Директор металлургического завода тоже не выспался и был хмур с утра. Он сел в кресло и скомандовал в селектор:
— Мне со сбыта кого-нибудь.
Через минуту будто по щучьему веленью перед директором предстал молодой товарищ с деликатной бородкой клинышком в стиле народовольческих теоретиков конца прошлого века. Не хватало пенсне с цепочкой по скуле, но и пенсне будет лет этак через десяток, когда укатают сивку крутые горы. Молодой товарищ держался неробко и сел без приглашения.
— Отгрузишь тридцать тонн уголка вот по этому адресу. — Директор подвинул пальцами бумажку, вырванную из записной книжки, на край полированного стола, ее ловко поймал представитель отдела сбыта, положил на ладонь, прочитал, слегка шевеля губами: «Туркменская ССР, колхоз «Пятилетку — в четыре года», и поднял на директора невинные глаза, пожимая плечами. Директор рассердился:
— Ты на меня не смотри так, я тебе не зеркало! Понимаю — незаконно, но звонил Олег Владимирович Зорин из Москвы, он троллейбус для города выбивает. Это его личная просьба. Я сам, если честно, не могу понять: причем здесь туркменский колхоз, но ему (директор уставил воздетый палец в потолок) там — виднее.
— Хорошо, отгрузим.
— Действуй. Зорин — мужик деловой, он в столице не баклуши бьет, дела делает.
— Понимаю. Но мне бы письменное ваше распоряжение. Документ нужен.
— Мое слово — не документ разве? Счета они оплатят немедленно, Зорин гарантирует.
— Зорин-то гарантирует…
— У меня все!
Еще через день после упомянутых событий, ближе к вечеру, пассажиров в порту Домодедово долго забавляли два человека. Один был рыжий, высокий и вполне респектабельного вида, с чемоданчиком свиной кожи в руке. Чуб этого мужчины выбивался из-под берета, будто язык пламени. Рыжий напоминал чем-то, несмотря на модную и дорогую одежду, постаревшего сельского гармониста времен коллективизации. Второй был явно восточный товарищ, казах или туркмен, в осеннем пальто, без головного убора, и главное, что привлекало внимание скучающей публики, восточный человек был в пижамных штанах, удручающе коротких. Между штанами и штиблетами проглядывали волосатые ноги. Эти двое приехали в Домодедово слегка навеселе и после еще раза два заходили в буфет. Они встали на самом потоке, их задевали плечами, их толкали в спины, рыжий без конца извинялся за то, что его толкали, но не терял нить разговора. Он спрашивал своего приятеля с малыми паузами:
— И почему, Курбан, я раньше тебя не знал?! Ведь неделю жили в одном номере и даже словом не перекинулись, надо же!
— Спасыбо, Олэг! Ты меня вырчил. Уголок кольхоз полущщит?
— Ты не сомневайся, Курбан! Ты же слышал? Ты же все слышал. Не сомневайся, Курбан!
— От спасибо!
Рыжий так воодушевленно жестикулировал, что привлек внимание милиционера, который протолкался сквозь людской поток, подошел к тем двоим вплотную, взял под козырек, а когда же увидел, что восточный гражданин натурально в пижамных штанах, отнял руку от козырька и печально покачал головой.
— Вы не беспокойтесь! — сказал рыжий, тряхнув огненным своим чубом (милиционер от чуба с опаской отстранился). — Он сейчас на такси сядет и в гостиницу сразу, он смирный и стеснительный. Показать документы?
Документы милиционер смотреть не стал, но опять взял под козырек и присоветовал тем двоим спятиться куда-нибудь в уголок. Они спятились, но разговаривали по-прежнему громко, привлекая внимание. Рыжий упорно звал приятеля в гости для того, чтобы поохотиться на медведя, может, даже с рогатиной, — по старинному русскому обычаю и для проверки на мужскую прочность. Смуглый, от медвежьей охоты деликатно отказывался, ссылаясь на то, что не умеет и не любит убивать.
— Стенку арабскую хочешь?
— Как это — стенка?
— Ну, мебель такая. Она даже с музыкой. Дверцу открываешь халат, допустим, вешать. У тебя дома есть халат?
— Обязательно!
— Так вешаешь ты, допустим, халат, а тебе музыка наигрывает. Приятно! К нам поступили такие стенки. Хочешь?
Курбан Курбанович скороговорку Зорина понимал с трудом и, склонив голову, стал над последним предложением основательно думать, и тут для многосотенной аудитории развернулся стремительный финал недюжинных событий, проистекавших до самого отлета рыжего: многие через окна наблюдали, как к порту подкатило такси, из него вылез мужчина в стеганом халате до пят с маленьким лицом лимонного цвета и, взвалив на себя разом два рогожных мешка, которые мужчину сильно пригнули, скорым и мелким шагом побежал к дверям. Из зала ему уже махал рукой приятель рыжего. Мешки, спустя немного, стояли на полу, и Курбан Курбанович с медленным поклоном варяжского гостя из оперы сказал, блестя раскосыми глазами:
— Тэбэ, Олег. Урук, вино сладкое. Яблоки.
— Да вы что, ребятки! Куда я с этой дерюгой?
— Обидышь, Олег! Оч нехорошу будет!
— Да кто меня пустит в самолет? И денег у меня нет уже багаж оплачивать, вы что, ребятки!?
— Ты — мине, я тибе, Олег!
— Так я же от чистого сердца, Курбан Курбанович! Я видел, как ты мучился.
— И я от сэрса!
— Ну вас, ребятки!
Второй туркмен в стеганом халате стоял с прижатой к груди ладонью и молчал с выражением холодного отчуждения. Тут весь зал всколыхнулся потому, что багаж сердитая дама в аэрофлотовской форме взвешивать отказалась, ссылаясь на то, что билет уже зарегистрирован. Молодой полковник от имени общественности громко заявил, что поступок аэрофлотовской женщины — чистейшей воды самоуправство и что, если потребуется, он сейчас же пойдет дальше, вплоть до министра. Тут объявили посадку на сибирский рейс (вылет, как всегда, задержался), и Зорин было отступился от затеи привезти злосчастные мешки домой, но упомянутый уже полковник заставил власти отступить. Нелегкая ноша была подхвачена присутствующими и доставлена к самолету вполне законно.
Глава 8
Аким Бублик заметил, что теперь лужи не замерзают и ночью, что теперь весна настоящая. Утро было серое, тучи бежали чередой, точно стадо овец. Невзрачное утро, однако, не портило настроения, потому как озороватый ветерок нес запахи дальних странствий в теплых краях и в синих морях. Воробьи на деревьях собирались компаниями, были оживлены и крикливы. По улицам понуро бродили мокрые собаки.
Аким Бублик насвистывал песню Аллы Пугачевой «То ли еще будет» и выбирал дорогу посуху, чтобы не запачкать чешских ботинок на высоком каблуке и стоимостью в шестьдесят целковых. Аким был в немецкой синтетической курточке, пронзительно голубой, коричневом берете и нес в руке плоский чемоданчик. Чемоданчик был пустой, но модный. Бублик думал о том, что обстоятельства складываются как нельзя удачно: заместитель председателя Зорин почти что капитулировал и арабская стенка почти что в квартире стоит. У жены Шурки талант на эти дела, богом данный. Наталье Кирилловне Быковой Шурочка подсунула французский трикотаж, старухе Зориной спроворила дефицитное лекарство то ли от почечной, то ли от печеночной болезни. Ну, и конечно, городские новости изложила в интригующей манере. Это она умеет. Со своей стороны Аким тоже поддал парку, уломал егеря Мясоедова брякнуть в Москву. И егерь, по слухам, слово сдержал — парень он, видать, самостоятельный, несмотря на бороду и варначий облик. Определенно Мясоедову что-нибудь понадобится в ближайшее время по строительной части, не иначе.
В этот час навстречу попадался все больше чиновный пюд, поспешающий в свои конторы, тресты и заводоуправления. До начала работы или заседательских мук оставались считанные минуты. Аким Никифорович Бублик тоже озаботился лицом и тоже заспешил.
На подоконнике в коридоре уже сидел Боря Силкин, светлая трестовская головушка, и болтал ногами. Боря был в джинсовом костюме местного пошива и нечищеных ботинках. Он не поздоровался и сказал:
— А у нас высокая комиссия.
— Что еще за комиссия? — равнодушно осведомился Бублик, прилаживаясь открывать свою дверь. Ключи на его связке тонко позванивали. — Мне все эти комиссии — до Фени.
— Вам — конечно, вам все до Фени.
— Ты правильно это усек, Боренька, мы люди маленькие, и спрос с нас, значит, маленький. Кто же во главе комиссии, если не секрет?
— Иванов Василий Данилович из главка. Я его уважаю.
— И я уважаю, я с ним учился. И позавчера, нет, в субботу, встретил его на улице, записную книжку крокодиловой кожи показывал — в Африке, грит, подарили. Заходи, Боря, потреплемся, пока начальство в мыле, сегодня не до нас начальству.
— Сегодня не до нас, — сказал Боря, садясь на стул возле сейфа. — Но в случае чего меня знают, где искать. Я ведь вас ждал.
— Зачем это?
— Вы же мне книжку обещали?
— Да, обещал, но на данный момент ее читает один человек, так что придется погодить.
