В том, что неповоротливое племя гепидское поднялось, удивительного мало, ведь при жизни Аттилы славнейший вождь более всего именно к гепидам склонялся и благоволил им; и вожди и жены гепидские чаще иных в шатре батюшкином ночевали. И лучшие угодья владыка гуннский гепидским вождям дарил.
Дети же аттиловы, по скудости ума своего, замахнулись у гепидов это отнять. Известное дело, пустое занятие - отнимать у гепида то, к чему он, гепид, душой прикипел.
Разозлить гепида долго; но разозлив - беги скорей, ибо в ярости гепиды страшны. Никакой из вождей нашего языка не может похвастаться, что под началом у него столько одержимых - вутьев - как у гепидов. На вутьях постоянно пребывает благословенная священная ярость Вотана.
И была великая сеча между людьми нашего языка и племенем детей аттиловых. Гепидские пешие ратники стояли в центре наших войск и главный удар на себя приняли. Волна за волной налетала на них гуннская конница, и ничего поделать не могла. Как скалы, недвижимо стояли гепиды - горой встали за свое добро. И отстояли. А как дрогнули дети аттиловы и в бегство обратились, мы кинулись их преследовать и гнали до самого моря. Гепиды же в то время, пока мы за детьми аттиловыми по степи гонялись, на лучшие угодья сели; а мы, вернувшись, разобрали то, что осталось.
С тех пор и не стало приязни между родами нашими и гепидскими, хотя языки наши сходны. А раньше приязни было больше. Так дедушка Рагнарис говорит.
Старейшина Хродомер ему в том вторит. Хродомер сам в той битве участвовал. Дедушка Рагнарис же в той битве не участвовал. И вутья Арбр тоже. Ибо единоборствовали в то время дедушка наш Рагнарис с Арбром. Когда богатырь с богатырем сходятся, тут пусть хоть битва народов - ничего не замечают, кроме друг друга, точно любовники на ложе страсти.
Хродомер же со времен той битвы гепидов страсть как не любит. Говорит, что в ночь перед сражением гепиды у него уздечку стащили. И до сих пор вспоминает, какая знатная уздечка была. Уздечка была работы дивной, по всему видно, что вандальской, ибо украшена была бляхами и на каждой бляхе по оперенной свастике, а кто еще оперенные свастики высекает, как не вандалы?
Однако то не те вандалы, что родичи велемудовы (Хродомер говорит, что в том селе одни горлопаны живут), а другие, те, что далеко к югу обосновались и к нам не заходят.
Если идти от села на заходящее солнце, то выйдешь к озеру. Если на рассвете из дома выйти, к полудню как раз до цели доберешься. За этим озером еще одно озеро есть, за тем другое; всего же озер там шесть. Места эти низинные, топкие. Речка, что мимо нашего села течет, меж холмов петляет и среди озер в камышовых зарослях теряется.
Этот озерный край лесистый, там растут деревья. И охота там знатная. В тех землях-то как раз и сели гепидские рода, начиная с третьего от нас озера.
Ближе к нам живут ближние гепиды, а за ними - дальние гепиды.
Озеро, что ближе к нам, и следующее за ним, на той земле, где никто не живет. И мы там бьем рыбу и зверя, и гепиды тоже. Без обиды и нам, и гепидам; однако же без нужды стараемся там между собой не встречаться.
Странные там места, в одиночку не пойдешь. Отец наш Тарасмунд рассказывал, что еще в те годы, когда был таким, как сейчас Гизульф, может быть, чуть постарше, ходил с Рагнарисом, отцом своим, на озеро и заблудился там в камышах. Любопытство его тогда обуяло. Пока Рагнарис улов на прутья ивовые нанизывал, бродить в округе пошел и тут же потерялся. Будто кто за руку его водил, с тропы сбивал, крики глушил, так что и не слышал его Рагнарис. Долго по камышам блуждал и к воде, наконец, вышел. Водой вдоль берега пошел. Думал, что к знакомому мыску идет, на самом же деле в обратную сторону шел. И все казалось ему, что в спину ему кто-то смотрит, а как обернешься - нет никого. Только камыш на ветру покачивается.
Брел Тарасмунд-мальчик в тумане, как слепец. Над этим озером часто густые туманы. Вдруг почудилось ему, будто в этом тумане какие-то великаны показались - неподвижные, присевшие в воде на толстенных ногах. Превозмогая себя, пошел Тарасмунд к этим великанам, ибо вздумай они погнаться за ним, все равно бы не убежал. А дедушка Рагнарис говорит, что опасность меньше, если смело ей навстречу идти, и Тарасмунд помнил об этом.
Подойдя ближе, увидел Тарасмунд, что не великаны то вовсе были, а пустая деревня. И много лет она, видать, пустовала, потому что многие сваи завалились, а те, что стояли, заросли зеленью и прогнили - по всему видно было, что недолго им еще стоять. Крыши прогнили и провалились внутрь хижин. Перед одной из хижин на покосившемся столбе еще висели обклеванные птицами черепа мертвых голов, подвешенных через ушные отверстия. Черепа страшно скалились в тумане.
Но что больше всего напугало Тарасмунда - у одного из черепов из глазницы вьюн вырос.
Тут утратил самообладание Тарасмунд-мальчик - и так уже больше храбрости проявил, чем от мальчишки ждать можно было! - закричал благим матом и бросился бежать. Бежал по воде к камышу, что-то за ноги его хватало, бежать не давало. В камыш вбежал, в камыше запутался. И кричал, кричал, что было мочи.
Вдруг схватили его руки сильные и грубые, из камыша протянувшиеся, и начали больно бить. Тарасмунд вырывался, пока хватало сил. После только понял, что это отец его, Рагнарис, нашел его и страх свой за дитятю побоями выместил.
Тут отец наш Тарасмунд заметил, что тогда дедушка Рагнарис нравом куда круче был против теперешнего, ибо сил в нем было больше. Но брань, которую дедушка тогда изрыгал, и побои дедушкины успокоили тогда Тарасмунда, ибо из всего этого явствовало, что Рагнарис галиурунн совершенно не боялся.
Мы с братом Гизульфом этот рассказ нашего отца Тарасмунда выслушали и долго потом друг перед другом похвалялись - как бы мы храбро на великанов ополчились, а после как бы отважно с этими черепами расправились и галиурунн бы не устрашились, которые в пустых домах, безусловно, таились, морок наводя. Ахма-дурачок половины из всего этого не понял, но слушал, как мы похваляемся, завидовал нам и слюни пускал.
Я потом спрашивал у отца, чья это была брошенная деревня - гепидская, что ли. Отец отвечал, что раньше, еще до нас, готов, на этих землях другой народ жил, иного языка. Видать, от того народа и осталась.
Озеро преисполнено коварства. Не раз случалось, пойдет туда человек и сгинет бесследно.
Давно, еще до чумы, когда только Хродомер и Рагнарис сели на этих землях, один человек пошел на озеро рыбу ловить - богатая в этом озере рыба, а урожаев тогда хороших еще не снимали - и пропал, не вернулся. Искали его, но не очень усердно, ибо страда была, некогда было по болотам шастать. Да и одинокий он был человек, воин, из тех, кто в селе осели вскоре после того, как Хродомер, а за ним и Рагнарис в эти края пришли. Кому тогда искать было? Отец наш Тарасмунд говорит, что в те времена людей в нашем селе было раз-два и обчелся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
