-- Парень, доложу я тебе, у тебя и впрямь голова как медный котел!
Блейздел два дня в классе не показывался, а когда пришел, рука у него была в гипсе. Зато его освобождали во время уроков от вызовов к доске. Питер Великий не отходил от Питера Второго ни на шаг, старался ему во всем услужить, покупал мороженое с газировкой -- родители Питера Великого, разведенные, снабжали его деньгами, словно испрашивая у него прощения. В общем, все было о'кей, и Питера Второго окатывало греющее душу удовлетворение.
Но самое удивительное -- это чувство, которое он постоянно испытывал после той памятной драки. Что-то похожее видел по телевизору: стражи закона вламываются в комнату, где полно вооруженных бандитов, и выходят оттуда со спасенной девицей, с документами или с самим подозреваемым, оставляя после себя гору трупов и жуткие разрушения. Питера не остановило, что Блейздел весит сто двадцать фунтов, как ничто не останавливает на экране агентов ФБР -- ведь решаются на схватку со всеми этими шпиками, а у них всего-то пара пистолетов в карманах. Понимают, что от них требуется, идут куда надо и делают свое дело, невзирая на опасность. Конечно, Питер не так ясно все это представлял, но все равно впервые в жизни испытывал, вполне сознательно, уверенность в себе и гордость за свой поступок.
-- Пусть приходят,-- цедил он угрожающе сквозь зубы, жуя виноградные косточки и наблюдая за тем, что происходит на телеэкране, сузившимися глазами,-- пусть приходят!
Да, он станет опасным, когда вырастет, но к нему за помощью смогут обращаться все слабые, все несправедливо гонимые. Уверен -- будет высоким мужчиной, шести футов ростом, как отец и все дядья, и это во многом облегчит его задачу. Только нужно что-то делать с руками -- больно худосочные. Нельзя же надеяться, что противники и впредь будут ломать руки и кости о его крепкую голову.
Каждый день утром и вечером вот уже месяц он отжимается. Пока может сделать пять с половиной отжиманий, но это только пока, зато руки скоро станут как стальные стержни. Такие руки ему позарез нужны, особенно потом, когда придется выбирать между жизнью и смертью, делать "нырок", чтобы обезоружить злоумышленника. Еще необходимо обладать молниеносной реакцией, острым зрением; но главное -- бесстрашие. Мгновение неуверенности в себе -и все, ты труп, тебя волокут в морг. Однако после битвы за фуражку Питера Великого он уже не беспокоился: храбрость отныне у него в крови начиная с этого момента, все остальное -- дело техники.
Комики на всех программах хохочут, демонстрируя два ряда крепких зубов. Питер наведался на кухню, взять из холодильника еще виноградную гроздь побольше и парочку мандаринов; света он не зажег,-- как здесь сейчас таинственно... Так бывает только на кухне в полночь, когда дома никого нет, а из открытого холодильника пробивается луч света и на линолеуме тени от бутылок с молоком. До недавнего времени он не любил темноты и всегда в любой комнате обязательно включал свет, но теперь все обстоит иначе -- он вырабатывает в себе бесстрашие и храбрость, это для него самое важное.
Стоя в темноте на кухне, съел мандарины -- так, для практики,-- и все косточки, назло матери: пусть знает, какой у нее сын. В гостиную вернулся с гроздями винограда.
Комики все еще мелькают на экране, весело смеются, широко раскрывая рты. Повозился с переключателем программ, но все напрасно -- эти типы в потешных котелках гогочут по всем программам -- откалывают шуточки по поводу подоходного налога. Если бы мать вырвала у него обещание лечь в постель к десяти, так он выключил бы телевизор и давно бы лег. Нечего тратить попусту время -- он лег на пол и стал отжиматься, стараясь не сгибать колени.
И вдруг, неожиданно для самого себя, застыл, к чему-то прислушиваясь. Ну, чтобы лишний раз убедиться... Женский крик... женщина кричит, оглушительно громко, с экрана. Какой-то мужчина говорит о мастике для пола -- тот, с усами, у него во рту полно здоровых зубов; Питер не сомневался -это орет он, а не она.
Опять переключил программу -- услыхал какие-то стоны, чей-то разговор, и наконец кто-то забарабанил кулаками по входной двери. Питер встал, выключил телевизор -- надо убедиться, что эти звуки он слышит не с телеэкрана. В дверь снова кто-то забарабанил, и женский голос закричал:
-- Пожалуйста, прошу вас, пожалуйста!
Теперь у Питера не осталось никаких сомнений; он оглядел пустую комнату: ярко освещена тремя лампочками, их желтый свет отражается от виноградных гроздей, от стекла, картинки в рамочке -- лодки на Кейп-коде,-нарисованные его теткой Мартой, побывавшей на этом знаменитом мысе.
Телевизор стоит в углу, и экран его похож на большой незрячий глаз, экран не светится. Питер положил на большой стул подушечки, чтобы мягче было сидеть перед телевизором. Скоро вернется домой мать и, конечно, сбросит их, положит на место. Вся комната выглядит так мирно, покойно, трудно даже предположить, что где-то рядом кричит в полночь женщина, барабанит кулаками по их двери и вопит вовсю: "Пожалуйста, прошу вас, пожалуйста!"
Эта женщина у двери кричала громко:
-- Убийца, убийца! Он убивает меня!
Впервые за весь вечер Питер пожалел, что родителей сегодня вечером нет дома.
-- Откро-ойте две-ерь! -- вопила женщина.-- Прошу-у вас, откро-ойте дверь, пожа-алуйста!..
Не для того же она все время повторяет слово "пожалуйста", чтобы продемонстрировать свою вежливость.
Питер нервно оглядывался по сторонам: комната, со всеми ее лампочками, стала казаться какой-то странной, повсюду чудились крадущиеся тени... "Мужчина может быть либо бесстрашным, либо трусом",-- хладнокровно размышлял он, медленно направляясь к двери. В вестибюле висело длинное зеркало -- он бросил на себя внимательный взгляд: да, руки худосочные.
Женщина опять принялась колотить кулаками по двери, и Питер стал пристально эту дверь разглядывать: большая, стальная, все время трясется, будто кто-то работает над ней с какой-то машинкой. Впервые он услыхал другой голос,-- скорее всего, мужской, но на нормальный мужской голос не похож, а больше напоминает голос животного в пещере -- оно ворчит, словно намереваясь совершить что-то ужасающее.
Во всех сценах, угрожающих чьей-то жизни,-- сценах насилия, которые он так часто видел на телеэкране,-- Питер ничего подобного не слыхал. Сделал по направлению к двери еще несколько неторопливых шагов,-- точно так он чувствовал себя, когда болел гриппом; руки у него худосочные, он уже сожалел, что принял твердое решение быть бесстрашным.
-- Бо-оже мой! -- вопила женщина.-- Бо-оже, ради бо-ога, не делайте этого!
Потом снова раздалась барабанная дробь по двери и это низкое ворчание зверя в пещере, никогда прежде не слыханное ни в жизни, ни даже по телевизору, и, собравшись с силами, Питер рывком отворил дверь.
Перед ним в коридоре стояла на коленях миссис Чалмерс, глядя прямо на него, а позади нее, прислонившись к стене, спиной к распахнутой настежь двери своей квартиры,-- мистер Чалмерс. Это он издавал такие странные звуки, к тому же держал в руках пистолет и целился в миссис Чалмерс.
Коридор небольшой, оклеен обоями, которые его мать называет "первыми американскими",-- с легким рисунком цвета бронзы. В коридор выходили только две двери; чета Чалмерсов положила перед своей коврик с надписью "Добро пожаловать!". Чалмерсам за тридцать, и мать Питера всегда отзывалась о них так: "Они такие тихие!"
Миссис Чалмерс -- довольно полная, красивая блондинка, у нее розовое, приятное лицо, нежная кожа, вид всегда такой, словно она провела весь день в салоне красоты. Сталкиваясь с Питером в лифте, она неизменно говорила: "Ты вырастешь и станешь большим мальчиком" -- нежным голоском и так, будто вот-вот засмеется. Эту фразу она произнесла перед ним уже раз пятьдесят. От нее исходил обычно приятный, свежий аромат духов.
Мистер Чалмерс почти все время носил пенсне, уверенно лысел и работал чаще всего допоздна в своем офисе, засиживаясь подолгу, не один вечер на неделе. При встрече с Питером в лифте он говорил: "Становится холоднее" -или, напротив: "Становится теплее", и это все, что знал о нем Питер, кроме того, что он напоминал ему своей внешностью директора школы.
И вот миссис Чалмерс стоит на коленях в коридоре, в разорванном платье, плачет, на лице у нее две черные полоски от туши для ресниц, и вид ужасный -- какой уж там салон красоты. А мистер Чалмерс без пиджака и пенсне, волосы всклокочены. Опираясь на стену с "первыми американскими" обоями, он производит те странные, животные звуки. В руках держит большой, тяжелый пистолет и целится прямо в миссис Чалмерс.
-- Позволь мне войти-и! -- вопила миссис Чалмерс, стоя на коленях.-Немедленно впусти меня-я! Ведь он меня убье-ет! Пожа-алуйста!
-- Миссис Чалмерс...-- начал было Питер,-- голос его звучал глухо, словно через вату, и в конце он никак не мог произнести букву "с"; к тому же вытянул вперед руки, как бы опасаясь, что в него запустят тяжелым предметом.
