И от зевоты Скулы себе сверните,
Notes on Some Poetry
Гром
Каждый день сюда ходят очень немногие -
Нелегко продержаться при калифорнийских налогах.
Я не просто хожу сюда каждый день -
Я хожу сюда ежедневно десятки лет.
Я хожу сюда столь давно, что лично уже знаком
С половиной тренеров и агентов жокеев.
Мы болтаем на скачках, звоним друг другу,
Они частенько бывают в моем доме,
В сравненье со мной они все -
Довольно слабые игроки.
Здесь хватает и игроков-неудачников -
День за днем они делают ставки и вечно проигрывают,
Где они деньги берут – понятия не имею.
Их одежда грязна, поношена, дурно сидит,
Их ботинки разбиты,
Они проигрывают снова, снова и снова -
И наконец исчезают,
Сменяясь толпой неудачников новых.
Но я – постоянная величина.
Я прихожу даже в ненастье, даже когда дождь
Льет серой, сплошной водяной стеною.
На парковку вползаю, «дворники» работают, как безумные.
Служители узнают меня.
«Опять хреновый паршивый денек, да, Хэнк?»
Между забегами – скука,
Слишком долго приходится ждать,
Прямо жизнь из тебя вытекает.
Между забегами ты всякий раз теряешь .
Двадцать пять или тридцать минут,
Что назад уже не вернуть -
Навеки, навеки пропали!
Больше всего – забегов на шесть форлонгов,
А это значит, что настоящая гонка продлится где-то
От одной минуты до девяти-десяти секунд.
Но зато когда твоя лошадь близится к финишу первой -
Испытываешь ощущенье,
Что и сравнить-то не с чем!
Людям всегда нужны какие-то битвы,
Им нужно действие, гром!
Только тогда, хоть на миг,
Мы понимаем, что живы!
Иные из нас получают свое на скачках,
Иные – где-то еще,
Многие не получают вообще.
Это – чувство, которое ты должен испытывать,
Испытывать хоть иногда. Должен.
Взрыв!
Пламя!
И после финишной вспышки
Номер твоей лошади -
Первым
Идет на табло!
Это – предел возможного.
Это ошеломляет, как если б перед тобой
Раскрылся цветок.
И, стоя там, ты чувствуешь это.
The Buzz
Обычная доброта
Время от времени,
В три этак часика ночи,
Где-то на середине
Второй бутылки,
Приходят стихи.
И я, прочитав,
Незамедлительно их обзываю
Грязным словечком -
Бессмертные.
Ну, мы все понимаем,
Что в этом мире
Сейчас
Бессмертие – состояние
Весьма преходящее,
А то,
Если шире взглянуть,
И вовсе несуществующее.
И все равно – приятно поиграть
В мечты
О бессмертии.
И я складываю
Эти стихи
Подальше,
И продолжаю
Писать, -
Чтоб утром
Найти их,
Перечитать
И
Немедленно
Разорвать
В клочья.
Не было
В них
Ничего,
Даже близкого
К бессмертной поэзии -
Просто обычная
Пьяная,
Сентиментальная
Чушь.
Лучшее,
Что есть в самокритике, -
Таким путем
Вы не навязываете
Сей неприятный долг
Никому
Другому.
A Simple Kindness
Спасибо за попытки
Я ль раздавил те нежные розы?
Вспоминаю пестрое свое прошлое -
И всех женщин, которых знал,
Всех, что входили в романы со мной
Уже разочарованными, уже оскорбленными
Печальным опытом отношений
С другими мужчинами.
Меня изначально считали
Просто очередной остановкой в пути -
Может, выйдет,
А может, и нет…
Этих женщин использовали
И обижали,
Хоть и они, несомненно, успевали добавить
Немалую часть оскорблений
В общий коктейль.
Все они с первого шага
Были весьма осторожны,
Крутить романы нам было -
Что перечитывать
Читанные не раз газеты
(Колонку некрологов,
Предложения работы) -
Или слушать
Давно знакомую песню,
Которую слышал и сам напевал так часто,
Что и слова, и мелодия
Утратили смысл.
Их подлинные желанья
Скрывали страхи -
И я всегда появлялся уже слишком поздно
И предлагал слишком мало.
И все же случались порою минуты -
Сколь бы они ни были кратки, -
Когда доброта и смех
Прорывали тьму -
И, увы, растворялись вновь
В неизбывном,
Отчаянном мраке.
Так я ль раздавил те нежные розы?
Средь этих женщин нет ни одной,
О встрече с которой я пожалел бы -
И не важно, что болтают они обо мне
Теперь,
Ножами взрезая
Жизни
Новых своих любовников.
Good Try, All
Надо вступать в высокие дипломатические отношения
Я постоянно встречаюсь с людьми, мне их представляют
На разных сборищах,
И почему-то
Раньше ли, позже ли -
Мне ласково намекают,
Что тот иль иной джентльмен
(Или леди) -
Все, как один, юные, с нежными лицами,
Жизнью почти что не битые -
Совсем недавно бросил пить.
Каждый из них
Пережил
Трудные времена,
Но ТЕПЕРЬ
Наконец-то
(И вот это «ТЕПЕРЬ»
Злит меня больше всего)
Они, стало быть, счастливы и горды,
Поскольку сумели,
Превозмогли
Кромешный бред алкоголизма.
Блевать меня тянет
С их жалких побед.
Я начал пить в одиннадцать,
Как только залез впервые
В винный погреб
В доме у школьного друга.
К пятнадцати я
Успел
Побывать за решеткой
Раз так пятнадцать-двадцать,
Три раза лишиться водительских прав,
Вылететь с пары иль тройки десятков
Гнусных работ…
Меня избивали и оставляли
Валяться замертво
На множестве темных улочек,
Забирали дважды в больницу,
А уж опасных,
Самоубийственных приключений моих – И просто не счесть.
Я пил этак пятьдесят четыре
Годочка с гаком -
И намерен продолжить
В том же разрезе.
И, значит, теперь меня представляют
Этим юным,
Румянощеким, стройным, неуязвленным,
Изящным созданьям,
Которые утверждают,
Что превозмочь сумели
Ужасное зло
Пития?!
Должно быть, истина кроется в том,
Что никто из этих ребят
Не испытал ничего – просто они
Бегали по касательной,
Ручки боялись запачкать,
Только делали вид, что пьют.
Хорошо говорят про таких -
Сбежал из пламени ада,
Задувши свечку!
Ведь надо долго стараться
И долго трудиться, чтоб совершенства добиться
В любом искусстве,
Включая пьянство.
И вот еще что -
Мне пока не случалось встречать
Средь завязавших молодых этих пьяниц
Ни одного, кто от трезвости
Стал бы хоть чуточку лучше!
Proper Credentials are Needed to Join
Идиотизм по-любому
Мы пытались прятать последствия в доме -
Чтоб соседи не видели.
Это было непросто – ведь иногда нам обоим
Приходилось выйти из одновременно,
А когда возвращались -
Весь дом был измазан
Мочой и фекалиями.
Этот пес не умел делать свои делишки где надо,
Зато у него были
Самые голубые глаза на свете,
И ел он все, что давали,
И телевизор смотрел с нами частенько.
Однажды вечером мы вернулись -
А пес исчез.
На земле была кровь,
След кровавый тянулся наружу, по саду.
Я по следу пошел -
Лежал он поодаль, в кустах,
Жестоко убитый.
А на груди, под перерезанным горлом,
Болталась табличка:
«Здесь, в этом районе, нам не нужны
Подобные твари».
Пошел я в гараж за лопатой.
Жене сказал: «Не стоит сюда ходить».
Вернулся с лопатой
И принялся копать.
Я чувствовал – вон они, наблюдают сзади,
Из-за опущенных штор.
Теперь их райончик снова прекрасен -
Тихий и милый райончик,
Лужайки зеленые, улочки тихие,
Церкви, детишки, магазины – ну и так далее.
А я копал.
Silly Damned Thing Anyhow
Как бабочка на огонь
Дилан Томас, ясно, любил и аплодисменты,
И халявную выпивку, и сговорчивых дам,
Но этого было как-то немножко слишком -
И по итогам он написал всего-то
Чуть больше сотни стихов,
Зато едва не любое из них
Умел декламировать
Знатно.
А вот читать, пить иль заниматься сексом -
Скоро стало
Единственной его проблемой.
Доведенный до ручки
Тщеславием собственным
И кучей поклонников-дураков,
Он плевать хотел на столетия -
Ну, а они
В ответ
Оплевали
Его!
Moth to the Flame
От семи до одиннадцати
Дела никогда не идут настолько паршиво,
Чтоб мы не могли припомнить -
А может, они никогда
И не шли прилично?
И мы пытаемся всплыть на поверхность
Бесчисленных потоков дерьма -
Какого ж черта теперь-то
Тонуть
И
Проигрывать в этой
Изощренной
И глупой Схватке…
Всплыть на поверхность -
Чтоб оказаться
В итоге
У этой печатной машинки,
С тлеющей сигаретой
В зубах
И стаканом
В руке.
Нет подвига выше!
Делаю то, что должен,
В маленькой
Комнатке этой.
