Джек приходил в себя медленно, этап за этапом. Он сидел там, где сполз по стене, — в коридоре. Руки обхватывали колени. Невидящий взор был уставлен в стену напротив. Он не мог вспомнить, как оказался здесь. Слушал, как Мел Торм распевает о каштанах в пламени очага.
Оставалось еще что-то, что он должен был сделать, что не давало ему покоя. Что-то, чего он очень боялся.
Нужно было подняться наверх.
В итоге именно надежда заставила его бочком пробраться по ступеням, мимо медленно поворачивавшегося тела матери. Надежда на то, что убийца мог пощадить Сэма. Быть может, наверху его ждало не тело сына, а какая-то зацепка — намек на то, что Сэму удалось сбежать или же он был похищен. Слабенькая, хрупкая надежда.
Она оказалась недолговечной.
Спальня его сына преобразилась в сцену рождественской постановки. Картонные фигуры волхвов в натуральную величину, Иосиф и Мария сгрудились у кровати Сэма, на которой стоят маленькие деревянные ясли.
Сэм был внутри. Руки и ноги ему отрезали, чтобы он смог туда поместиться. Их искали, но так и не нашли.
ПОЦЕЛУЙ СМЕРТИ: В твоем списке лишь двадцать человек.
ПАТРОН: Один все еще не определился. Мне казалось, в нем скрыт самый мощный потенциал; тогда как многие из моих подопечных поначалу утрачивали всякие силы, с ним этого не произошло. Он лишь поменял направление.
ПОЦЕЛУЙ СМЕРТИ: Значит, он все же разочаровал тебя?
ПАТРОН: Я пока не уверен. Быть может, он еще оправдает мои ожидания.
ПОЦЕЛУЙ СМЕРТИ: Будь осторожен. Ожидания порой оправдываются самым неожиданным образом.
Наконец в дом заглянула соседка, удивленная распахнутой настежь дверью. Бросив внутрь один-единственный взгляд, она принялась кричать.
Полицейские нашли Джека внутри, он стоял на коленях у кровати сына. Он не сопротивлялся, когда его выводили в наручниках; он вообще не произнес ни единого слова, пока его не попросили дать показания. Тогда он описал им, что произошло, монотонным, лишенным всякого выражения голосом и во всех подробностях.
Та же самая соседка, что вызвала полицию, миссис Крендэлл, вспомнила о странном телефонном звонке, раздавшемся в начале восьмого. Человек, назвавшийся братом Джека, попросил ее немедленно зайти к Сэлтерам; когда она постучала в дверь, ей никто не открыл.
Другой сосед, счищавший снег с дорожки перед своим домом, видел, как в пять часов Джанин помахала Джеку с крыльца на прощанье. Джек разговаривал с женщиной-полицейским в своей студии около половины седьмого, тогда как коронер установил, что его семья погибла между семью и восемью часами вечера. Джек никак не смог бы совершить эти убийства; его отпустили.
Каких-либо доказательств тому, что «мистер Либенстраум» существует на самом деле, так и не было обнаружено.
ПОЦЕЛУЙ СМЕРТИ: Твой стиль настолько своеобразен, что мне не верится, чтобы полиция так и не догадалась увязать вместе хотя бы два отдельных преступления.
ПАТРОН: Полицейские не интересуются искусством… таким образом, мотивы моих действий остаются для них загадкой. Мои убийства рассыпаны по всей территории страны, выполнены всякий раз в новой технике, а мои жертвы принадлежат к обоим полам, ко всем расам и возрастам. Я, конечно, питаю особую привязанность к праздникам — ритуалы настолько сильно укоренились в нашем обществе, что продолжают резонировать год за годом в сознании моих художников, — но я не всегда убиваю членов семьи своего подопечного. Мне приходилось умерщвлять любовниц, лучших друзей, преподавателей и учеников. Я убивал дядей и тетей, двоюродных братьев и сестер, а однажды — давно потерянного брата-близнеца.
Полиция ищет тех, кто мог бы получить от убийства выгоду, а осиротевшие художники отходят на дальний план, их вообще не замечают.
ПОЦЕЛУЙ СМЕРТИ: Мне бы хотелось взглянуть, что еще интересного создали твои творения.
ПАТРОН: Разумеется. Вот полотно кисти лауреата премии Тернера, о котором я упоминал… а затем, надеюсь, ты поделишься собственными достижениями — тем, что почерпнул из бесед со своим пленником.
Патрон щелкнул клавишей, отправляя файл с картиной, которую считал особенно волнующей. На ней был изображен лежащий на лугу ребенок — руки закинуты под голову, взгляд устремлен ввысь, к голубому небу с ожившими в нем детскими снами: рыцари на крылатых конях бьются на турнире, а монстры из мультиков играют в бейсбол среди облаков.
На лице мальчика играла улыбка, а между тем его тело было подвергнуто вивисекции: кости, мускулы и органы торчали напоказ, и голодные насекомые уже вгрызались в оголенную плоть.
«Да, — подумал Патрон, — Следователь наверняка оценит эту работу по достоинству…»
ИНТЕРЛЮДИЯ
Дорогая Электра,
мне нужен твой совет. Скажем так: некий гипотетический мальчик пригласил некую гипотетическую девочку пообедать вместе. Не совсем свидание, но и не совсем несвидание, если ты улавливаешь мою мысль.
Я выражаюсь достаточно внятно?
О, на фиг это все, Электра! Если я не могу быть откровенна с тобой, с кем же тогда еще откровенничать?
Бобби Бликер позвал меня перекусить. Типа того.
Наверное, стоит рассказать тебе про Бобби. Он мой ровесник, у него короткие светлые волосы и голубые глаза с потрясающе длинными ресницами. У него обаятельная улыбка, а еще он высокий. Симпатичный вроде бы.
Так и быть, он очень симпатичный. И он спросил, не собираюсь ли я на аллею, поскольку его друзья хотят сходить туда поесть пиццы, а он решил позвать и меня, потому что знает, что я люблю ананасы, и он тоже их любит, а его друзья ни за что не дадут ему заказать начинку с ананасами, потому что считают, что пища без них вкуснее, и он хотел позвать меня туда, чтобы я тоже проголосовала за ананасы.
Ведь это свидание, верно? Электра?
ВВЕДИТЕ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ДАННЫЕ.
В общем? я попросила. Джессику спросить у Бельмонта (это друг Бобби), как он считает, нравлюсь ли я Бобби, и Бельмонт ответил, что не знает, но Джессика решила, что он скрывает правду.
ИНФОРМАЦИИ НЕДОСТАТОЧНО.
О чем и речь. В любом случае я не ответила ни «да» ни «нет» и теперь не знаю, что мне делать. Или что будет, если я туда пойду. Или не пойду. Я ничего не знаю. Помоги же мне.
ВНЕСИТЕ ЕЩЕ ПЯТЬДЕСЯТ ЦЕНТОВ ДЛЯ ТРЕХ ПОСЛЕДУЮЩИХ МИНУТ РАЗГОВОРА.
Ну да, я поняла. О подобных вещах тебе известно не больше, чем мне самой, верно? Ума не приложу, с чего я взяла, будто ты мне поможешь, — ты ведь всего-навсего набор электронных деталей.
А ТЫ ВСЕГО-НАВСЕГО НАБОР ГОРМОНОВ.
Как? Электра, я шокирована. С твоей стороны это не очень-то вежливо.
ТЫ ЖЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО Я ПРАВА.
Ну… возможно. Должна тебе признаться, я и вправду думала о том, на что это похоже — целоваться с Бобби.
И ЧТО ЖЕ?
Где-то на середине поцелуя Бобби превратился в дядю Рика.
ТРЕВОГА! ТРЕВОГА! ВЫСШИЙ УРОВЕНЬ ОПАСНОСТИ!
Слышу, слышу… Я просто ничего не могла поделать. Чувствую себя виноватой и даже не знаю толком отчего: оттого ли, что вообразила поцелуй с дядей Риком, или оттого, что раздумываю, пойти ли с Бобби в пиццерию? Все это настолько запутано, Электра.
У МЕНЯ ЕСТЬ РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ.
Мы с моими гормонами ждем с нетерпением.
НАДО ПЕРЕСАДИТЬ МОЗГ ДЯДИ РИКА В ТЕЛО БОББИ.
Гм. В таком случае я заполучу личность дяди Рика и смогу ходить на свидания с телом Бобби безо всяких неприятностей. Электра, ты гений!
Конечно, это останется нашей тайной. Знать об этом буду только я и никто больше. Мне придется помочь дяде Рику приспособиться к подростковому возрасту, рассказать, какую одежду ему нужно будет носить, чтобы не выглядеть придурком, объяснить, какую музыку слушать и так далее — хотя почти все то, что он слушает сейчас, довольно клёво. Кроме джаза.
Остается только одна проблема, Электра, — то есть не считая очевидной: найти нейрохирурга, готового поработать сверхурочно за небольшую плату. Даже не знаю, как тебе это сказать, но…
Мне по-прежнему хочется заполучить тело дяди Рика.
ТРЕВОГА! ТРЕВОГА! ПЕРЕГРУЗКА БАЗЫ ДАННЫХ!
Я бессильна что-либо изменить, Электра… может, это и неправильно, но таковы мои настоящие чувства.
ЭТИ ТВОИ ЧУВСТВА МОЖНО ОПИСАТЬ ОДНИМ ПОДХОДЯЩИМ ТЕХНИЧЕСКИМ ТЕРМИНОМ: НЕПРОХОДИМАЯ ГЛУПОСТЬ.
Да я знаю, знаю… Господи, что же мне делать? Это сводит меня с ума, Электра, я тебе не вру.
Вчера я была в студии у дяди Рика. Он обещал показать мне новую скульптуру, над которой сейчас работает, хотя, вообще-то, у него правило: никому не показывать незаконченные работы.
Его студия размещена на чердаке в довольно грязном районе города, зато здесь, наверное, совсем небольшая арендная плата. Я поехала туда после школы, на автобусе.
Мне нравится у него на чердаке. Это бывший склад с голыми деревянными стенами, огромными ржавыми трубами и дубовыми балками под потолком, до которого метров шесть, не меньше. Высоко вдоль стены — длинный ряд окон, которые никто не мыл, похоже, лет пятьдесят. Однажды я предложила протереть их, но дядя Рик не позволил: говорит, ему нравится оттенок, который приобретает свет, пройдя сквозь эту пылищу.
