– Россия – не Франция. А Чайнатаун даже не Россия. Чувство иерархии у китайцев врожденное. Осознание природного неравенства обеспечивает стабильность китайского общества, точно так же, как и в семье. Ведь вы подчиняетесь воле своего отца?
– В основном воле матери, – механически произнесла я.
– Это одно и то же. А она подчиняется воле отца. Вот глубокий поклон, – сказал Дун, поклонившись еще раз. – Так кланяются очень уважаемым людям.
– А как с первого взгляда узнать, какой именно человек является глубокоуважаемым? Ну, чтобы не сделать опрометчивого, слишком глубокого поклона? – спросила я.
– Глубокоуважаемых в Китае можно узнать сразу. По одежде. И по поведению. Глубокоуважаемый человек никогда не забудет надеть на себя хороший, хотя, возможно, китайского производства костюм. На лацкане у него будет прикреплен личный пропуск в офис. У него будут чистые блестящие ботинки и безупречная рубашка. Он никогда не выйдет из машины сам, он обязательно дождется, когда ему откроют дверь и помогут выйти. Он сам не будет толкать дверь или дергать ручку – за него это сделают другие. Его всегда пропускают вперед. Ему оставляют лучшие места за столом и на зрелищах. Вы никак не ошибетесь. Глубокоуважаемый китаец все сделает для того, чтобы его глубоко уважали.
Дун Дешин меня успокоил. И я принялась кланяться, пока у меня не заболела спина.
Первая часть урока прошла увлекательно. Такой лапши мне еще никто на уши не вешал.
Потом был маленький перерыв. И я провела Дуна по нашей квартире. Я показала ему мамину гордость – старинные китайские вазы, бело-синего рисунка. Китаец внимательно рассматривал две вазы, которые стояли по обе стороны от дверного проема, как часовые. Он наклонил голову и долго всматривался в их темную глубину. Вазы были чуть более метра в глубину, однако очень тяжелые. Внешне ничего особенного в них не было. Никаких драконов, никакой китайской экзотики. Но мать сказала, что каждая из них стоит примерно полмиллиона долларов.
– Это вазы династии Мин, – наконец уверенным голосом сказал Дун Дешин. – Это очень дорогие и очень старинные вазы. Им по пятьсот лет. Внутри них тоже есть рисунок. А как это сделали китайские мастера – понять очень трудно.
– Когда у меня не будет денег на жизнь, я их продам, – сказала я.
Дун Дешин одобрительно кивнул головой. Ему нравился ход моих мыслей.
– Они бесценны, – сказал он. – Их цену определить невозможно.
2. Про уроки истории
«Нигде нет такого древнего свидетельства, которому шесть тысяч лет. Придется поверить на слово, что именно китайцы изобрели колесо, бумагу и порох».
Затем был урок истории. История – предмет вымышленный. Всегда ее ненавидела. Нутром чуяла ее фальшь. Зато Рома очень любил историю. Все это вранье про героизм наших предков на Куликовом поле – это все приводило меня в состояние полной неловкости. Вроде неудобно сказать учителю: «вы все врете», однако и слушать нестерпимо.
Точно так же, как с историей России, было у меня и с китайской историей.
– Китайская история насчитывает более шести тысяч лет, – сказал мой учитель. – Но ни одного свидетельства культуры того времени вы не обнаружите, – добавил он. – Даже Великая Китайская стена моложе. Ее построили в III веке до эры Христовой. И сейчас большая ее часть – это совершенно новая кирпичная кладка. В строительстве участвовала пятая часть тогдашнего населения страны, то есть около миллиона человек. Стена должна предохранять подданных Срединной империи от перехода к скотскому полукочевому образу жизни, от слияния с варварами из Монголии. Стена должна была четко зафиксировать границы китайской цивилизации, способствовать консолидации единой империи, только что составленной из ряда завоеванных царств.
Нигде нет такого древнего свидетельства, которому шесть тысяч лет. Ни в архитектуре. Ни в искусстве. Придется поверить на слово, что именно китайцы изобрели колесо, бумагу и порох.
Все рассказы о Китае упираются в Средневековье. В историю, которая не старше пятисот лет. В китайской истории очень много рассказов о китайских императрицах, об их коварстве, их наложниках и евнухах. Некоторые из этих историй мы будем учить наизусть…
Вот одна из них. Про Великую Китайскую стену, благодаря которой император Цинь объединил разрозненные княжества Поднебесной в одну великую страну Китай. И отделил Китай от врагов этой стеной. Великая Китайская стена, которую китайский император Цинь построил в III веке до нашей эры, соединила все участки старых оборонительных сооружений, которые строили другие китайские императоры, помельче разрядом. И он закрыл от злых врагов Великой стеной свой сокровенный проект – Поднебесную. Великая Китайская стена, однако, как и каждая большая стройка, одновременно есть самое большое кладбище в мире – на ее строительстве погибли сотни тысяч, а может, и миллионы, простых, безымянных людей. Их никто не считал – они гибли сотнями тысяч и миллионами. Они гибли и должны были ощущать себя счастливыми от соприкосновения с великой Вечностью, которой стала эта стена. Но не все, оказывается, счастливы, участвуя в великих деяниях великих людей. В Китае есть легенда про молодую женщину, у которой отняли мужа и увели на строительство стены. И год, и два, и три молодая новобрачная не видела своего мужа. И тогда она пошла пешком искать своего любимого. Она стояла на коленях перед каждым, кто мог знать его и соприкасаться с ним во время стройки. И везде она спрашивала, кто видел ее мужа. И вот, после многих дерзновенных усилий, женщина узнала, на каком участке стены прямо в ее толще замуровано тело ее погибшего на строительстве мужа. Она слезами упросила прорабов разрушить часть стены и достать оттуда тело мужа. Она хотела увезти тело на родину и похоронить его в родном селении.
Узнав об изумительной стойкости этой женщины и услышав рассказы о ее красоте, император Цинь возжелал принять вдову и вознаградить ее. Убедившись в ее красоте, император Цинь предложил вдове стать его наложницей, чтобы как-то компенсировать ей потерю мужа. Но молодая вдова не согласилась, она отвергла лестное предложение императора и вместе с телом своего мужа бросилась в воду с высокой скалы…
Говорят, император был потрясен политической близорукостью юной вдовы и непониманием той великой миссии, которая выпадает маленьким людям. Эта миссия – умереть во имя гигантских планов больших людей.
Дун Дешин замолчал.
– Это и вся философия? – удивилась я. – Вы хотите сказать, что маленький человек не должен делать даже попытки увернуться от колеса истории?
– Конечно, не должен, – сказал Дун. – Знаете китайский символ смирения? Это человек в лодке без весел. Течение реки времени определяет жизнь человека. Есть традиция, государство, природа, поэтому весла человеку особенно не нужны. Достаточно руля. Сколь бы ты ни выгребал против течения – как только ты сделаешь передышку, течение снова потащит тебя за собой. Бесполезно бороться. Каждый должен нести свою ношу до конца. Маленьких людей много. Маленьким людям, которых специально разводят на фермах, чтобы потом забить на мясо, на шкурку, сделать из них воинов или строителей Великой стены, не следует уворачиваться от своей судьбы. Иначе какой от них толк? Все маленькие люди должны быть готовы умереть во имя большого дела. По приказу. И страна, в которой маленькие люди отвыкли умирать за чужой интерес, погибнет. В Китае много маленьких людей, и они до сих пор никогда не могли избегнуть своей участи погибнуть во Имя.
Меня всегда поражали эти жуткие легенды, которые рассказывают туристам. И когда я была маленькая, и позже, став подростком, я знала одно: я не хочу попасть в колесо истории и стать одной из ее жертв. Я не хочу садиться в лодку без весел. Бог с ними – с веслами, я хочу сесть в современную лодку с мотором. И я хочу всегда быть над колесом истории. Я хочу его крутить, это колесо. И при этом я хочу быть счастливой. Как свободный европейский человек. Будь я простой девочкой, чей папа служил поваром или псарем или подметал бы улицы, наверное, я не так тяжело воспринимала бы свою нынешнюю участь. Насколько проще была бы моя жизнь. Но я уже была принцессой. И вдруг мне пришлось стать жертвой чьих-то интересов, и, как сказала мне гадалка Света, «у тебя не будет своей судьбы».
