Основных причины две. Во-первых, сейчас исполнительные органы власти большинство актов, ранее считавшихся ведомственными, оформляют как законы. Вроде бы этому даже есть благопристойное объяснение: мол, исполнительная власть работает не сама по себе, а под строгим контролем законодателя. Все по закону.
Однако в действительности каждый, кто видел хоть глазком работу Государственной Думы с бегающими по рядам голосовальщиками или слышал о заседаниях Совета Федерации, принимающего по 50 законопроектов за день, понимает, что никакого законотворчества в их стенах не ведется. Это декорации, в которых штампуются все решения, спущенные сверху, то есть из правительства и администрации президента. Получается, что, с одной стороны, исполнительная власть сама пишет для себя законы, а с другой, получает возможность все свалить на законодателя: мол, это выбранные вами депутаты такие законы напринимали.
Во-вторых, уже принятые законы постоянно переписываются. То есть, по сути, они законами, как чем-то незыблемым, на чем стоит правопорядок в государстве, уже давно не являются. В России ныне установлена система президентского самодержавия, временно принявшая двуглавую форму. А для неограниченного самовластия любые законы, даже собственные, в тягость, ибо они, по определению, ограничивают произвол. Потому они и постоянно переписываются. А если к пожеланиям царствующей левой ноги добавить еще коррупцию, при помощи которой законы правятся в интересах наживы, что, например, недавно произошло с законом об ОСАГО, проплаченным страховщиками, или с регулярным подъемом штрафов, питающих систему полицейских взяток, то «работы» у российского законодателя, действительно, непочатый край.
Только вот нашему народу она совершенно не нужна.
Мой оппонент сетует, что для принятия стольких законов «автору придется вести вопрос о сокращении уровня компетенций законодателя». Не придется, ибо он и так уже реально сокращен до фикции и именно потому доступен хоркиным, кабаевым и прочим кобзонам. И «повышением уровня принятия решений исполнительной властью» уже не «попахивает», как мягко выражается мой оппонент. Им уже давно воняет по всей путинской России.
Очевидно, что эта имитация законотворчества вместе с бешеным количеством принимаемых законов, поправок к ним, дополнений и исправлений, должна кануть в Лету вместе с российской «суверенной демократией».
Тогда и объем законотворчества будет разумным и вполне посильным для прямой демократии.
Процент явки и легитимность
Другой любопытный тезис моего оппонента касается легитимности принятия решения, при условии, что не весь народ будет голосовать по тому или иному вопросу. Он даже вспоминает про «хор оппозиционеров, осуждавших решение об отмене нижнего порога явки на выборах», явно пытаясь смешать мотивы этих двух в корне различающихся действий.
В системе прямой демократии каждый из ее участников принимает политическое решение сам за себя, и при условии, что он должным образом проинформирован о голосовании, он выражает свою волю по конкретному вопросу. Он может проголосовать «за», или «против», или воздержаться от голосования, что означает, что любой вариант для него равнозначен. При этом как именно он воздержался, принципиального значения не имеет: будучи должным образом оповещен, он получает как бы бюллетень, который вправе использовать по своему усмотрению – либо отослать его с пометкой «воздержался», либо просто не отсылать. Результат будет тот же самый и потому очевидно, что большинство воздержавшихся использует самый простой. Именно так происходит при голосованиях в Национальной Ассамблее РФ. Что не мешает, разумеется, при следующем голосовании по другому вопросу выступить с другой позицией.
Явка на выборах – явление принципиально иного свойства. Здесь избиратель выдает избранному кандидату, по сути, 4-5 летнюю лицензию на любые действия от его имени в политической сфере. Причем в российских условиях еще и не обремененную какой-либо ответственностью перед ним. Поэтому вопрос, а кого, собственно, представляет так называемый «народный представитель», отсутствующий по определению в системе прямой демократии, здесь становится принципиальным.
Вряд ли мой оппонент не знает и не догадывается, почему нижний порог явки на выборах в России снизился сейчас до нуля. Подавляющее большинство российских избирателей понимает, что ни на выдвижение кандидатов, ни на результаты голосования они повлиять не могут, ибо кандидаты доходят до выборов только по согласию правящей верхушки, а сами выборы из стадии фальсификации перешли к полной имитации, в которой Центризбирком рисует столбики с процентами голосов по своему усмотрению.
Поэтому единственно возможным выбором для народа остается голосование «ногами», то есть, по сути, бойкот избирательного фарса. А со стороны затеявших весь этот цирк – снижение порога явки до нуля. И протест против этого оппозиции происходит оттого, что у народа отнята последняя возможность выразить свое мнение и лишить правящий режим легитимности мирным путем. Проблема, которая в системе прямой демократии, наоборот, решается легко и просто.
Так что, мой оппонент хочет сделать вид, что не понимает того, что известно и в Кремле, и на улице? Полагаю, что понимает, но привычно передергивает, прижимая покрепче маску.
Парламент, а не референдум
И еще один сюжет, затронутый оппонентом. Поминая мои реплики по поводу референдумов, так и не ставших нигде реальным механизмом прямой политической демократии, мне напоминают о намеке на манипуляции вопросами референдума в России. И тут же задают встречный вопрос: а кто будет формулировать вопросы для голосующих в органе прямой демократии?
Прежде всего, замечу, что манипуляция вопросами проходивших у нас референдумов, это не намек, а констатация. Ни в горбачевском СССР, ни на постсоветском пространстве мне не известно ни об одном неманипулируемом референдуме, начиная с задаваемых вопросов и заканчивая интерпретацией результатов. Более того, я утверждаю, что власти проводили референдумы только ради получения заранее известного результата, а не для выяснения мнения народа, а уж тем более не для его исполнения. Дабы не уводить читателя в сторону, не буду сейчас эту тему развивать, хотя у меня есть много чего об этом сказать и даже показать на ярких примерах.
Главное же в вопросе моего оппонента в том, что он так и не смог уяснить себе разницу между референдумом и органом прямой демократии. На референдуме тебе выкатывают сформулированный кем-то вопрос и твое право только ответить на него, независимо от того, нравится ли тебе его постановка или нет.
Орган же прямой демократии – это аналог парламента, и он сам, в своих рабочих комитетах и комиссиях, вырабатывает законопроекты, а при необходимости и отдельные вопросы, которые выносятся на общее голосование. Кстати, доступ к участию в работе этих комитетов и комиссий такой же свободный, как и к системе прямой демократии в целом.
Обо всем этом говорится в моей последней статье, опубликованной в №28 «Своими именами». Но, как я уже отмечал выше, либо оппонент мой ее не читал, либо сделал вид, что проигнорировал, поскольку тогда не вырисовывался его тезис об отсутствии в моей теории механизма реализации прямой демократии. Кстати, этот механизм проходит вполне успешную обкатку в текущей деятельности Национальной Ассамблеи РФ.
О дураках и экспертах
Однако подлинным перлом моего оппонента явился его итоговый вывод о том, что предлагаемая система прямой демократии «приведет к усилению исполнительной власти в отсутствие профессионального противовеса» и, «как следствие, к дискредитации и дальнейшему размытию институтов демократии». А мое поминание знатных певцов и гимнастов в роли законодателей, по его мнению, «слабо похоже на системный тезис, а скорее на реплику - сам дурак!»
Ну что ж, на мой взгляд, дураком является тот, кто не считает у нас сейчас исполнительную власть неограниченной, а институты демократии размытыми. Я-то полагаю, что в путинской России это давно состоявшийся факт. Если и мой оппонент того же мнения, то усиливать и размывать, простите, больше нечего. И прямая демократия как инновационная политическая идея, даже при отсутствии опыта практического применения в государстве, хуже его нынешнего состояния сделать принципиально ничего не может хотя бы только потому, что дальше уже некуда и выхода отсюда, кроме как через революцию, не предвидится.
Ну а если мой оппонент видит в существующей «суверенной демократии» ограниченную исполнительную власть, да еще и с противовесом, то тогда все мои предыдущие реплики о политических экспертах, встречающиеся в статьях о прямой демократии, впору снабдить самыми сильными выражениями, среди которых упомянутый нашим анонимом «дурак» станет лишь нижней точкой отсчета.
