«Сегодня на горе разбилась очередная богатая дура. И все почему-то должны делать вид, что ее жалеют. Да пусть они все сдохнут такой смертью, какую предпочитают».
…Мои родители в далеком туманном городе увидели по телевизору репортаж о несчастье на горе и опознали в сбитой «французской девочке» свою дочь. Камера близко показала мои синие губки и белую шапочку с куколкой, которая валялась рядом. Мама страшно закричала и упала со стула, схватившись за голову. Она каталась по полу и кричала. Происходило все это в гостях, в очень высокопоставленных гостях. Хозяева дома сразу же позвонили в телекомпанию, пока мама каталась по полу, и стали требовать у безответственных журналистов толковых подробностей случившегося. Толковые вопросы были просты: жива ли Юлия? Кто ее сбил? Где искать девочку? Душа моя уже летала отдельно от меня и искала, куда бы ей притулиться. Ее вновь коснулся тот холод, который она испытала, впервые посетив мир в футляре моего тщедушного тела. Наверное, моей душе было неуютно во мне и страшно. Она все время подвергалась смертельному риску.
Журналисты о дальнейшей судьбе моего сбитого на горе тела ничего не знали. Они делали репортаж об экстриме, о жажде смерти, а не о судьбе пострадавшей, и терпеливо подстерегали именно такую ситуацию, которая произошла со мной. У них был такой заказ. На какую-нибудь трагическую историю, лучше со смертельным исходом. Потому что посетители ночных клубов в Москве и в Питере обожают страшные и трагические истории о том, как они рискуют жизнью, покоряя вершины.
*
…Телерепортаж о несчастье на горе вышел в российский эфир ночью в передаче «Экстрим, еще экстрим!».
– Это передача для тех, кто не спит, – сказал жизнерадостным голосом телеведущий в горнолыжком костюме. – Ее любят смотреть в ночных барах, – шепнул он, подмигнув своим зрителям, и понесся вперед на лыжах в своем алом костюме.
Лихо затормозив, этот репортер, краснолицый от загара, веселый и бесшабашный парень, сдвинул на лоб горнолыжные очки и рассказывал, захлебываясь и теряя слова, что ведет прямой репортаж с горы в местечке Мерибел.
– А вот краса и гордость российского бизнеса господин Вячеслав Ливеншталь. Он прилетел сюда на собственном вертолете покататься на сноуборде и повидать свою крошечную дочь Диану.
В этот момент в кадре оказалось искаженное лицо жены господина Ливеншталя, которая кричала ему что-то злобное и плескала ему из посудины на белый костюм.
Это добавило жара.
– Многие русские лыжники превосходят в мастерстве катания французов, которых здесь, во французских Альпах, становится все меньше по численности. Они не выдерживают конкуренции по деньгам с нашими лучшими экземплярами, – и журналист кивнул на компанию цветастых девушек, которые стайкой неслись за белым лыжником, сверкая бриллиантами в ушах.
– Мы устремились за господином Ливеншталем, чтобы вы, наши зрители, ощутили весь смак этого щекотания нервов, этого неистового полета!
Вид сбоку и снизу: Ливенталь несется как угорелый вниз.
Вид сверху. Ливеншталь несется как ненормальный.
Под углом к нему с такой же скоростью приближается девичья фигурка на лыжах, сейчас внимание: они красиво разъедутся в разные стороны! Ой, они столкнулись!
На пути господина Ливеншталя оказалась неловкая французская сноубордистка. Сейчас мы видим, как господин Ливеншталь поднимается и пытается помочь девочке. Но она лежит без движения. Какое несчастье! Он срочно достает из кармана новинку сезона – сотовый телефон из платины с бриллиантами и пытается связаться с врачами и спасателями, вызвать помощь… Таких сотовых телефонов в мире пока только два: у султана Брунея и у Славы Ливеншталя…
Камера показала в небе санитарный вертолет. Он красиво кружился над местом аварии.
А в это время на экране восторженного репортера сменила серьезная умная девушка Света, психолог. Ее спросили, как она оценивает современное увлечение молодежи экстримом.
Девушка сделала горлом «Гхм, экхм», то есть ответственно откашлялась в микрофон, и вынесла справедливый приговор:
– В этом сезоне модна смерть. Всякий раз, когда случается гибель очередного сноубордиста, за большие деньги щекотавшего себе нервы в каких-нибудь горах, телекомпания делает репортаж в жанре «рекламный некролог». Формально смысл репортажа – сожаление и скорбь: мол, погибли молодые герои – как это ужасно! Но фальшь чувствуется сквозь траурную музыку. Ибо минимальный риск смерти есть необходимая составная часть того продукта, который сноубордист приобретает, покупая дорогое снаряжение и предпринимая дорогой тур на дикий склон. Будем честны: если бы у сноубордистов не было ни малейшего шанса погибнуть или хотя бы покалечиться, то массовой моды на данное развлечение не возникло бы. То же относится к прочим разновидностям так называемого «экстрима». Разумеется, риск погибнуть не должен быть велик. Но совсем без него нельзя! Экстрим не будет продаваться. Его не будут покупать! Таким образом, героико-скорбные репортажи о гибели «экстремалов» входят в ту нервощекотательную услугу, за которую щедро платит комьюнити сноубордистов. Пышные похороны – это подтверждение того, что «это реально типа круто» и что романтическая гибель – это героизм.
Сноуборд – это одно из занятий, относящихся к типу «псевдоспорт», или спортивный симулякр.
Психолог Света даже не пыталась сделать вид, что ей жалко экстремальщиков, которые погибают на горе. Психолог была человеком из другого круга, и жалеть идиотов, которые превращают жизнь в опасную шутку, ей было противно.
Вечером, придя домой, в свою скромно обставленную еще с довоенных времен коммуналку, психолог Света скажет своему незаконнорожденному сыну, которого она понесла от любимого человека еще в студенческие годы: «Сегодня на горе разбилась очередная богатая дура. Вместо того чтобы ответственно учиться, а потом зарабатывать на жизнь, они лезут в пасть к дракону, а мы все почему-то должны делать вид, что жалеем их молодые жизни. Да пусть они все сдохнут такой смертью, какую предпочитают, кто – от наркотиков, кто от альпинизма, кто от терроризма… Я даже не делала вид, что мне ее жаль. Кажется, это была дочь нашего губера». А сын посмотрит на мать близорукими умными глазами, щурясь от настольной лампы, и скажет: «Кажется, я учился с ней в одной школе. Она была прикольная девка».
*
Тем временем вертолет лионского госпиталя Agusta A109E Power доставил мое тело в крупнейший медицинский центр Юга Франции. Кажется, душа моя летела в этот госпиталь отдельно, еле успевая за вертолетом.
…Через три часа родители вылетели в Лион на частном самолете.
2 января 1995 г. Из докладной записки медсестры на посту Университетского госпиталя:
«В 12 часов к главному подъезду госпиталя прибыл белый автомобиль марки „Бентли“. Охранник госпиталя посчитал, что прибыла английская королева. Но из машины вышел человек в белом костюме с букетом роз. Им оказался русский. Он спросил, где найти палату русской девочки, которую он лично сбил на горе.
Нового русского господина проводили на третий этаж к палате, в которой под охраной лежит русская пациентка».
Русская пациентка второй день в полубреду находилась в палате университетского госпиталя. Рука и нога были взяты в шины. Гипс не накладывали. Ждали, когда спадет отек, чтобы делать операцию. Перелом руки в локте оказался очень сложный. Локоть надо было собирать как пазл, вставлять пластины. В дополнение ко всему у нее обнаружили сотрясение мозга, огромную гематому с правой стороны головы. Оказалась сломана нога. Такое бывает только, если человек попадает под грузовик. Иногда до нее доходил медицинский шепот о том, что надо готовиться к операции. И она снова впадала в забытье.
…Сципион стоял у окна в палате, где лежала в полубеспамятстве Юлия, и смотрел в больничный сад, окропляемый зимним дождем. Дождь падал на кусты цветущих хризантем. С верхнего этажа хорошо просматривались все подходы к зданию. Он увидел, как за воротами госпиталя из белого лимузина высаживался мужик с огромным букетом роз. Сципион без дополнительных подсказок, по комплекции фигуры и по шику неуместного белого костюма понял, что мужик – русский. Более того, он узнал этого человека, потому что видел по телевизору, что именно он сбил Юлю на горе.
