Я живу покуда в Итальянской слободке, в доме Путятина, в комнатах, в коих некогда, то есть, за 14 лет, беспечно зябнул, не имея часто дров, и угощал бывших приятелей – Уварова и еще настоящих – Булгакова и прочих, и прочих чаем в стаканах, за неимением чашек. Это напомнило мне все прежнее и переходчивость времени. Не придется ли и опять в Тургенево, на пепелище отцовское возвратиться или в Геттинген? Впрочем, квартиру мою в Коммиссии отделывают, но прежде четырех или шести недель я не надеюсь там поселиться, а укорениться еще не думаю и долее.
Благодарю княгиню за дружбу и за её ласки. Поручил Жихареву поцеловать вашу милую ручку.
Что же вы думаете в пользу Четвер[тинскаго]? Если вам нужны справки, то я в ваших повелениях.
Каковы больные дети? Поцелуйте толстенку, по не того, который женат на Калашниковой, а вашего милого и на Вяземского похожого.
Кар[амзины] не могли от меня никакого толку добиться, ибо я от вас никакого сам не могу добиться.
Жуковского еще не видел. Он в Гатчине. Что Василий Львович? С сестрою ли еще или по ней плачет? Кланяйтесь Тимирязеву.
21-го октября.
Сейчас еду в Царское Село. Простите и не забывайте меня в ваших вечерних беседах.
На обороте: её сиятельству милостивой государыне княгине Вере Федоровне Вяземской, в Чернышевом переулке, в собственном доме, в Москве.
658.
Князь Вяземский Тургеневу.
27-го [октября. Москва].
Карамзины не могли добиться от тебя толка, потому что ты от нас добиться толка не мог? Да какого хотите толка? Разве не сказывал я тебе, что на мне остается 150000 казенного долга, что я решился новых долгов не наживать; разве ты не видал детей и невозможности жить с ними в деревне, потому что им необходимо нужен непосредственный надзор доктора; разве в дилижансе не говорил я тебе, на каких условиях соглашаюсь пойти в кабалу? Чего же больше хотите от меня? Я еще не сенатор Кашкин и не умею пускать слов в сам-пятьсот. Ты хотел, чтобы сущность трех слов развел я в изустном in-folio. Того ли хотел ты от меня? Охота же!
В Петербург уже доставлена роспись назначенным по суконной поставке. Там скорее и вернее узнаете; здесь все таят. Я просил всего 30000 аршин. Это и так немного. Пускай дадут 25 или 20.
Где этот «Courrier de Londres», из которого выписаны статьи о Дмитриеве и Жуковском? Между нами: скажи Жуковскому, чтобы он не очень спесивился европейскою известностью своею. Тот ли «Courrier», что издает Pelletier, бывший издатель «L'Ambigu»? И как это в «Courrier»: извлечением ли из другого журнала, или в числе сообщенных статей от корреспондента? Мне любопытно знать все это наверное: расскажи.
Воля твоя, у Воейкова честному человеку печататься нельзя: прочти его «Астрахань». Он не завидует тем, которые видели Байрона, Benjamin Constant, потому что надевал на лицо свое сетку, дегтем обмазанную. Карамзина выставил обжорою! За одно спасибо: назвал Каченовского извергом. Воронцов у него – любимцем русского народа!
Совершенная беспутица не дает мне ехать в Кострому. Вероятно, должно будет дождаться первого снега. У тебя мои парижские брошюры: возврати. Дмитриев сообщил мне два твой письма к нему. Отдай приложенную записку Никите Волконскому да скажи ему, чтобы он скорее возвратился к нам: тоскую по нем и по его наемной карете.
На днях видел я феномен на русской сцене: девицу Колосову. Европейская актриса во всей силе слова! Я не полагаю в ней возвышенного дарования; она не создаст роли, во образованностью своею она точно создание на русской сцене комической. Мы видели ее только в Селимене «Мизантропа»; завтра увидим в Аменаиде. Итальянской оперы еще не имеем. Прости!
Ты говоришь о наших вечерних беседах: они прекратились с тобою или с вами. Обыкновенно из ложи переходим в ложе, то-есть, из театра в постель. Сегодня бал у князя Дмитрия Владимировича. Обнимаю тебя. Каков Сергей Иванович? Что слышно о Батюшкове? Не забудь моего сукна.
Я сейчас получил письмо от поэта Пушкина. Он жалуется на грабительство Ольдекопа и просит меня вступиться в это дело. Научи, что делать, к нему писать: к Милорадовичу ли, Шишкову? А лучше всего сам похлопочи, только поскорее. Теперь у Пушкина только и осталось, что деревенька на Парнассе, а если и ее разорять станут, то что придется ему делать? Вот письмо и от Сергея Львовича. которое растолкует тебе всю сущность дела. Неужели нет у нас законной управы на такое грабительство? Остановить продажу мало: надобно, чтоб Ольдекоп возвратил уже вырученные деньги за проданные экземпляры. Например, знаю, что он московским книгопродавцам продал до двухсот. Повидайся с Дельвигом, который также знает это дело, и пускай напишет он Пушкину, что оно к тебе перешло.
Пушкин прислал мне прелестные стихи: «Прощание с морем». Жена их спишет для тебя, хотя ты того и не стоишь, умничая со мною. Пока она тебе кланяется. Вчера видел я твою матушку у Голицыных. Бал был блестящий.
Сделай милость, управься скорее и решительнее с Ольдекопом. Что Безобразова? Проедет ли она через Москву? Кланяйся ей.
659.
Тургенев князю Вяземскому.
31-го октября. [Петербург].
Узнав вчера, что Серебряков здесь, я был сегодня у него и повторил ему просьбу об увеличении поставки сукна с твоей фабрики, поручив вчера же и Дружинину просить его о том же, равно и Кайсарова, от которого теперь это более зависит. Авось, общая просьба удастся.
Карамзины еще в Царском Селе и будут сюда, вероятно, к 10-му ноября.
Сию минуту приносят твое письмо. Как жаль, что не имел его за два часа пред сим. Зная уже количество сукна, тебе нужное, иначе бы говорил с Серебряковым. Побываю еще у Дружинина. Пошлю за Дельвигом и спрошу его, что сделано уже против Ольдекопа; хотя мне и неловко хлопотать против него, ибо был вечным, но неудачным его протектором против нищеты, но постараюсь унять его, если буду иметь к тому средство.
Жаль, очень жаль, что не знал сегодня по утру, что ты еще в Москве. князя Никиту увижу завтра у сестры его. Что за умная прелесть Алина, его племянница! Я повадился к ним снова ездить и с одним умным австрийцем Гумельауером восхищаюсь умом и просвещением, и добродушием Алины. Ее прямо можно послать посольшею в Париж, и лицом в грязь не ударит.
Статьи я списал из газеты, как нашел их. Безобр[азова] здесь еще. Через Москву поедет, вероятью, по первому пути; впрочем, кто знает?
О Батюшкове от сестры получено грустное известие, по какое, еще не знаю. Увижу Мураньеву и тебе скажу. Брошюры послал вчера.
Не Карамзина, а меня выставил Воейков обжорою. Да на то время и не ошибся. Я ему давал письмо к Гаию. То ли он сбирался написать? Впрочем, я знаю его пиесу только по его словам. Прочту. Здешние журналисты огадились совершению. Нельзя откровеннее ругать, как я ругал приятеля Булгарина, а ему – все Божья роса. Клевещет на Федорова, трусит полиции, подтруживается Шишкову, храбрится перед Боейковым, и всь это на счет читателей, коим угрожает обратиться к лицу того, кто усомнится etc. Плоское и подлое подражание твоему Толстому, и все это мы читать и терпеть должны, а сердиться на него невозможно.
Приложенной записки к Ник[ите] Волк[онскому] ты не приложил, а только письма Сергея П[ушкина].
А мы и не будем иметь итальянской оперы. Не хотели певицы замерзнуть за те же деньги у нас, за которые могут греться в Вене. Сережа выздоровел и ходит без костыля. Я был болен, но исправился. Пришли поскорее пиесу Пушкина и поцелуй милую ручку у милой жены. Обними детей.
Парижские новости: «Qu'est-ce qu'où a vu sous Charles X ce qu'on n'a jamais vu sous Louis XVIII?» – Un cheval. – Les franèais ne s'entendront plus: ils ont perdu Louis.– Le commerce sera protégé: le roi est marchant(d)» и пр., и пр.
Старина: Finot dit que la plaine la plus haute qu'il connaisse est la pleine lune.– Une jeune et jolie fille demandait de la bierre à un garèon du café. Celui-ci répondit: «Jt; n'en ai pas, mademoiselle, niais si vous voulez que je vous embrasse».
– Un joueur qui venait de perdre au tric-trac, dit en se levant avec dépit: «Laissons la Medée et Jason».– Notre choix l'a fait maire, et l'amour l'a fait père. Quel triomphe en un jour de se voir père et mère!
– M-r Taxe dit à Barbe que la lettre charmante, qu'elle lui a écrite, sera toujours gravée au fond de son coeur. Barbe lui répond: «Je m'y croyais gravée avant la lettre».-On dit que les journalistes doivent craindre l'automne, parce que c'est dans cette saison que les feuilles tombent.
660.
Тургенев князю Вяземскому.
1-го ноября. [Петербург].
«Votre lettre est venu trop tard» pour communiquer au docteur Pinitz l'observation de madame Mouravieff. La maladie de peau est enfin inoculée. Grand Dieu! Quel en sera le résultat? On avait voulu que j'écrivisse à mon malheureux ami; je l'ai fait: il a reèu ma lettre, et fixant l'écriture il a cherché aussi h fixer un souvenir. Puis il a mis ma lettre de côté, disant: «Qu'est ее que Von me veut?» Ensuite il l'a reprise, il l' lue. mais hélas! il n'y a point répondu; Tout ce temps il a été calme, ce cher malade. 11 faut attendre u présent l'effet du remède, qu'on vient d'employer. J'attends sa soeur après-demain; bonne et excellente créature! Sa 'santé s'en va, elle souffre surtout de ne recevoir aucune nouvelle de son pays. Quand elle est avec moi, nous parlons et nous pleurons ensemble; mais enfin je parviens à la distraire et vers- la fin de la journée elle se sent infiniment plus calme. Si elle pouvait se décider à loger avec moi à Dresde! mais elle n'entend pas raison là-dessus. Sans le lui dire, je la conèois. Dresde. 30 octobre.
Вот что пишет Пушкина к брату о Батюшкове в ответ на его письмо, в котором брат остерегал ее от прививания Батюшкову чесотки; ибо он и здесь опасно страдал от сей болезни.
