Вдоволь налюбовавшись на своё приобретение, и твёрдо запомнив где искать сумеречников, я скупо похвалил беса за старания. Ведь может же, может, поганец, пользу приносить! Правда убытку от него пока больше.
Так и заснул под недовольное бухтение беса, отчего-то жуть как возмущённого моим замечанием, что ему осталось отработать семь тысяч девятьсот девяносто пять золотых и семь серебряных ролдо …
А утром меня разбудил стук в дверь. Это засланная Гэлом прислуга ломилась. Самого-то его, понятно, в гостевые комнаты не пустили. А в зале, как уговаривались, он меня не обнаружил.
Пришлось мне спешно умываться-собираться. На перекус же времени уже не хватило. Впрочем, собственно, не очень-то и хотелось.
Ночью выпал снег и на улице было белым-бело. Аж непривычно… Римхол ведь, хоть и считается городом, а всё же больше на деревню смахивает. Как непогода — так такая же всюду грязища. Да что там говорить, коль в этом городе лишь четыре центральных улицы замощены камнем. И это при том, что до каменоломен подать рукой!
Впрочем, мысли о явном недосмотре со стороны римхольского начального люда, касательно приведения в порядок городка, быстро вымело из меня холодным ветерком. И я пробормотал, кутаясь в своё куцее недоразумение:
— Плащ, первым делом тёплый плащ…
— Ну так пошли, — поторопил меня Гэл, явно тоже собравшийся прикупить себе что-нибудь эдакое на торгу.
Дошагали до рынка быстро. И так же скоренько заскочили в первую же попавшуюся лавку. Чтоб отогреться. Покупать же само собой у оружейника ничего не стали. С меня довольно и выторгованного у тощего Арла фальшиона, а Гэл вообще к оружию равнодушен.
Однако дальше дело пошло веселей. Особенно после того, как я прикупил себе за семь серебряных превосходный зимний плащ. Скроен из плотной тюленьей кожи, да подбит овчиной… Сказка, а не плащ! И размера как раз подходящего, чтоб набросить его поверх брони. Да, с такой одёжкой, мне, пожалуй, никакие морозы не страшны! И в походе можно спать прямо на земле, просто закутавшись в плащ.
Помимо этого, я ещё пару комплектов тёплого исподнего приобрёл. Пригодится. Переодеться там, если вдруг в какую глубокую лужу провалюсь. Или же если взмокну, удирая со всех ног от обозлённого сумеречника…
Устав бродить по торгу, мы решили в удачно подвернувшийся кабачок заскочить. Глинтвейна по кубку выпить — отогреться и покупки обмыть.
Сказано — сделано. Тут же свернули в нужный торговый ряд, выходящий прямо к крыльцу присмотренного нами кабака и направились к нему. Однако почти сразу же были вынуждены остановиться. Чтоб разминуться с небольшой, но весьма колоритной компанией, что, зыркая по сторонам, двигалась вразвалочку навстречу нам, занимая при этом весь немалый проход меж прилавками. Четыре парня в одинаковых поношенных серых полупальто и засаленных шляпах-котелках.
У меня при взгляде на них, сразу возникло стойкое ощущение, выработанное за время службы в кельмской страже, что это отнюдь не добропорядочные граждане идут. Какая-то мутная компашка, явно не гнушающаяся тёмными делишками промышлять… Небось и заточка у каждого или длинный нож сокрыт в широком рукаве…
Но разминуться с этими типами не получилось. Один из них, долговязый, едва приметив нас, тут же счастливо заулыбался, щеря редкие зубы, и приветливо кивнул младшему Атеми: — Здорова, Гэл!
— Здорова, Буч… — промямлил в ответ как-то сразу притухший Гэл. Похоже известные ему личности. И приятных воспоминаний о прошлых встречах с этой компанией парень не питает…
— Да лан тебе, прям нерадостный такой… — подойдя к Гэлу и дружелюбно похлопав его по плечу, с ухмылкой произнёс этот Буч. — Ты ж знаешь — мы за своих, римхольских, горой стоим! Тебе ли нас бояться?
Но продолжать разговор с моим приятелем, как я ожидал, долговязый не стал. Он сразу перевёл взгляд на меня, и, цыкнув зубом, с ленцой спросил:
— Так это ты, стало быть, Стражником будешь?..
— А тебе какое до того дело? — с равнодушной миной на физиономии осведомился я.
— Да меня Угрюмый к тебе послал… с весточкой… — со значением произнёс Буч.
Только я не понял, на что он хотел этим намекнуть. А вот Гэл определёно что-то сообразил, так как после его слов явственно побледнел.
— Без понятия, кто такой этот Угрюмый, — безразлично пожал я плечами. — Так что отвали.
— Зря ты так, — укоризненно покачал головой парень. — Угрюмого не уважаешь, значит?..
— Да я знать не знаю никаких угрюмых, — всё так же безмятежно ответствовал я. — Попутал ты похоже что-то. Иди другого стражника ищи.
— Так это не ты значит, Кнута и его дружков привалил? — сощурившись, уточнил Буч.
— Кнута? — нахмурившись, переспросил я. И признал: — Кнута я… — После чего веско добавил: — За дело впрочем. За разбой.
— А это мне без разницы, — осклабился Буч. — Главное что Кнут Угрюмому денег должен остался… Почти полторы дюжины золотых… А отдавать их теперь, стало быть, некому… — И неожиданно заключил: — Так что теперь ты, выходит, торчишь Угрюмому двадцатку золотом!
— Да с чего бы это? — откровенно офонарел я с эдакой арифметики. И с того, что на меня пытаются повесить совершенно чужой долг!
— Ну это ты сам у Угрюмого спрошай, — с усмешкой присоветовал мне этот вымогатель. — Мне как велели — я так и передал. — И спохватился. — Да и ещё. Сказали сроку тебе до завтра, должок возвернуть. А иначе пеняй на себя…
Вот и весь разговор… Компашка эта мутная тут же свинтила, а мы остались стоять в полном недоумении посреди торговых рядов.
Я с досады сплюнул, ибо хорошее настроение оказалось безнадёжно испорчено случившимся, и раздражённо обратился к Гэлу:
— Что это за наглые рожи такие?
— Буч Корвье со своими дружками, — буркнул тот в ответ. — Те ещё козлы… Вечно трутся на торгу, да с приезжих, и с тех местных, за кем никто не стоит, деньгу трясут.
— И что, им ещё никто по рылу не настучал? — хмуро осведомился я, борясь с возникшим желанием нагнать этих мелких вымогателей и поговорить с ними как полагается. Кулаки так и чешутся… Начистить пару-тройку наглых рож. Одно только и останавливает — то, что они просто передали чужие слова, а потому и спрос с них невелик…
— Настучишь им, как же, — язвительно высказался мой приятель. И расстроенно вздохнул: — Они ж на побегушках у Угрюмого состоят…
— А Угрюмый этот, кто такой? — спросил я, испытывая закономерный интерес по отношению к этой персоне, до того дико борзой, что смеющей перекладывать чужие долги на совершенно левых людей.
— Главарь одной из самых крупных шаек бандюг в городе. Почти сотня человек у него… — ответил паренёк. — Больше только у Дядюшки Джо да у Валета.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
