Большие часы показали ровно полдень, и Амалия, немного растерявшаяся в праздничной толчее, попыталась собраться с мыслями.
«Франсуа передал – в саду Тюильри в двенадцать. Прекрасно. Вот он, сад Тюильри, и вот она, я. Теперь остается только ждать».
Легко сказать! По натуре Амалия, несмотря на всю свою рассудочность и внешнюю уравновешенность, была человеком нетерпеливым. Если она чего-то желала, то ей необходимо было добиться этого в тот же момент.
Она побродила по дорожкам, погладила кота, посмотрела на играющих детей. Время ползло невыносимо медленно, и в четверть первого наша героиня совершенно отчаялась.
«Глупо было доверять такому мошеннику, как Франсуа, – размышляла Амалия. – Он мог придумать сегодняшнее рандеву, чтобы попросту отвязаться от меня и заставить торчать тут, на солнцепеке, пока он в каком-нибудь кабаке надрывает живот, думая о том, как ловко меня обманул. Ждите, мол, вашего принца, дорогая баронесса, в саду Тюильри хоть до второго пришествия!»
– Леденцы, леденцы! – кричала сдобная торговка. – Продаю леденцы! Кому леденцы?
– Подходите ближе, дамы и господа! Такое бывает только раз в жизни! Знаменитый метатель ножей Лавуа! Учился своему мастерству у американских индейцев! Может снять у вас скальп так, что вы даже не почувствуете!
Но Амалия тотчас же отвернулась от балаганов и зашагала прочь, не обратив на голого по пояс метателя ножей никакого внимания. А зря. Когда она отошла на несколько шагов, худой мускулистый Лавуа обернулся и проследил за ней взглядом. Это был инспектор Готье. Под одобрительные крики толпы он стал метать ножи в горящие свечи, и всякий раз, как лезвие пролетало над очередной свечой, она гасла. Закончив свой номер, метатель раскланялся. Зрители горячо зааплодировали.
Но Амалия не видела ничего этого – она была уже далеко. Время неприметно катилось к половине первого.
– Продаю иголки, нитки! Сударыня, не угодно ли? Товар первейшего качества!
Но Амалия терпеть не могла все, что связано с шитьем, и только отрицательно покачала головой.
Она села на скамейку, расположенную в тени лип, и стала смотреть на совсем маленького мальчика в голубеньком костюмчике, которого его дед учил пускать мыльные пузыри. Наконец малышу удалось выдуть большой радужный пузырь, и ребенок радостно захлопал в ладоши. Пролетев с полметра, пузырь бесшумно лопнул. Малыш открыл рот, на его лице застыла отчаянная обида, и через мгновение под липами раздался протестующий рев. Как мог пузырик так поступить? Ведь он был такой красивый!
– Ну-ну, не плачь, не плачь, – засуетился дед, и по тому, как нежно он обращался с ребенком, Амалия с опозданием сообразила, что этот пожилой человек никакой не дед ему вовсе, а родной отец. Его руки дрожали, когда он вытирал утихшему карапузу мокрые щечки.
Отец с сыном ушли, и Амалия осталась на скамейке одна. Неведомо откуда взявшийся маленький рыжий пони подошел к ней и робко ткнулся носом в ее плечо.
– Ты кто? – серьезно спросила у него Амалия.
Пони встряхнул головой и тихо заржал. Протянув руку, она погладила его по холке. Пони фыркнул и отстранился.
– Сударыня, шкатулки, шкатулки! Купите красивую шкатулку! – раздалось сзади.
– Спасибо, – ответила Амалия, не оборачиваясь, – мне ничего не надо.
– А мне, кажется, надо, – возразил нагловатый мужской голос, и в то же мгновение в ее поле зрения оказалась знакомая ей резная шкатулка с большой монограммой «А» на крышке. – Ведь это же ваш инициал, верно?
* * *
Вмиг забыв о пони, Амалия медленно повернулась. Перед ней стоял, ухмыляясь во весь рот, парень лет двадцати трех с каштановыми волосами и дерзкими светлыми глазами. Он был одет, как рабочий, – в мешковатые штаны, в чистую, но линялую рубашку и сильно поношенные ботинки, – но держался, как заправский оборванец, и невольно Амалия почувствовала тревогу. На голове у оборванца красовалась видавшая виды серая кепка, а вокруг шеи был повязан пестрый шелковый платок – скорее всего, краденый.
– Ну так что, дамочка? – развязно осведомился оборванец, помахав шкатулкой у нее перед носом. – Берете или нет?
– Сколько? – мрачно спросила Амалия.
– Пятьсот франков, – отозвался ее собеседник.
Без особой охоты Амалия вручила странному оборванцу деньги. Она уже знала, что в шкатулке ничего не окажется, но ей было необходимо во что бы то ни стало расположить к себе этого типа, кем бы он ни был. Ибо, по правде говоря, Амалия сомневалась, что видит сейчас перед собой самого принца воров.
– Вот и чудненько! – заявил оборванец, пряча деньги, после чего без всяких околичностей плюхнулся на скамейку возле нее. Устроившись рядом с Амалией, он поглядел ей прямо в лицо нагловатым, открытым взглядом и широко осклабился. Зубы у него оказались ровные, мелкие.
Амалия открыла шкатулку, убедилась в том, что та пуста, и вопросительно посмотрела на сидящего рядом человека.
– Верно, – ответил тот, ухмыльнувшись еще шире. – Считайте, что это был первый взнос.
– Вы кто, собственно? – на всякий случай спросила Амалия.
– А вот это вам знать совершенно ни к чему, – отозвался оборванец.
– В самом деле? – холодно спросила Амалия, и ее глаза сделались почти золотыми.
То ли из-за этого, то ли по какой другой причине ее собеседник, смутившись, поспешно пробормотал:
– Меня прислал парень, который любит барвинки. Ясно? Сам он на такие встречи не ходит, ни к чему они ему.
– Понятно, – сказала Амалия.
– Вряд ли, – дерзко отозвался оборванец, после чего у Амалии появилось совершенно закономерное желание пристрелить его из револьвера, который к тому же находился у нее под рукой, в лежащей рядом дамской сумочке. Однако она пересилила себя и вызывающе улыбнулась.
– Ну хорошо, месье Никто, давайте поговорим о деле. Сколько вы хотите?
Оборванец озадаченно покосился на нее.
– Вообще-то меня зовут Ален, – сказал он.
– Отлично, Ален. Так сколько вы хотите?
Теперь, когда он сидел с ней рядом, она видела, что черты лица у молодого человека правильные, а само лицо – тонкое и нервное, но Амалия не любила этот тип внешности, ей вообще не по нутру были развязные красавцы. «Смазливый, конечно, парень… – смутно подумала она. – Но все равно мерзавец».
– Для начала надо уточнить кое-что, – заявил Ален, скрестив руки на груди. – Во-первых, в том сейфе было всего одиннадцать писем, а не тринадцать.
– Знаю, – кивнула Амалия.
Ален вскинул брови.
– Тогда почему вы сказали, что их тринадцать? – не удержался он.
– Для проверки, – объяснила Амалия. – Если бы мой знакомый, тот, что организовывал встречу, вздумал меня надуть – к примеру, подослал бы кого-то вместо принца воров, – я бы сразу же это поняла, как только он упомянул бы, что писем тринадцать. Но раз вы знаете, сколько их на самом деле, стало быть, – она улыбнулась, – вас и в самом деле послал месье Перванш.
– Ловко, – вздохнул оборванец. – Кстати, только между нами: это вы убили графа де Монталамбера?
Амалия так поразилась, что едва не выронила шкатулку, которую держала в руках.
– С чего вы взяли? – вырвалось у нее.
– Да с того, – беззаботно отвечал Ален, – что вы пришли после нас, открыли сейф и вытащили оттуда цветок, а после этого в доме объявился труп.
Амалия озадаченно смотрела на него.
– Я думала, это вы его отправили ужинать с ангелами, – сказала она, употребив выражение, подслушанное у Франсуа.
– Нет. – Ален решительно покачал головой, и по его лицу Амалия видела, что он говорит правду. – Не мы.
– И не я, – спокойно заметила Амалия.
– Значит, там был кто-то еще, – подытожил Ален. – Если вы не врете, конечно.
– И если не врете вы, – вкрадчивым тоном ввернула Амалия. – С какой стати я должна доверять вам больше, чем вы мне?
Улыбка сползла с губ Алена. Некоторое время он молча смотрел ей в лицо прямым, холодным взглядом.
– А вы странная, – с расстановкой проговорил он. – Очень странная.
– Полно вам, Ален, – со скучающей гримасой заметила Амалия. – В конце концов, какая разница, кто прикончил нашего знакомого? В данный момент меня интересует только одно: письма.
– Любовные письма, подписанные «Александр»? – ухмыльнулся оборванец. – Как же, читал. – У Амалии противно заныло под ложечкой, но тут Ален доверительно наклонился к ней и шепнул: – Можно вопрос? Только между нами. Кто он вам, любовник?
– Вы очень догадливы, – отозвалась Амалия с едва заметной иронией.
– Так я и думал, – заявил Ален. – Сколько?
Амалия решилась.
– Десять тысяч франков, – сказала она.
Ален хищно оскалился.
– Пятьдесят, – промолвил он. – Может быть, вам неизвестно, но на эти страстные послания есть еще один покупатель.
– Вот мерзавец! – вырвалось у Амалии. – Он, а не вы, конечно, – прибавила она, видя, что Ален отшатнулся, пораженный ее тоном. – Хорошо. Пятьдесят так пятьдесят.