Я потащила наверх свои вещи и услышала, как Джанин говорит по телефону: «Нет, эта девушка должна уйти. Я уже достаточно ее терпела». Свои кошмарные свитера она приносит из бутика. Один выглядит так, словно ей на плечо выплеснули неудавшийся рисовый пудинг. Я его ненавижу больше всего. С Ником мы тут расходимся, он говорит, что свитер похожий на протухшие печеные бобы гораздо омерзительнее.
И Джанин думает, что я могу испортить Ника! Или украду его симпатию. Или что-то еще… Да, ничего подобного, Ник – это Ник. На него никто не может повлиять, если он сам не захочет. Ник милый мальчик, но при этом ужасный эгоист. И пытаться на него давить – все равно, что давить на кисель, он просто проскользнет у вас между пальцев. Пока я жила у тети Ирэн – а это всего-то несколько домов дальше по улице – он ни разу не заглянул навестить меня. Разгружая свои вещи в доме дяди Тэда, я спросила его, почему он не приходил. «Да в том доме до фига детей !» – он даже удивился, что я спросила его. «Дюжина точно есть!» Он спокойно стоял, уткнув кулаки в карманы, и внимательно наблюдал, как я таскаю все свои коробки и пакеты из папиного автомобиля. «У тебя компьютер?» – спросил он. «Просто обычный лэптоп», – ответила я, – «Старый, поюзанный и почти ни с чем не совместимый, как и я сама!»
В ответ на это он просто взял коробку и осторожно понес ее наверх. Я полагаю, таким способом он выражал мне свое уважение. А может, просто боялся, что я уроню свой лэптоп, кто знает. Наверное, о женщинах он в принципе был невысокого мнения. (Ну еще бы! Поживите с такой матушкой как Джанин!) Потом Ник спустился вниз и стал рассматривать машину.
– Классная, – сказал он наконец.
– Моего папы, – бросила я. – Или уже моя, папа сказал, что отдаст ее мне, когда я получу права.
– А ты получила права?
– Тссс… – сказала я. – Это будет только в понедельник.
– Тогда как ты ехала в Бристоль?
– Как и все, за рулем.
– Одна?
– Одна, – подтвердила я.
В конце концов, приятно видеть, что такой заносчивый мальчик, как Ник, пришел в восхищение. (Робби тоже восхищался моими способностями, но увы, недостаточно долго). На самом деле, Ник в доме главный. Я с удовольствием заметила, что тетя Джанин готова буквально вручную стирать ему одежду, стоит только Нику пожаловаться, что натер ногу, а дядя Тэд отстегивает ему десятифунтовые купюры только за то, что он хорошо себя ведет. И у Ника не просто своя комната, он оккупировал часть дома, практически, это отдельная квартира, куда надо обязательно стучаться, прежде, чем войти. Я просто обзавидовалась , увидев его чернильно-сливового цвета ковры и новейшую стереосистему!
– Ковры я выбирал сам, – заявил он с нескрываемой гордостью.
– Чудесный траурный цвет. – Как жилет епископа в постный день. Ты можешь размазать тут целую банку ежевичного джема, и никто ничего не заметит.
Ник расхохотался.
– Почему ты такая злая?
– Мне не повезло в любви, – ответила я. – Но не спрашивай, а то я стану опасной.
– Ты всегда опасная, – весело ответил он. – Поэтому ты мне нравишься.
Да, с Ником мы поладили буквально сразу. Возможно, тетя Джанин из-за этого и сердится. Она ревнует. Похоже, наша старая дружба не забыта. До того, как мои родители развелись, и мы с мамой уехали в Лондон, тетя Джанин имела обыкновение подкидывать Ника маме и платить ей за то, что она за ним приглядывает. А мама в свою очередь сплавляла его мне, так как с малышами не любит возиться. Когда я приходила из школы домой, мне немедленно вручали Ника а также коляску и отправляли нас гулять. Помню, я забиралась с Ником на холм, вытаскивала его из коляски, устраивала на траве, и мы целый день придумывали разные истории. Первая серьезная стычка с Джанин произошла у меня, когда мне было двенадцать лет, а Нику – шесть. Джанин вдруг обнаружила, что Ник предпочитает мое общество, а не ее. Она сказала, что я задурила Нику голову глупыми фантазиями. Я обиделась и ответила, что большую часть этих фантазий Ник изобрел сам. Она закричала, что теперь ее сын не отличает правду от вымысла. На что я ответила – конечно, если правда заключается в том, что ему теперь надо повсюду ходить с ней.
Ник по-прежнему такой же картинно красивый мальчик, каким был в детстве, когда я возила его гулять. Нас поминутно останавливали незнакомые пожилые дамы и говорили, как мне повезло, что у меня такой красивый братик. (И я всегда отвечала, что он мне не брат, а кузен). Пожалуй, у нас все осталось как было. Кроме того, что мне теперь не приходилось наклоняться к нему, чтобы поговорить, а наоборот, поднимать голову вверх.
Ник говорит, что и я совсем не изменилась. Куда уж мне. Я так и не выросла, осталась почти такая же, какой была в двенадцать лет. И то же некрасивое лицо сердечком и короткий вздернутый носик – очки на таком носу, знаете ли, ну никак не желают держаться. И жиденькие пепельные волосы, плюс я такая же толстая. Я-то дурочка, думала, что здоровое питание изобрели для того, чтобы похудеть , и ела у мамы столько, сколько хотела! В итоге теперь я по настоящему жирная. Сейчас глянула в зеркало и подумала – а как Робби меня представлял себе?
[2]
… ну, ладно, в конце концов это не моя вина , что Бристоль такой запутанный город, и я с первого раза на права не сдала! Инструктор раскритиковал меня за то, что я слишком быстро спускалась с холма (а там градиент один к пяти – мама моя!), хотя сам, по-моему, смутно себе представлял, как туда надо въезжать. Короче, он заявил, что я должна пересдать через месяц. Тфу!
Пришлось долго успокаиваться, прежде, чем идти в деканат, чтобы попросить их сдвинуть мои занятия философией. Декан сказал мне, что я очень хорошо справляюсь, и он не видит смысла переносить этот курс. Ну и что, я обязана теперь полгода сидеть и смотреть, как Робби Пейн пялится словно баран на Давину Фростик? Декан сказал, что это не причина. А я думаю, что очень даже. Короче, декан долго охал и причитал, пытаясь объяснить мне, что я не сдам философию до пасхальных каникул. А, может даже, до осени. Он, поди, надеялся, что я передумаю. Как же!
Не буду я пресмыкаться перед кикиморой, у которой ногти как когти у орла! Я не стригла ногтей, пока жила с папой. И теперь поклялась не укорачивать их примерно год. Вот так-то.
И еще незадача: почти все деньги, что у меня оставались, я угрохала на оплату повторного экзамена по вождению. А ведь я уже обещала дяде Тэду, что буду платить им за жилье каждые полгода! Дядя, конечно, очень богат, да и тетя сделана из денег, но какие же они оба скучные!
Так что я не обвиняю Ника за то, что он линяет из дома каждый вечер. Я сама ухожу к себе на чердак и притворяюсь, что занята учебой. Вечера из-за этого длиннющие как столетия. Но уж лучше на чердаке, чем с ними после ужина в гостиной. Тетя никогда не готовит ужин. У нее в морозилке припасены какие-нибудь замороженные котлетки или еще что-то в том же роде – разогрей в микроволновке и ешь. Дядя Тэд и Ник добавляют к гамбургерам по три порции роллтоновского картофельного пюре, мы с тетей ограничиваемся соевым мясом. Каждую ночь я теперь просыпаюсь голодная, и мой желудок зовет меня порыскать в холодильнике. Но я держусь, может, оно того стоит … После ужина дядя с тетей никуда уже не выходят. Однажды дяде пришла в голову замечательная идея прямо в разгар представления в Уэльской Национальной Оперы, и всей семье пришлось спешно ехать домой, чтобы дядя смог написать новую главу к своей книге.
К тому же Джанин не любительница тратить попусту деньги. И они никогда не смотрят по вечерам телевизор, это дядю Тэда раздражает. Так что они сидят в тишине. Вы наверное подумали, что всемирно известный писатель, вроде дяди Тэда – это безумно интересный собеседник. Самое меньшее, чего бы вы ждали от него – обсудить, насколько страшной удалась его последняя повесть (никто не пишет таких кошмаров, как дядя Тэд, тут даже спорить нечего). А ничего подобного. Он вообще не любит говорить про свою работу. И про книги не любит. Уже на второй день я спросила, почему. Тетя Джанин воззрилась на меня так, словно я только что сказала, будто папа римский увлекается культом вуду. Дядя Тэд нехотя сказал, что такие беседы он обычно приберегает для публики. «Писательство – это работа, такая же надоедливая, как и любая другая», – пробурчал он. – «Я бы хотел приходить домой из конторы, задирать ноги на стол и бездельничать весь вечер.» (Он, разумеется, работает дома). «Ладно, раз вы так считаете», – согласилась я. Ничего себе! Для него писать книги это «надоедливая работа ». Да, вот так за один вечер все мое уважение и восхищение дядей Тэдом приказали долго жить. И это было еще не все! Дядя Тэд начал самодовольно рассказывать про то, сколько денег он получил за свои книги, и как он замечательно на эти деньги перестроил дом… Сидел и подробно объяснял, какая книга какую комнату оплатила. Тетя Джанин тут же с энтузиазмом подключилась и напомнила ему, что комнаты Ника – это «Проклятый дом», а он добавил, что библиотеку оплатил «Сдавайся, дьявол!», и потом они с нежностью вспомнили, что после выхода «Не отбрасывающего тени», смогли нанять отличного дизайнера, чтобы обновить парадную гостиную.
