. Не вскакивая и не суетясь, он прислушался: из соседней комнаты, где мирно посапывала его названная сестра, доносился тихий, но отчетливый скрип – скрип половиц под многоопытной – но все же не эльфийской – ногой. Когда Арколь понял, что шаги незваного гостя продвигаются в направлении кровати Амариллис, реакция последовала незамедлительно. Спустя пару секунд ночной посетитель, жалобно пискнув, замер, наслаждаясь приятным холодком шаммахитской стали у собственного горла. Одним жестом засветив свечу на прикроватном столике, Арколь не без иронии сказал:
– Добро пожаловать!.. Да проснись же ты, Амариллис! К тебе гость.
Амариллис, с трудом выкарабкиваясь из цепких объятий сладкого полуночного сна, присела на кровати и все еще слипающимися глазами уставилась на незадачливого воришку (или соблазнителя). Тот стоял не дыша, вытаращив и без того большущие глаза цвета незрелого крыжовника, и казалось, что даже огненно-рыжие пряди волос колышутся на его беспутной голове от ужаса.
– Умоляю! Погасите свет!
Он просипел эти слова задушенным, словно из-под подушки голосом, по-прежнему не осмеливаясь пошевелиться. Все еще недоумевая, Амариллис спросила:
– Вы что, окном ошиблись?
И тут со стороны конюшен раздался дикий рев.
– Лорка, погань ты этакая! Иди сюда, я тебе ноги оторву, кобель хренов! Ах ты паскуда рыжая, мать твою так-перетак… – а дальше пошло такое, что Арколь опустил кинжал и развернул гостя лицом к себе.
– Кто это столь высокого мнения о твоей персоне?
– Почтеннейший купец Альдобрандино, я-то думал, что он еще в Пьяческе отстал, так нет ведь, выследил все-таки, старый хрен! Да погасите же вы свет!
А на дворе судя по нестихающей мощи рева давно и прочно рогатый мессир Альдобрандино сулил «рыжей харе» много чего хорошего, всполошил уже спавших слуг, разбудил постояльцев – словом, весь дом поставил на ноги. В саду замелькали факельные огни, в коридорах затопали, послышались чьи-то визги…
– Быстро! – и рыжий незнакомец схватил Арколя за руку, – бежим отсюда! Пока он там надсаживается, успеем добежать до конюшен!
И странное дело – вместо того, чтобы выставить зеленоглазого любовничка за дверь, прямиком в объятия правосудия, Арколь и Амариллис, не сговариваясь, бросились переодеваться; ученик аш-Шудаха, отвесив добротный подзатыльник возмутителю спокойствия, засмотревшемуся на Амариллис, пихнул ему в руки один из дорожных тюков, другой схватил сам, и все трое выбрались в коридор. Немного потолкавшись с обитателями взбутетененной «Услады Нальдини», они оказались во дворе, в общей суматохе пробежали к конюшне, где их ожидал неприятный сюрприз.
