– Я, собственно, вовсе не поэтому… – начал Франсуа, розовея.
– Я вам верю, верю, – вежливо отозвалась Амалия.
Однако на всякий случай она все же написала графу Шереметеву записку, прося его в воскресенье прислать в особняк трех агентов, чтобы они покараулили дом в ее отсутствие. Вечером к Амалии наведался сам граф, что было для него весьма необычно, ибо в это время он должен был находиться у одной из своих любовниц.
– Здравствуйте, здравствуйте, баронесса! – пророкотал он, входя в гостиную. – Я знаю, вы все еще сердитесь на меня, и поэтому приехал к вам просить прощения. – Он кашлянул и напустил на себя важный вид. – Насколько я, гм, понял, вам удалось напасть на след человека, который, гм, украл из сейфа письма императора.
– Напасть на след – это, пожалуй, слишком сильно сказано, ваше сиятельство, – возразила Амалия. – Но вы правы, я узнала, кто он, этот человек.
– И кто же? – живо осведомился его сиятельство. – Мистер Даблдэй, который доставил нам столько хлопот на Мальте? Или герр фон Гарденберг, которого мы когда-то с большим трудом выслали из Петербурга? Или…
– Нет, ваше сиятельство, – ответила Амалия, – совершенно постороннее лицо.
После чего она поведала графу о цветке в сейфе, о принце воров по кличке Перванш и о том, что сама она вскоре рассчитывает с ним встретиться. Само собою разумеется, Амалия не стала упоминать ни Франсуа, ни того, каким образом ей удалось с ним познакомиться.
Выслушав Амалию, граф Шереметев взволнованно заметался по комнате.
– Невероятно, просто невероятно! Принц воров и письма его величества…
– И еще убитый граф де Монталамбер, – напомнила Амалия.
– Думаете, его убил Перванш? – быстро спросил граф.
– Возможно.
– Но зачем тогда он оставил в сейфе цветок? Ведь это же все равно что подписать себе смертный приговор!
– Возможно, Перванш не собирался никого убивать, – отозвалась Амалия. – Я полагаю, он со своими сообщниками открыл сейф, завладел его содержимым, оставил опознавательный знак и, закрыв сейф, собирался спокойно уйти…
– Но тут неожиданно появился граф де Монталамбер, – подхватил граф, – и Перваншу не оставалось ничего другого, как убить его, а времени на то, чтобы заново открывать сейф, у него не было, и он предпочел скрыться. – Шереметев энергично потер руки. – Правдоподобно, баронесса. Весьма правдоподобно!
– В любом случае меня не интересует, кто убил Монталамбера, – сказала Амалия. – Для меня важны только письма.
– Тем не менее, я бы посоветовал вам быть осторожнее с этим некоронованным принцем, – заметил Шереметев. – У него репутация человека отчаянного, так что, баронесса, умоляю вас: если вы с ним встретитесь, держитесь настороже. Мало ли что может случиться, а нам бы не хотелось терять вас.
Намек, заключавшийся в последних словах, заставил Амалию вздрогнуть.
– Так что, Перванш настолько опасен?
– Опасен ли он? – воскликнул его сиятельство. – Да вы только подумайте, Амалия Константиновна, какое количество мошенников мечтает оказаться на его месте! Ведь титул «принц воров» – отнюдь не пустые слова, а, можно сказать, почетное звание, которое обеспечивает носящему его человеку поддержку и повиновение со стороны… гм… коллег по профессии. А теперь представьте себе действия, которые ему приходится предпринимать, чтобы сохранить за собой это место, и вы сами все поймете.
– По правде говоря, я не думала в таком ракурсе, – призналась Амалия. – Значит, именно по этой причине он столь упорно таится от всех, даже от своих… э… подданных?
– Вы правы.
– И тем не менее, как бы тщательно он ни скрывался, хоть что-то все-таки должно быть о нем известно, – настаивала Амалия. – Что, например, знаете вы, ваше сиятельство?
Шереметев улыбнулся.
– Амалия Константиновна, если уж даже ваш знакомый из числа парижских воров не смог вам сообщить ничего конкретного, почему вы думаете, что мне должно быть известно больше? – Амалия смутилась и хотела уже извиниться, но граф поднял руку. – Конечно, иногда до меня доходили кое-какие слухи, но…
– Что за слухи? – заинтересовалась баронесса.
– Думаете, они вам помогут, Амалия Константиновна? Извольте. Так вот, принц воров необыкновенно смелый человек, прекрасно стреляет, отменно фехтует, ловкий вор, само собой, и непревзойденный хитрец. Полиция уже долгое время пыталась поймать его, и только комиссару Папийону это почти удалось.
– Почти? – подняла брови Амалия.
– Да. Комиссар распространил слух, что в некоем бронированном поезде будут перевозиться вышедшие из обращения золотые монеты для последующей их переплавки. Такой куш был бы как раз достойной добычей для принца воров, и он действительно попался на приманку. Разумеется, никаких денег в поезде не было, зато имелся вооруженный до зубов отряд полицейских, которым приказали следить в оба и стрелять во все, что покажется им подозрительным. – Граф мечтательно зажмурился. – И что ж? Принца заманили в ловушку, да только он с легкостью сумел выбраться оттуда. Ну, не то чтобы с легкостью, по правде говоря, но все же он ускользнул и оставил Папийона с носом, хотя комиссар все-таки сумел его ранить. После этого примерно полгода о принце воров не было никаких вестей, а теперь он опять объявился, причем в самом не подходящем для нас месте.
– Вот как? – задумчиво проговорила Амалия. – Знаете, мне не дает покоя один вопрос. Зачем все-таки принцу воров письма императора? Это не деньги, не драгоценности, а бумаги, имеющие лишь политическое значение. Так для чего они могли понадобиться Перваншу?
Шереметев невесело улыбнулся.
– Вы забываете о том, сколько письма стоят, Амалия Константиновна, – отозвался он. – Вот вам и ответ на ваш вопрос.
Амалия покосилась на графа:
– Думаете, принц воров действовал по чьему-то поручению?
– Думаю. И даже убежден в этом, – твердо ответил Шереметев. – И теперь, баронесса, когда мы с вами наконец во всем разобрались, я приставлю своих людей к Даблдэю, Гарденбергу и еще кое-каким вредным людишкам, которые могут стоять за спиной этого любителя барвинков. И если они с ним связаны, – Шереметев хищно улыбнулся, – им несдобровать.
– Да, пожалуй, – согласилась Амалия, – хорошо бы проследить за всеми возможными покупателями, тем более что на деле их число не так уж велико. Теперь вот что, ваше превосходительство. Мне хотелось бы знать, до какого предела я могу повышать цену. Посудите сами – я ведь встречаюсь с Перваншем не ради его прекрасных глаз, а для того, чтобы выкупить письма императора. Пока у меня только семьдесят пять тысяч франков, и из них две я обещала человеку, который сводит меня с принцем воров. Что, если Перванш запросит много больше, к примеру, сто тысяч? Как мне поступать в таком случае?
– Просите отсрочку, – коротко ответил Шереметев. – Деньги у вас будут. Любые деньги, баронесса.
– Любые? – переспросила Амалия, решив, что ослышалась или не так поняла своего собеседника.
– Любые, – повторил граф, поднимаясь с места. – Итак, Амалия Константиновна, помните: я рассчитываю на вас. Как только вы переговорите с этим воровским прохвостом, доложите мне, к чему вы пришли.
– Всенепременно, ваше сиятельство, – отвечала Амалия.
– Буду ждать. – И граф Шереметев, откланявшись, удалился.
Глава 5
В полдень в саду Тюильри. В по-олдень…
В воскресенье, оставив присланных Шереметевым агентов приглядывать за домом на случай возможного появления настырного инспектора Готье, Амалия оделась в бледно-розовое платье, взяла с собой кисейный зонтик от солнца и, выйдя из особняка, направилась к месту встречи.
Стояло великолепное июньское утро. В небе – ни облачка. В сердце – ни тени печали. Лошади, экипажи, витрины, лица прохожих, деревья – все омыто ярким солнечным светом, все словно пронизано им. Дети пускают в ручейке бумажные кораблики; желтая собака, виляя хвостом, стоит у мясного прилавка и с умилением смотрит на разложенные на нем куски… Амалия почувствовала, что ей хочется улыбаться. Даже хочется смеяться во все горло, забыв о приличиях. Покачивая элегантным зонтиком, она скользила сквозь толпу, почти не задевая прохожих, – юная, очаровательная, настоящая дама до кончиков ногтей. И никто из тех, кто провожал ее в эти мгновения одобрительным взглядом, даже не догадывался, что она идет на встречу с принцем воров, некоронованным повелителем уголовного мира.
Но вот и сад Тюильри, в котором звенит детский смех и бренчит чья-то шарманка, по аллеям которого ходят холеные дамы и господа и разносчики с лотками, предлагающие свой товар. Казалось, здесь собралась добрая половина Парижа, и Амалия невольно похолодела, завидев несметное количество народу. Но отступать уже было поздно, и она храбро вошла в сад.
Дамы с собачками и с мужьями; кружевная сень листвы; бабочки, исполняющие в воздухе над цветами какой-то сложный танец; няньки с детьми… дети с родителями… дети сами по себе… а вон под лавкой дремлет черный кот с белой манишкой. Гул, гомон, где-то смеется женщина, и в ее смехе слышны чуть истерические нотки. И, как будто этого мало, на другом конце парка раскинулись балаганы, и горластые зазывалы вовсю заманивают доверчивый народ поглазеть на глотателя огня, на метателя ножей и на трехметрового человека. Подходите, господа, подходите, не пожалеете!
