В квартире Пушкина началось то, что М. А. Цявловский назвал «посмертным обыском». Жандармы пронумеровали красными чернилами все бумаги и письма, прошнуровали их и вместе с книгами уложили в два сундука, запечатанные сургучными печатями. Все это было перевезено в квартиру Жуковского и поставлено там в свободную комнату, запечатанную двумя печатями: одна — штаба корпуса жандармов, другая — Жуковского.
На протяжении февраля Дубельт и Жуковский почти ежедневно просматривали и сортировали содержимое сундуков, составляли описи. В одну и ту же опись, порой рядом, были занесены «бумаги генерал-адъютанта графа Бенкендорфа», ненавистников Пушкина — Булгарина и Греча, правой руки Бенкендорфа — фон Фока и письма Рылеева, Чаадаева, Кюхельбекера. Так было с бумагами Пушкина, хранившимися в его кабинете.
Но, кроме них, существовали другие письма Пушкина, его записи и черновики, которые тем или иным образом попали в руки частных лиц.
Распыление пушкинских документов продолжалось и после смерти поэта. Начало ему положил Жуковский, отобравший во время разборки архива не менее 125 листов, часть которых он роздал своим знакомым. Следующий за Жуковским редактор сочинений Пушкина, П. В. Анненков, взял себе не менее 500 листов, некоторые раздарил, остальные оставил в наследство своей вдове. В общем, рукописи Пушкина в течение ста лет принадлежали пятистам владельцам и были собраны, насколько это было возможно, лишь при Советской власти. Иногда они обнаруживались в самых неожиданных местах — в Париже, Авиньоне, Праге, в Берлине и даже в Японии.
Далеко не все из тех, кто побывал собственником этих рукописей, понимали, какое бесценное сокровище находится в их руках. Огромная часть пушкинского литературного наследия была брошена на произвол судьбы. Произведения Пушкина были рассеяны по страницам журналов. Они увядали вместе с засохшими цветами в альбомах пушкинских современниц, плесневели на чердаках, задыхались под пылью и паутиной частных коллекций, были погребены в делах III отделения и всяческих секретных канцелярий.
Даже полвека спустя после гибели поэта можно было запросто сунуть руку в случайную связку архивных бумаг и вытащить оттуда драгоценный листок с надписанным собственной рукою Пушкина никому дотоле не известным его произведением. Как это было со стихотворением, случайно обнаруженным накануне пятидесятилетия гибели Пушкина в рукописных фондах Публичной библиотеки:
Мне вас не жаль, года весны моей,Протекшие в мечтах любви напрасной —Мне вас не жаль, о таинства ночей,Воспетые цевницей сладострастной;Мне вас не жаль, неверные друзья.Венки пиров и чаши круговые, —Мне вас не жаль, изменницы младые,Задумчивый, забав чуждаюсь я.Но где же вы, минуты умиленья,Младых надежд, сердечной тишины?Где прежний жар и слезы вдохновенья?..Придите вновь, года моей весны.
Некоторые потомки Пушкина относились к нему и его памяти равнодушно. Что касается родственников Наталии Николаевны, то они тянулись к французской аристократии. Так, в брачном договоре Екатерины Гончаровой с Дантесом семья невесты навела на себя лоск приставкой «де» и фигурировала под фамилией «де Гончаровы».
О том, какой дух царил в семье по отношению к поэту, можно судить по тому, что дочь Пушкина вышла замуж за сына главы III отделения Л. Дубельта, проводившего в квартире Пушкина «посмертный обыск», а внучка — за внука Николая I.
И снова чудо, подобное тому, с которым мы встречались дважды.
«День 30 января 1887 года останется в летописях нашей книжной торговли, — сообщал из Петербурга корреспондент московской газеты «Русские ведомости». — Такого дня не было еще никогда. В день пятидесятилетия смерти А. С. Пушкина истек срок монополии на издание его сочинений, принадлежавшей до сего времени его наследникам. Великий народный русский поэт сделался общим достоянием. В течение 50 лет он был недоступен для массы, и, страшно сказать, в эти 50 лет его разошлось не больше 60 тысяч экземпляров. 30 января книжный магазин Нового Времени (издательство Суворина. — Е. Д.) подвергся решительной осаде… Еще до открытия магазина стояла толпа, как она стояла до того у театральных касс в дни чрезвычайных представлений; с минуты на минуту она увеличивалась. Магазин был битком набит, была давка и смятение. Приказчики и артельщики сбились с ног; некоторые из публики влезали на столы, забирались за прилавки… Слова убеждения не действовали… Обер-полицмейстер прислал полицию; магазин был заперт, и публику стали пускать частями и в очередь. Покупатели входили уже с заранее зажатыми в кулаке деньгами. Их прямо совали в карманы артельщикам, брали что нужно и уходили, пробираясь через толпу. Некоторые, не имея возможности протиснуться в магазин, нанимали тут же посыльных, прося достать им Пушкина. «Сочинения Пушкина» в издании Суворина печатались в количестве 15 тысяч экземпляров, что составило более четырех миллионов печатных листов. В Петербурге и других местах сегодня продано одного этого издания до 10 тысяч экземпляров или 100 тысяч томов. Такого факта не было еще никогда, с самого начала русской книжной торговли, и этот отрадный факт проявился на сочинениях первого русского народного поэта».
Снова Петербург чердаков и подвалов, городских окраин и лачуг пришел к Пушкину, как некогда отцы и деды тех, кто покупал его сочинения, пришли к нему, когда он умирал, как в день 14 декабря 1825 года лишь рождавшееся тогда «четвертое сословие» поддержало мятежников.
Происходило как будто совсем мирное дело: покупка сочинений любимого поэта. Но так как поэтом этим был Пушкин, в нем звучало обращенное к его врагам глухое: «Ужо тебе!»
Пушкинские тома, которые так страстно раскупал демократический Петербург в день пятидесятилетия гибели поэта, содержали, увы, далеко не все его сочинения, а многое было напечатано в изуродованном и искалеченном виде.
Причин тому много. И цензура, еще раз прошедшаяся по его произведениям, в том числе по тем, которые были уже допущены и опубликованы. И то, что многое из написанного Пушкиным не было найдено, не было собрано. И то, что пушкиноведение делало лишь самые первые шаги.
К тому же, как и ко всякому такому делу, к нему примазались халтурщики. Почуяв выгоды, которые сулит им пушкинская годовщина, они стали печатать «полные собрания сочинений Пушкина». В пяти томах. В десяти томах. В двенадцати томах.
Пушкинские тексты резали, кроили, ощипывали как бог на душу положит. Опечатка лезла на опечатку. Текст выглядел как в кривом зеркале. В хронологии пушкинских произведений царил полный хаос. В одном издании «Полтава» была напечатана дважды. В другом пропущены целые сцены из «Маленьких трагедий». Ко всему этому биографические очерки всячески затуманивали трагические страницы жизни Пушкина и обстоятельства его гибели. Так требовала цензура. Первое упоминание о том, что Пушкин убит на дуэли, появилось спустя десять лет после его гибели в «Словаре достопамятных людей русской земли» Бантыш-Каменского.
Считалось, что чествуют.
Считалось, что Пушкина.
Считалось, что торжественно, глубоко, проникновенно.
Служили панихиды.
Произносили проповеди с церковных амвонов.
Исходили речами на профессорских кафедрах.
По страницам газет и журналов ползла розовая жижа:
Сегодня 29 января 1887 года исполнилось пятьдесят лет как внезапно и безвременно оборвалась молодая недолгая жизнь русского поэта Александра Сергеевича Пушкина, помянем поэта теплой молитвой неси же русский народ достойный венок на могилу певца из каких же цветов ты сплетешь ему достойный венок помни русский народ что певец твой был прежде всего человек и как таковой он не был свободен от заблуждений и падений греховных лицеисты того времени предавались пирушкам и грубым шалостям высылка поэта за некоторые неосторожные эпиграммы на юг из Петербурга быть может спасла его гений от погибели в ложных увлечениях простившись в Одессе со свободной стихией черною моря Пушкин в июле 1823 года по предписанию возвратился в имение родителей своих село Михайловское Псковской губернии обаяние женской красоты воспетое им с изяществом силой и благородством не розами только усыпан путь его сладкозвучные песни которыми он усладил и укрепил в чувствах патриотизма и любви ко всему родному ошибки молодости юношеские увлечения составили ему нелестную репутацию но он сам рано осознал свои ошибки он страдал за них всю остальную жизнь няня Арина Родионовна с ее сказками и песнями сроднила его с русской народной жизнью в 1826 году Пушкину возвращена свобода государь Николай Павлович вызвал его в Москву долго и милостиво беседовал с ним и позволил ему жить где угодно и до самой смерти поэта оказывал ему явно симпатию и высокое покровительство Наталья Николаевна Гончарова была ему нежной и любимой женой трогательны были выражения участия высокого покровителя поэта государя императора и благодарности за то поэта в глубине души его смолоду теплилось искреннее религиозное чувство в последние годы жизни одним из любимых занятий сделалось для него чтение евангелия и молитв православной церкви он умер истинным христианином просветленный и частый…
