— Ой, Шурик, заткнись! Ты ведь, когда тебе в домофон звонят, тоже спросишь: «Кто там?»
— «Я Ежик», — сказал Ежик. Нечто промолчало. Тогда он добавил: «Я упал в реку». Нечто снова промолчало. Видимо, оно не знало, что такое Ежик, но каким-то шестым чувством поняло, что в реке ему не место. И начало набирать скорость.
— Видимо, Ежик чувствовал себя как я на водных лыжах.
— Да ладно, ты на водных лыжах никогда не катался!
— Ну, не на лыжах, а просто неудачно за веревку зацепился. Она другим концом была привязана к катеру, а он взял, да и поехал. Ну и прокатился же я!
— Короче, Ежик чувствовал себя, как Шурик на водных лыжах. Нечто несло Ежика по реке, все быстрее и быстрее — и вдруг он понял, что уже стоит на берегу. С минуту Ежик приходил в себя, а затем сказал реке: «Спасибо». Что-то плеснулось в воде, — и Нечто исчезло. Ежик снова остался один на один с туманом. Но недолго он стоял в одиночестве на берегу реки. Сквозь туман до Ежика донесся голос Панды — тот выкрикивал мантры. Ежик пошел на голос — и вот перед ним возникла китайская беседка, где сидел Панда, распевающий «Ом мани падме хум».
— Во, фантазия у Бухая! Панда запел! Cool.
— И если б только запел!
— Увидев Ежика, Панда допел мантру, они соорудили костерок, вскипятили воды, сварили рис и заварили зеленый чай. Панда кушал бамбук, а Ежик — рисовую кашу с ягодами. И оба смотрели на звезды. И глядя на звезды, Ежик думал о лошади — как она там, в тумане?
— И все?
— Да, это конец!
— Поздравляю Мурат, ради скачивания этой сказки стоило просидеть полночи на zhemchuzhinadao.ру.
— А теперь я расскажу вам, в чем был смысл этой сказки.
— Так там еще и смысл был? Ва-а-а-у!!!
— Смысл там не был, он там есть.
— То есть, смысла там не было?
— Объясню так, что даже Шурик поймет. Смысл сказки такой: ежик — это наше поколение.
— Как так?
— Клыгин однажды назвал наше поколение «ЕПРСТ» «поколением ежиков». Я долго думал, что он имеет в виду? Где же у нашего поколения колючки? А теперь зашел по ссылке Клыгина на эту сказку — и все понял!
— Пока Шурик не сказал какую-нибудь гадость, расскажи нам, Мурат, что же ты понял.
— Итак, Ежик — это наше поколение. Мы вышли в путь, чтобы насладиться зеленым чаем и звездами. Зеленый чай — это символ мудрости Востока, а звезды в контексте «movie stars», или как «звезды Голливуда», или как «Звездные войны», или как вся западная фантастика и фэнтези, стремившаяся к звездам, — это символ денег Запада.
— Денег и гламура.
— Шеннон, гламур появляется там, где есть деньги. Нет денег — нет гламура.
— Точно, я совершенно не гламурен! LOL.
— Шурик, у тебя шнурок развязался.
— Мурат, у меня нет шнурков. Я эти старые кроссовки пять лет донашиваю. Шнурки скончались прошлым летом.
— Это было прошлым летом, в середине января.
— Да, я и в январе ношу эти летние кроссовки. Потому что у меня тупо нет денег на нормальную зимнюю обувь.
— Пролетарии всех стран…
— Я дворянин, чтоб ты знала.
— Дворянин? Ты?
— Ну, я же со двора.
LOL LOL LOL.
— Мурат, продолжай. Мы уже поняли, что мы — ежики.
— Итак, мы направились в путь, чтобы насладить дарами Запада и Востока, но перед нами возникла стена тумана Кастанеды.
— Так мы что, в повышенном осознании?
— Это намек на то, что мы все такие просветленные, что так называемая «реальная жизнь» для нас скрыта туманом. Об этом есть в пелевинском «Вампире»: «Я был бы рад пробиваться — проблема заключалась в том, что было непонятно, куда и как. Мутный туман вокруг не оказывал сопротивления — но найти в нем дорогу к деньгам и свету было мало надежды».
— А я думал, что один я наизусть помню «Generation П».
— Понимаете, в чем фишка? Мы искали не просто дорогу к деньгам, мы искали дорогу к деньгам и свету. Но вместо этого заблудились в тумане.
— И, между прочим, надо отдать нашему поколению должное — мы все же осмелились войти в туман.
— Верно, Шеннон. В туман мы вошли. И что дальше? Мы, как и Ежик, готовы принять лист дерева Бандзай за лошадиную морду, хотя никогда не видели лошадей — только слышали про то, как они выглядят.
— Я лошадей видел. В Питере, на Невском, у Фонтанки статуи стоят. Лошади.
— Шурик, я образно. Ты Калифорнию видел?
— Нет. То есть, только по телевизору.
— А что такое Калифорния?
— Рай на земле.
— Я согласна с Шуриком.
— И я согласен. Калифорния — рай на земле. Это то, во что мы верим. Но если бы мы с вами оказались в Калифорнии, нас бы постигло разочарование.
— Возможно. Но поскольку мы там точно никогда не окажемся, это сложный теологический вопрос.
— Вот и я о том же, Шурик. Нам необходимо верить, что Калифорния — это рай. Ну, чтобы хоть как-то оправдать наше существование в постсоветском аду.
— Это, типа, когда мы здесь отмоемся от дерьма, то попадем в калифорнийский рай?
— Что-то типа того. Удивительно, Шурик, мы с тобой так ненавидим христианство, но создали его точную копию.
— Не путай, у нас все привязано к жизни, а у них — к попам-геям.
— А в гламуре разве нет геев?
— Есть, но это гламурные геи.
— А разница?
— Мурат, я ж тебе сто раз объяснял. Если хочешь быть успешным человеком, нужно стать дерьмом. И тереться со всяким дерьмом. Но можно тереться с жидким дерьмом, а можно тереться с твердым дерьмом, причем упакованным в красивые обертки и надушенным французскими духами. Гламур — это и есть красивая упаковка. Думаешь, гламурная тусовка — дерьмо, а наш двор — что-то другое? Ошибаешься. Наш двор — неприбранное дерьмо, а гламурная тусовка — прибранное дерьмо. Вся разница. Я бы предпочел быть прибранным. Да кто ж меня упакует в дорогие шелка и пропустит в мир гламура? Ясно, что не Слава, брэнд его за ногу! Evil or Very Mad.
— Ребята, давайте вернемся к Ежику и контекстам легенды.
— Так вот, увидев лист дерева Бандзай и приняв его за лошадь (это наши рассуждения про рай в Калифорнии), Ежик упал в реку и решил, что сейчас умрет.
— А это о чем?
— Это о том, как Шурик, провалив вступительные экзамены в гламурный универ, вернулся в наш двор, стал продавцом газет в ларьке у автобусной остановки — и теперь гордится тем, что он полное дерьмо.
— И при чем тут Ежик?
— А я понял, Шеннон, я тебе объясню. Когда я провалил экзамены и вернулся сюда, для меня это было как смерть всех моих надежд на лучшее будущее. Но жить-то как-то надо. В том смысле, что раз уж не хватило у меня смелости спрыгнуть с крыши, предварительно перепилив вены, значит, надо смириться с тем, что я полное дерьмо. Вот я и смирился. Я умер. Я уже давно мертв. И лишь мой призрак в назначенный час открывает ларек и торгует свежей телепрограммой и журналами с гламурными сплетнями.
— Браво, Шурик, даже я не сказал бы лучше.
— Потому что я мертв, а ты — нет. То есть, нет. Ты, Мурат, тоже мертв, просто отрицаешь это, не хочешь этого признать. А я признал и не парюсь. В этом ключевая разница между мной и тобой.
— Да, как на том заборе была нацарапана вселенская истина: «Я — это не ты!»
— Вот именно. А Насыров пел «Я — это ты, ты — это я». Наверно, его за это с балкона и сбросили.
— Ты не веришь в самоубийство Насырова, Шурик?
— Не верю, потому что я сам там был и все видел.
— Опять накурился.
— Шурик, Мурат, тормозните, вот вам по «Сникерсу». Мне про Ежика интересно. Да, Ежик уже считал себя мертвецом, вот как Шурик сейчас, но ведь он не утонул! Нечто вынесло его на берег, и он попал и к Панде, и к зеленому чаю, и к звездам!
— Шеннон, ну каковы мои шансы, что какое-нибудь Нечто куда-нибудь меня вывезет? Раньше я тоже на это надеялся, а теперь… Надежда умирает последней. Моя давно умерла. Не знаю, последней или нет.
— Вот и Ежик так думал. Но Шурик в чем-то прав. Бу-Хай-Цзы не заострил этот момент, но я понял, что Нечто пришло на помощь Ежику лишь тогда, когда Ежик потерял всякую надежду. То есть, смысл в том, что когда теряешь последнюю надежду на что бы то ни было, тогда на помощь приходит Вселенная, обозначенная в сказке Бу-Хай-Цзы как «Нечто». И это значит, что Шурик, признавший, что он — мертвое дерьмо, находится к просветлению ближе, чем мы с тобой, Шеннон.
— Вот! Я ж вам говорил, что я — крутой! И вы, если хотите стать очень крутыми, должны признать, что вы, как и я — мертвое дерьмо! Потому что, как сказал Чоу-Юнь-Фат в «Пуленепробиваемом монахе», «Дерьмо — лучшее удобрение!» А Клыгин в «Индейском духе» немного развил эту мысль…
— Хорошо, Шурик, пусть даже ты сто раз просветленный, но можно перестать рассказывать про дерьмо? А то я «Сникерсом» подавлюсь!
— Молчу, молчу.
— Так что, мы закончили про Ежика?
— Не совсем, Шеннон. Есть последний смысловой слой. Когда Ежик с Пандой смотрели на звезды, Ежик думал о лошади — как она там, в тумане?
