Подо мною - земли исконные,
Надо мною - Божеский суд.
Шемшученко в который раз обращается к поэтам прошлого и настоящего, мучительно соединяющим несоединимые "да" и "нет".
Стихотворение "Умученные поэты" с эпиграфом Осипа Мандельштама: "Власть отвратительна, как руки брадобрея", наверное, объясняет непримиримость Шемшученко к возникающему время от времени в среде пишущих порыву наниматься к власть имущим в прачки. Какими бы подмигиваниями и актёрскими шутками эти порывы ни сопровождались, они обречены на трагедию, не внушающую оптимизма.
Творчество Шемшученко не отторгает мистику как таинство и нечто загадочное, сопровождающее человека на этом и, наверное, на том свете. В любви к единственной женщине рука поэта способна превратиться в крыло ангела, сохраняющего любовь. Из любви к Родине он готов "нетающим словесным русским снегом" идти, идти к ней. Однако в его стихотворениях нет места мистике как туманности (от англ. mist - туман и - mistake - ошибка), вызывающей у человека ошибочное мнение, вводящей его в заблуждение, подменяющей мировоззренческие ориентиры. У Шемшученко обострённое чувство на всякое "поэтическое затуманивание", он его категорически не приемлет - ради Поэзии и ради самих поэтов - и говорит об этом открыто. Подобная нелицеприятность ему дорого обходится ("Заплечных дел поэты / Меня не признают"), - но он, не упиваясь, продолжает пить эту чашу, ибо "Поэзия без крови / Зовётся ремеслом".
Владимир Шемшученко в своих стихах не столько обнажает зло, хитрое, как смерть Кощея, составленное из частей, сколько заостряет наше внимание на сердечных движениях человека, преодолевающего собственные сомнения и в противостоянии злу обретающего несокрушимую верность добру. Пожалуй, переход от внутреннего раздора к целомудренному состоянию души человека есть самое важное в вечном бою добра и зла, и его можно назвать путём познания или путём поэзии. По сути своей, это единый путь, ибо познание есть взаимное проникновение миров, и оно же присуще поэзии:
Я ломаю строку,
между тьмой разрываюсь и светом...
Так - проводником между тьмой и светом - поэт определяет идеальный образ самого себя и своего предназначения. В постижении красоты он видит единственную правду, на которую может опираться поэзия. Для Владимира Шемшученко быть поэтом - то же самое, что быть человеком, - превращать мысли в слова, для него быть - значит иметь право на знание, и это единственное право, на которое может претендовать человек.
Александр МЕДВЕДЕВ, член Союза художников России
Алиби тёмного угла
Алиби тёмного угла
ОБЪЕКТИВ
Роман Сенчин. Информация. - М.: Эксмо, 2011. - 448 с. - 3000 экз .
В своё время Роман Сенчин опубликовал небольшую статью "Не стать насекомым", которая позже дала название сборнику его публицистики. В ней он изложил одно из центральных настроений своего творчества: большие надежды, ожидания, мощная дебютная заявка человека, вступающего в жизнь, на то или иное поприще, после чего начинается затухание. Посыл к изменению мира сменяется тем, что человек начинает свыкаться с ним. Это период личностного взросления, адаптации к жизни, который проходят все, но для Сенчина его переживание приобрело болезненные формы. В этом он видит и потерю человечности, процесс мутации человека под воздействием внешней радиации.
Это явление Сенчин обозначил как "привыкание к жизни": "Люди, из поколения в поколение, проходят период бунта, а затем становятся теми, против кого направлен бунт следующих". Вместо удивления и радости, страсти и тоски по жизни начнётся унылое инерционно-конъюнктурное движение, приспособление к ритму механистической жизни. Восторженные романтики постепенно эволюционируют в ионычей: ведь они не просто привыкают, но и соглашаются во всём со строго регламентированной "картой будней", не прикладывают никаких сил для противодействия общему течению. По большому счёту этой мысли посвящены, в частности, его повесть "Конец сезона", роман "Лёд под ногами" и недавно вышедшая книга "Информация".
В "Информации" Сенчин вновь поднимает важную для себя проблему привыкания к жизни, затухания человека. Юношеский максимализм естественным образом сменяется пониманием, что ты сам ничем не отличаешься от всех прочих, кого ещё недавно называл "зомби". Бунт, клокочущий внутри, но так и не вырвавшийся наружу, затухает, оставляя колоссальную внутреннюю травму, которая рано или поздно вырвется наружу. Начинается вялотекущая "обычная жизнь обычных людей", и ты вязнешь в "уютной тине". Без больших задач и порой наивно-романтических мечтаний пропадает вдохновенность, а "без чего-то большого даже самая обустроенная жизнь очень быстро превратится в отвратительную преснятину" и начинается "охлаждение".
Так "охлаждался" герой-автор, вполне преуспевающий человек, по крайней мере способный сам себя обеспечить, да ещё и бороться с чередой нахлынувших на него довольно обыденных злоключений, решивший рассказать о своём погружении в "трясину".
В прошлом, ещё до Москвы, обычная размеренная жизнь, ежедневность казались недоразумением, потому как сам герой ощущал печать избранности. Тина же повседневности - для "безликого большинства". Но с годами "мутация прогрессировала": "грязь и животность переполняли меня, и сил, чтобы бороться с ними, становилось всё меньше и меньше". В конце концов "мутация", как пластмассовый мир, победила, и герой стал таким же, как все: "Я помчался по жизни, жадно вынюхивая, кого бы куснуть, где бы отхватить кусок повкусней". Он смирился, полностью погрузился в пресный "мутантовский мир", забыв о том, что раньше у него "был выбор"[?]
В "Информации" Сенчин показывает: "мутация" настолько сильна, что никакая шоковая терапия, никакие "пограничные ситуации", в которые то и дело попадает герой, не могут вырвать его из этих мутационных тенёт. Вроде бы через муки, страдания у него должна начаться другая жизнь. Ведь ушёл от неверной жены, сам чуть не стал инвалидом, было время, чтоб поразмыслить, сделать ревизию собственной жизни, возжелать изменить её и отношение к ней, но ничего не получается. Сила тяготения привычки, инерция не дают. Вместо преображения получается засасывание в трясину житейских проблем.
Герой "Информации" - Иов современного мегаполиса. Сенчин продолжает галерею своих новых изводов этого библейского персонажа. "Оказавшись на грани", герой решил "записать" последние четыре года жизни, которые отметились цепью нескончаемых ударов судьбы. Начинает писать, забившись в тёмный угол, в который его привела "тысяча мелочей недавнего прошлого" и в которых теперь он силится расшифровать знаки судьбы. Он пытается перенести на бумагу все мельчайшие подробности, но получается лишь краткое содержание.
Один день человека даёт бесконечное количество материала для писательства - этого ли не знает "бытописатель" Сенчин, "но как трудно фиксировать эти дни! Как трудно связывать их!" В этом одном-единственном дне, который следует "раскопать из-под насыпи тлеющего прошлого", заложена формула будущего человека, он выстраивает причинно-следственную цепь его жизни. В романе таким отправным моментом стала практически анекдотичная ситуация, когда автор-герой увидел в телефоне жены эсэмэс, рассказавшей ему об измене. С этого момента жизнь сошла с рельс и начался "не анекдот, а реальность[?]". В итоге получился объёмный текст - "Информация о том, что со мной произошло". Написание текста, изложение героем истории своих четырёхлетних мытарств могут стать избавлением его от оков дурной судьбы, печати проклятия. С этого и начинается экзегеза самого себя, лекарство от мутации.
Важно ещё и то, что в романе Сенчин рефлексирует по поводу своей писательской стратегии, проводит практически инвентаризацию своего творчества. Словами героя он говорит: "[?]я пришёл к выводу, что всё-таки невозможно перенести реальность на бумагу". День во всей полноте "невозможно вернуть никакими способами". Разве что предаться фаустовской мистике по принципу "остановись мгновенье - ты прекрасно"[?]
Благодаря образу знакомца героя - писателя-журналиста Свечина, в котором легко угадывается автор, он как бы взглянул на себя со стороны, так же как и его герой, записывающий свои хождения по мукам. В то же время Сенчин описывает развитие сюжета собственного творчества, его истоки, мотивацию, где под внешней фиксируемой обыденностью скрывается личная драма человека, всё больше погружаемого в тину повседневности, становящегося рабом привычек при полном убывании высоких устремлений и больших запросов.
