прецедент для всей страны, границы которой должны быть укреплены подобными военно-аграрными поселениями[143].
Правительство одобрило это предложение и в том же году издало соответствующий указ, во исполнение которого были сформированы 13 колоний с 453 колонистами. Однако и этот эксперимент завершился провалом. Как установила комиссия военного министерства в 1928 г. (когда у власти было национал-царанистское правительство во главе с Юлиу Маниу), колонисты, чьи права собственности не были четко определены, жили в условиях «неокрепостничества» под контролем своих командиров, и большинство из них так и не закрепилось в военных колониях, разрываясь между селами, откуда они были родом, и военными колониями. На основании собранных комиссией сведений правительство распорядилось прекратить создание военных колоний, освободило колонистов от зависимости по отношению к руководителям колоний, а также лишило некоторых из них звания колониста и соответствующих привилегий. Подтверждение прав собственности получили лишь 55 % из первоначального числа колонистов[144].
С 1925 г. в провинции начался новый эксперимент. На этот раз толчок пришел из-за рубежа. Глубокие изменения, произошедшие на Балканах после Мировой и турецко-греческой войн, привели к резкому ухудшению положения арумын, которые известны также как куцовлахи, а в Греции еще и как влахи. Происхождение данной этнической группы спорно. Их язык весьма близок, но не идентичен румынскому языку. Нет сомнения в том, что они являются потомками древнего романизированного населения, однако неясно, жили ли они изначально на территории к северу от Дуная, и тем самым долгое время входили в то же сообщество, что и предки современных румын, а затем мигрировали в направлении к югу от Дуная, или же они были отдельной этнической группой на юге Балкан с момента ухода оттуда римлян. На протяжении веков арумыны вели полукочевой образ жизни, занимаясь скотоводством, караванной торговлей, ростовщичеством и различными ремеслами. Лишь малая часть арумын занималась земледелием, в отличие от большинства других балканских народов. На Парижской мирной конференции представители арумын оценивали численность своего народа приблизительно в 500 тыс. человек; большинство из них проживало в то время в Греции[145].
Своих «братьев» к югу от Дуная румыны открыли в середине XIX в., и с тех пор различные группы националистов периодически разворачивали кампании в прессе по вопросу о преследованиях, которым якобы подвергаются данные группы населения. Румынские правительства предпочитали занимать более осторожную позицию и воздерживаться от политической эксплуатации этой потенциально взрывоопасной темы. Правительства ограничивались предоставлением финансовой помощи арумынским школам и церквям, преследуя, помимо гуманитарной, цель обозначить свое присутствие на Балканах. В самом арумынском сообществе, однако, прорумынские активисты были в меньшинстве, большинство же арумын поддерживало национальные стремления греков (феномен, известный под названием эллинофилии)[146]. Ситуация резко изменилась после Первой мировой войны вследствие обмена населением между Грецией и Турцией с одной стороны и между Грецией и Болгарией с другой. В 1920–1925 гг., 1,3 млн христиан, изгнанных турками из Малой Азии, въехали в Грецию. В это же время около 90 тыс. болгар и 355 тыс. турок переселились из этой страны на свои «этнические родины»[147]. Как показывают эти цифры, Греция должна была разместить на своей территории гораздо больше переселенцев, чем выехало из нее. Греческое правительство вынуждено было принять меры, серьезно ущемлявшие интересы арумынских общин.
Беженцы-христиане в общем количестве 145127 семей были расселены и получили земельные участки в основном в Македонии, Фракии и Эпире, где проживало арумынское меньшинство. Земли, которые издавна использовались арумынами для выпаса скота, были разбиты на участки и превращены в фермы для колонистов[148]. Вдобавок некоторые малоазийские греки были превосходными коммерсантами и ростовщиками, создавая, таким образом, сильную конкуренцию арумынам в традиционных для них сферах деятельности. Многовековой жизненный уклад арумын близился к исчезновению. Вследствие этого политические предпочтения внутри общины изменились: хотя большинство осталось эллинофильским, прорумынское меньшинство решило эмигрировать в Румынию и попросило у бухарестского правительства содействия в этом вопросе.
Поначалу положительный ответ со стороны Бухареста запаздывал: румынские власти были заняты другими неотложными делами, и взваливать на себя проблемы масс эмигрантов из Греции, хоть они и «братья», они желали меньше всего. Предпочитая «закрыть» вопрос, правительство попросту игнорировало тревожные донесения из Греции[149]. Однако кампания в прессе, развернутая арумынами-иммигрантами в Румынии, вкупе с критикой оппозиции в конце концов подвигла правительство национал-либералов к действию[150]. Декретом от 13 июня 1925 г. арумынам была выделена половина предназначенных для колонизации на юге Добруджи земель. В положении, согласно которому поселенцы вдоль границы с Болгарией должны были получить участок в 15 га, в то время как остальные могли претендовать лишь на 10 га, просматривался военностратегический расчет: жители приграничной полосы должны были быть особенно заинтересованы в сохранении румынского контроля над регионом.
В августе 1925 г. в Констанцу прибыл первый транспорт с арумынами; их иммиграция достигла пика в марте – апреле 1926 г., потом пошла на спад, но продолжалась до 1932 г., когда она практически завершилась. С апреля 1925 до февраля 1932 г. разрешение на колонизацию получили 13 669 колонистов, 4946 из которых были «македонцами», как в Румынии обычно называли арумын, а 9013 были выходцами из Старого королевства и других провинций Румынии, в особенности из Баната (приблизительно 800 человек). С ноября 1933 до середины 1938 г. разрешение на переселение в Кадрилатер в качестве колонистов получили лишь 22 семьи «македонцев»[151].
Появление новоприбывших усилило напряженность в регионе. Этнические болгары, как и местные этнические румыны, новым соседям были не рады. В мае 1925 г., еще до появления первого транспорта с арумынами из Греции, группа местных видных лиц из города Силистра, что на юге Добруджи, среди которых были «бывший полицейский, директор банка, адвокат и бывший субпрефект», обратилась к правительству с меморандумом, в котором потребовали отказаться от завоза арумын в южную Добруджу. У «македонцев», утверждали они, свой язык, свои, чуждые местным, обычаи, и следовательно, они не могли способствовать румынизации провинции.
Человек <…> душевно привязан к месту своего рождения, его родина – это страна, где это место находится; это страна, чьи обычаи он усвоил, на языке которой он говорит и законам которой он подчиняется, культура которой просветила его разум. Румынские македонцы, родившиеся и выросшие в южных краях Балкан, имеющие балканские обычаи, не знающие румынского языка и совершенно отличающиеся по характеру от румын Королевства, будут не в состоянии развить тут деятельность, отвечающую румынским национальным интересам.
Местные румыны явно предпочитали местных болгар так называемым «братьям» из Греции и опасались, что прибытие последних сделает их жизнь невыносимой:
Болгары, люди трудолюбивые, сдержанные и бережливые, законопослушны; они с готовностью исполняют законы и предписания властей, однако они не
