это суета сует, и результат нашей бурной деятельности – не более чем рябь на поверхности мирового бытия. Если миру суждены война, кровь и жертвы, то он это получит в том или ином виде. Я боюсь, что все наши усилия не отменяют страданий моего несчастного народа, а только оттягивают момент их наступления. Я боюсь, что задуманное нами национальное размежевание, против всех ожиданий, приведет к долгой и жестокой войне, а потом к бойне присоединятся и другие страны Европы. Император Франц Фердинанд, конечно, душка, но я же вижу, как все эти местные напыщенные павлины ненавидят его и нас. Если бы не господин Новиков, которого эти деятели боятся до дрожи в коленях, сейчас эта ненависть уже хлестала бы нам в лицо.
– Эти деятели больше боятся вымуштрованной Александром Владимировичем русской армии, чем его самого, – усмехнулся Михаил. – После Тюренчена и поражения Японии ее считали одной из лучших армий Европы, а Стамбульская операция подняла русскую военную репутацию на недосягаемую высоту. Ударная мощь, быстрота маневра и неудержимый натиск не оставили османам не единого шанса. Я командовал и при Тюренчене, и штурмом Стамбула, и могу тебе сказать, что за эти три года была проделана огромная работа. Именно сейчас, когда Болгария приняла строго пророссийскую ориентацию, разгромлена Турция, а Румынию поделили победители, между Российской империей и Сербией стала возможна прямая и скорая транспортная связь, позволяющая сербам чувствовать, что они не одни стоят против всего мира. Россия со всей ее мощью стоит рядом с вами, и, как говорит Павел Павлович, «тот, кто вас обидит, не проживет и трех дней».
– Да, – кивнула Елена, – при императоре Николае мы не ощущали себя в безопасности, ибо русская политика была слаба и непоследовательна, но теперь, во времена твоей сестры Ольги, положение полностью изменилось. Но я все равно боюсь, и не могу ничего с собой поделать. Могущество, которое вы строите, мне кажется основанным на песке, ведь одно дело – разгромить престарелую и одряхлевшую Турцию, и совсем другое – противостоять объединенным силам всей Европы, которая прекратила внутренние ссоры только для того, чтобы обратить внимание на своего главного врага. Что-то говорит мне о том, что всеобщая идиллия и миролюбие закончатся очень быстро, и уже достаточно скоро объединившаяся Европа пойдет завоевательным походом на восток, и первой жертвой этого великого наступления новых ландскнехтов станет как раз Сербия.
Михаил с серьезным видом посмотрел на свою супругу и ответил:
– Поверь мне, Россия готова и к такому повороту событий, и это я говорю тебе не как болгарский царь, а как брат русской императрицы. Наше могущество зиждется не на песке, а на великом русском народе, к нуждам и чаяниям которого моя сестрица относится со всей возможной серьезностью, и народ отвечает ей в этом полной взаимностью. Если на нас нападут, то все сто миллионов русских встанут как один человек, и сколько бы ни продолжалась та война, закончится она только на пылающих руинах Берлина, Вены, Копенгагена, Амстердама, Брюсселя, Парижа и Рима. Такова наша внутренняя политическая установка: если вся Европа вновь пойдет на нас войной как во времена Наполеона, то ей дальше просто незачем существовать. И господа европейцы об этом отчасти знают, а отчасти догадываются, а потому, как мне кажется, будут искать военного счастья где-нибудь подальше от наших границ.
– Но что тогда станет с Сербией, которая непременно окажется на острие вражеского удара? – воскликнула Елена. – Ведь прежде, чем наступать на Россию, враги пожелают устранить угрозу на Балканах. Опять в домах сербов будут страдания, горе, слезы, убитые мужчины и обесчещенные женщины.
– В лоб, со стороны Венгрии и Хорватии, Сербию так просто не взять, – хмыкнул Михаил, – это я говорю тебе как специалист. Для вашего внезапного и полного разгрома был необходим удар с тылу со стороны Турции или предательство Болгарии. И первое, и второе теперь невозможно по определению. Османской империи больше нет, а царем Болгарии работает твой любимый супруг, и болгарский народ его любит ничуть не меньше, чем россияне обожают свою императрицу. И к тому же я не зря говорил про прямую транспортную связь. По указу моей сестрицы уже началось проектирование железнодорожного моста через Дунай, который свяжет между собой Румынию и Болгарию. А это значит, что русские войска и новейшее оружие в любой момент в больших количествах смогут прибыть на помощь сражающейся Сербии.
Немного помолчав, болгарский царь добавил:
– Фактически разгром Турции и укрощение много понимающей о себе Румынии явились первыми сражениями еще необъявленной общеевропейской войны, и одержанные в этих битвах победы позволили нам занять наиболее выгодную стратегическую конфигурацию. Но главное заключается в том, что никакого единства Европы не существует и в помине. Главные акторы – Франция, Британия и Германия – недолюбливают друг друга, иногда вплоть до лютой вражды, притом, что все они опасаются возросшей российской мощи. В то время как самое большое желание британцев – остаться в стороне от схватки; французы и германцы никогда не смогут сражаться в одном строю, уж слишком сильны их прошлые обиды. Такое может случиться когда-нибудь в отдаленном будущем, под давлением внешней неевропейской силы, но отнюдь не сейчас, когда каждая страна предоставлена самой себе. И в этом их слабость и наша сила, так что ты можешь спать спокойно, не беспокоясь ни о чем. Большая война не придет на сербские земли, и залогом тому будет мощь русский армии и нерушимая русско-сербско-болгарская дружба.
19 сентября 1907 года, 10:05. Париж, Елисейский дворец, заседание правительства в присутствии президента Фальера.
Прошла всего неделя с того момента, как в европейской прессе разразился «Белградский скандал», жестоким эхом отозвавшийся во французской политической жизни. Крысы-министры уже были готовы бежать с тонущего корабля, но их придержали за шиворот со словами: «Постойте. Умели нашкодить, умейте и держать ответ. Побудьте пока в роли исполняющих обязанности». Нет, если бы прегрешение, совершенное Клемансо и его подельниками, имело чисто внутреннее значение (как, например, скандальное дело Дрейфуса), то проштрафившийся кабинет ушел бы в отставку без особых вопросов. Министры, и даже премьеры – это вообще скоропортящиеся и быстрозаменяемые детали демократического государственного механизма, и претендентов на освободившиеся места обычно бывает больше, чем достаточно. Но только не в тот раз, когда на дыбы встали все четыре сущие империи Европы. Расхлебывать чужую кашу дурных нема.
Предыдущим вечером, 18-го сентября, в министерство иностранных дел Третьей Республики одна за другой поступили ноты от Великобритании, Германии, Австро-Венгрии, России, Сербии и Болгарии, требующие выдачи заказчиков и организаторов покушения в руки
