– Она так храбро держалась во время химиотерапии, правда?
Я ничего не могу на это ответить. Тогда меня не было рядом с ней. В нашей тридцатилетней дружбе случился двухлетний перерыв, когда мы поссорились. Я знала, как Кейт переживала, и пыталась помочь, но, как всегда, сделала все не так. В конечном счете я сильно обидела Кейт и не извинилась.
Моя самая близкая подруга без меня боролась с раком, и ей удалили обе груди. Меня не было рядом, когда у нее выпадали волосы, когда пришли плохие результаты анализов или когда она решила прекратить лечение. Я буду жалеть об этом до последнего вздоха.
– Второй сеанс был тяжелым, – говорит другая женщина, которая одета так, словно пришла с занятий йогой – черные легинсы, балетки и просторный черный кардиган.
– Я видела, как она брила голову, – говорит еще одна женщина. – Она смеялась, называла себя «солдатом Кейт». Я ни разу не видела, как она плачет.
Я с трудом сглатываю.
– Она принесла лимонные батончики на спектакль Мары, помните? – говорит кто-то еще. – Только Кейти могла принести угощение, когда…
– Она умирала, – тихо заканчивает за нее другая женщина, и обе умолкают.
Я этого больше не могу выдержать. Кейт просила меня сделать так, чтобы, вспоминая ее, люди улыбались. Никто не может оживить вечеринку так, как ты, Тал. Приди, ради меня.
Обещаю, подруга.
Я оставляю женщин и подхожу к проигрывателю. Этот старый джаз не помогает. «Для тебя, Кейти Скарлетт», – говорю я и вставляю диск в прорезь. Звучит музыка, и я прибавляю громкость.
В другом конце комнаты я вижу Джонни. Любовь всей ее жизни и, как это ни печально, единственный мужчина в моей. Единственный мужчина, на кого я могла положиться. Я смотрю на него и вижу, какой он подавленный, сломленный. Наверное, тот, кто с ним не знаком, этого не заметит – опущенные плечи, плохо выбритые щеки, морщинки под глазами, оставленные чередой бессонных ночей. Я знаю, что ему нечем меня утешить, что горе опустошило его.
Я знаю этого человека большую часть жизни, сначала как первого своего шефа, потом как мужа лучшей подруги. Во всех главных событиях в наших жизнях мы были рядом, и это меня утешает. Глядя на него, я не чувствую себя такой одинокой. Сегодня, когда я потеряла лучшую подругу, мне это очень нужно – заглушить одиночество. Но я не успеваю подойти к нему, потому что он отворачивается.
Музыка, наша музыка, живительным эликсиром струится по моим жилам, заполняет меня. Не отдавая себе отчета, я начинаю раскачиваться под ее ритм. Я знаю, что должна улыбаться, но печаль снова просыпается у меня внутри. Я вижу, как смотрят на меня люди. Во все глаза. По их мнению, я веду себя неприлично. Но эти люди не знали ее. Я была ее лучшей подругой.
Музыка, наша музыка, возвращает ее мне, на что не способны никакие слова.
– Кейти, – шепчу я, как будто она рядом.
Я вижу, как все сторонятся меня.
Мне все равно, что они думают. Я оборачиваюсь и вижу ее.
Кейт.
Перед ее фотографией я останавливаюсь. На фотографии мы с Кейт. Молодые, улыбающиеся, обнимаем друг друга. Я не могу вспомнить, когда был сделан этот снимок – в девяностых, судя по стрижке, которая мне не идет, жилетке и широким штанам с накладными карманами.
Горе выбивает почву у меня из-под ног, и я падаю на колени. Слезы, которые я сдерживала весь день, прорываются громкими рыданиями, сотрясающими мое тело. Теперь звучит песня группы «Путешествие» «Живи, не умирай» – и я плачу еще громче.
Сколько прошло времени? Вечность.
Наконец я чувствую руку на своем плече, ласковое прикосновение. Я поднимаю голову и сквозь слезы вижу Марджи. От нежности в ее взгляде слезы с удвоенной силой текут по моим щекам.
– Пойдем, – говорит она и помогает мне встать. Я цепляюсь за нее, позволяю отвести себя на кухню, которая заполнена женщинами, готовящими еду, а потом мы переходим в место потише. Мы обнимаем друг друга, но ничего не говорим. Что тут скажешь? Женщина, которую мы любили, умерла.
Умерла. И вдруг на меня наваливается усталость. Сил больше нет. Я сама себе кажусь увядшим тюльпаном. Тушь для ресниц жжет глаза, взгляд затуманивается от слез. Я касаюсь плеча Марджи, замечая, какой худой и хрупкой она стала.
Я вслед за ней возвращаюсь в гостиную, но сразу же понимаю, что больше не могу тут находиться. К своему стыду, я не в состоянии исполнить просьбу Кейт. Я не могу делать вид, что «праздную» ее жизнь. Я, которая всю свою жизнь притворялась, что у меня все отлично, теперь не могу этого сделать. Слишком мало времени прошло.
Мое следующее воспоминание – утро. Еще не открыв глаза, я вздрагиваю. Она умерла.
С моих губ срывается громкий стон. Неужели это моя новая жизнь – постоянно вспоминать о потере?
Проснувшись, я чувствую головную боль. Она пульсирует где-то в глубине, за глазами. Я плачу до тех пор, пока сон не сморил меня. Старая детская привычка, реанимированная горем. Напоминание о моей хрупкости.
Мое состояние унизительно, но я не могу найти сил, чтобы с ним бороться.
Собственная спальня кажется мне чужой. Последние пять месяцев я тут почти не бывала. В июне, узнав о болезни Кейт, я сразу же изменила свою жизнь. Бросила все – популярное ток-шоу на телевидении, квартиру – и посвятила жизнь заботе о лучшей подруге.
Звонит телефон, и я нетвердой походкой иду к нему, радуясь любому отвлечению. На дисплее высвечивается «Райан», и мысль: «Кейт звонит», – наполняет меня счастьем. Потом я вспоминаю.
Я беру телефон и напряженным голосом говорю:
– Алло?
– Что с тобой случилось вчера вечером? – спрашивает Джонни, не удосужившись даже поздороваться.
– Я не могла, – говорю я, опускаясь на пол рядом с кроватью. – Я пыталась.
– Да. Большой сюрприз.
– Что ты имеешь в виду? – Я сажусь. – Музыка? Так хотела Кейт.
– И ты даже не поговорила с крестной дочерью?
– Я пыталась… – Меня жгло чувство обиды. – Ей нужны только ее друзья. Я почитала мальчикам перед сном. Но… – Голос у меня срывается. – Я не могла этого вынести, Джонни. Без нее…
– Ты прекрасно обходилась без нее те два года, что вы были в ссоре.
У меня перехватывает дыхание. Раньше он никогда такого не говорил. В июне, когда позвонила Кейт и я бегом бросилась в больницу, Джонни, ни слова не говоря, снова принял меня в семью.
– Она меня простила. И можешь поверить, мне было плохо.
– Да.
– Ты хочешь сказать, что она меня не простила?
Джонни вздыхает.
