Завтра принесу портьеру.
Искромсав гобелен и оставшиеся джинсы, Николай Евграфович разложил квадратики на полу. Где гобелены, там и мильфлеры[9], и он добавил оставшиеся лоскуты фланелевой рубашки в мелкий цветочек. По углам расположил куски гобелена, вырезанные по форме букетов. Получилось неплохое обрамление, но в центр явно просился сюжетиц, как говорил Алексей Константинович. Николай Евграфович сразу отмел рыцарей и замки — слишком по-диснеевски.
Он подошел к делу, т. е. поиску сюжета, вполне по-профессорски: начал изучение предмета со знаменитого гобелена принцессы Матильды[10], она же жена Вильгельма Завоевателя, и постепенно добрался до шпалер по рисункам Рафаэля. Он так погрузился в изучение предмета, что не сразу обратил внимание на необычные звуки, доносившиеся из сада. Цоканье копыт.
Никак кто-то из соседей приобрел лошадь и отправился на верховую прогулку. Интересно, кто? И Николай Евграфович вышел из дома, чтобы взглянуть на столь необычного домашнего любимца. К его изумлению по дорожке между кустами сирени и жасмина ему навстречу шла женщина, ведя под уздцы белого коня. Женщина была одета в длинное пышное платье золотистый перевитый обруч держал наброшенный на голову легкий розовый шарф. Конь послушно вышагивал рядом. Вот только конь был не совсем обычным: на его лбу красовался серебристый крученый рог. Николай Евграфович поморгал, рог не исчез. Неужели все-таки единороги существуют? Те самые благородные и печальные герои мифов и волшебных сказок? И, выходит, Ансельм Кентерберийский[11] был прав? Нет, по поводу единорогов он вроде бы ничего не говорил. Но ведь это он утверждал, что, если мы что-то отрицаем, значит это откуда-то попало в нашу голову, а значит, оно может существовать и в реальности. Выходит, старик-то не ошибался.
«Что-то я увлекся Средневековьем, — одернул себя Николай Евграфович. — Наверное, фильм какой-нибудь снимают».
Дама учтиво поклонилась.
— Сударь, не будете столь любезны показать дорогу в Кентербери?
— Добрый вечер. Сударыня, — чуть замявшись, добавил Николай Евграфович. — Кентербери далековато отсюда. Прямой дороги, к сожалению, нет.
— Жаль, — дама заметно опечалилась.
Николай Евграфович почуствовал, что тоже немного расстроился.
— Могу я что-то для вас сделать?
— О да! Не могли бы дать воды моему Орландо?
Сообразив, что Орландо — это конь, он же единорог, Николай Евграфович налил из садового шланга воды в пластиковое ведерко и поднес скакуну.
— Может и вы кофейка выпьете?
— Кофейка? — непонимающе переспросила дама.
«Здорово играет. Может, поскольку я не Станиславский, то… верю!» — усмехнулся про себя Николай Евграфович.
— Ну выпьете что-нибудь горячее. До Кентербери путь не близкий. Заходите в дом, — радушно пригласил Николай Евграфович, соображая, куда бы привязать лошадь, чтоб ветки не обгрызла.
Но конь вошел в дом вместе с хозяйкой. Она села в кресло, он аккуратно лег рядом.
— Может и сосисочку разогреть? — засуетился Николай Евграфович.
Через минуту из кухни распространился аромат жареных сосисок и горячего хлеба. К ним был тонко нарезан огурчик. Все сервировано на подносе, не забыты и салфетки.
Николай Евграфович торжественно водрузил угощениье на столике перед дамой. Поколебавшись немного, вернулся на кухню, щедро высыпал в тазик пачку овсяных хлопьев и поставил перед Орландо.
Гостья озадаченно смотрела на поднос, повертела в руках вилку, потом осторожно взяла сосиску рукой и откусила. Видимо, изделия «Вкусвилла» пришлись по вкусу. Ела она с аппетитом, и Николай Евграфович подложил ей добавки, а заодно и себе взял порцию.
Покончив с трапезой, дама оглядела комнату.
— У вас очень необычно и так красиво. А где ваши слуги?
— Эээ, дал им сегодня выходной.
— Выходной? Это что?
— Ну отпустил на день, чтоб на своих огородах поработали.
— Вы очень добрый хозяин.
— Ну не так, чтобы очень. Но иногда хочется побыть одному, знаете. А они тут мельтешат, пылесосят, порядок наводят.
— Пылесосят?
— Ну да, пол моют. Вы как кофе любите? С молоком? — перевел Николай Евграфович разговор в другое русло.
Он очень старался, варил кофе по всем правилам и вышел из кухни, чинно держа в руках поднос с двумя чашками дымящегося кофе, сахарницей и сливочником.
Дама сначала с опаской распробовала напиток, потом добавила сливки и сахар и в конце концов пришла в неописуемый восторг. Щеки ее порозовели, взгляд оживился. Она явно приободрилась и, может быть, даже забыла о своем Кентербери, если ей вообще туда надо было.
Николай Евграфович уже собирался распросить о съемках фильма, но дама поднялась и учтиво поклонилась.
— Я благодарю вас, сударь, за гостеприимство. Вы были очень добры ко мне и Орландо. Мы продолжим наш путь.
Она вышла на крыльцо, единорог чуть припал на передние ноги, давая ей возможность сесть боком на его спину.
— Счастливого пути. Будете в этих краях, заезжайте.
Дама грациозно наклонила голову, улыбнулась, и ветки сирени и жасмина сомкнулись за единорогом и его всадницей.
«Надо будет соседку пораспросить, что за фильм снимали. Она все знает», — подумал Николай Евграфович и отправился на кухню помыть посуду. Но на кухне все было, как и до прихода гостьи. Стояла только одна чашка с остатками кофе, и даже сосиски все оказались на месте за исключением одной, которую съел сам Николай Евграфович.
«Так что? Никого не было? Или все-таки был?» — размышлял он, гляда на тазик с остатками овсяных хлопьев.
Но он не стал тратить время на эти раздумья, ибо вдруг понял, что должно быть в центре композиции нового покрывала.
Из гобелена он выкроил даму в пышном платье, а из белой льняной скатерти, испорченной коричневым пятном от утюга, — красавца единорога. Гугл подсказал, как пришиваются аппликации.
Дама с белоснежным единорогом на синем джинсовом фоне с вкраплениями мелких цветочков смотрелась умопомрачительно. Но все-таки чего-то не хватало, какого-то заключительного штришка. Николай Евграфович придирчиво смотрел на свое творение. Он еще порылся в утробе шкафа и нашел то, что искал. В углу валялась, видимо, упавшая с вешалки лет сто назад и с тех пор забытая, кружевная розовая блузка. Николай Евграфвич взялся за ножницы и недрогнувшей рукой откромсал рукав.
Голову дамы украсил шарф из тончайших кружев. Покрывало было закончено.
— Ну как, пригодилась штора? — весело спросил Алекей Константинович, одновременно роясь в портфеле в поисках телефона.
— Даже очень. Ты знаешь, такая странная вещь со мной произошла, смеяться будешь, — и Николай Евграфович поведал о визите, назвав все, правда, сном и упустив подробности с овсянкой.
Алексей Константинович слушал внимательно.
— Думаю, дорогой профессор, вы попали в, так сказать, творческий поток. Даже сказал бы — половодье. Это — за гранью реальности. Там другие законы действуют. И неважно, что творить: лоскутное покрывало или высекать Давида. Ну что ж, —
