ты вернешься.
Ирис с горечью окинула взглядом бесценное парковочное место.
– Я буду через пятнадцать минут. Жди меня, хорошо? Никуда не уходи!
Но дорога домой заняла больше часа. Машина, похоже, вернула себе свои прежние габариты и даже словно раздулась от нежелания оставлять с таким трудом завоеванное место. Ирис едва смогла выехать со стоянки – только для того, чтобы с горечью убедиться, что на подъеме в гору выросла длинная пробка, которой не видно конца.
– Если уж авария, так лучше здесь, в двух шагах от больницы, – рассмеялся пузатый водила, вылезая из своей машины, чтобы выяснить, в чем дело.
Когда он вернулся, улыбки на его лице уже не было.
– Там кто-то погиб! Вот те на!
Она, мрачно кивнув, подняла окно перед самым его носом, на мгновение испугавшись, что погибший – Эйтан, что она, возможно, упустила последнюю возможность снова увидеть его, что он, выходивший невредимым из бесчисленных дорожно-транспортных происшествий все эти тридцать лет, теперь ускользнет всего за минуту до того, как она откроется ему.
Как странно, что Эйтан вдруг оказался в числе тех, о ком она беспокоится, после того как долгие годы желала ему только страданий и мучительной смерти. Когда пробка наконец рассосалась, Ирис с облегчением увидела, что смятый автомобиль на горе, окруженный машинами полиции и скорой помощи, обращен капотом в сторону больницы. А ведь врачи в это время едут не на работу, а домой, к жене и детям. Эта мысль наполнила душу Ирис яростью – как будто она одинока, как будто она ждала его все эти годы. Может быть, у него есть сын, красивый, высокий, слегка сутулящийся парень? Может быть, однажды он встретит Альму и они обретут любовь, украденную у их родителей? Ирис представила дочь рядом с тем юношей, которого так любила, – маленькую, темноволосую, совсем не похожую на нее, – как он удивится, узнав, что это ее дочь! И тут в памяти всплыли сова Омера: «Она была странная».
Что значит «странная»? Альма всегда была довольно заурядной, ни к чему не выказывала ни особой склонности, ни особых способностей. Уже это Ирис казалось странным, чтобы не сказать неприятным, так же как преувеличенная озабоченность собственной внешностью, особенно волосами. Альма часами простаивала перед зеркалом, укладывая волосок к волоску, и не выходила из дома, пока не была полностью удовлетворена, а иногда даже возвращалась с полдороги, если отражение в случайно попавшемся на пути зеркале ей чем-то не понравилось.
Сколько они ссорились по этому поводу, когда у Ирис лопалось терпение.
– Что ты прилипла к зеркалу? Какое это имеет значение? Ты опаздываешь!
И Альма захлопывала дверь перед ее носом. Это, что ли, имел в виду Омер? Что она глядится в зеркало, вместо того чтобы обслуживать клиентов?
– Хватит гадать, скоро ты все узнаешь! – произнесла Ирис вслух. – Вот-вот будешь дома, и все разъяснится.
Но дома ее ждала записка от Омера, его корявым почерком: «Ушел на вождение», и она ударила кулаком по дурацкой бумажке. Какая досада, что она так торопилась вернуться! Ведь она могла бы сейчас сидеть с Эйтаном, могла бы спрашивать его: «А помнишь, как я считала, что, когда колотишь по животу, получаются дети?»
Но, может, все к лучшему, может, лучше дождаться приема, назначенного на начало следующего месяца? Куда торопиться? Она даже не станет спешить открыться ему, когда войдет в кабинет, наоборот, подождет, посмотрит, узнает он ее или нет. Таким образом она получит перед ним преимущество, вроде преимущества Иосифа перед братьями, вроде того преимущества, которое он имел перед ней тогда, потому что знал, что намерен разорвать связь, а ей это и в голову не приходило: она была в полном неведении, как курица искупления[3].
Тем не менее она позвонила в клинику и спросила, нельзя ли попасть к доктору Розену пораньше, и, пока ждала ответа, серебристые створки лифта открылись и из него тяжело вывалился Микки в необъятной синей рубашке поло – всегда кажется, что лифт для него слишком узок, – и пришлось прервать звонок, не дожидаясь ответа.
– Когда ты разговаривал с Альмой? – поспешно спросила она, пока он наливал себе воду и разочарованно заглядывал в кастрюли. Отцу Альма звонила чаще, чем ей.
– Вчера. Почему опять рис с фасолью?
– Вот сам и готовь, если это тебя не устраивает.
– Ты знаешь, что у меня нет проблем с готовкой, проблема в том, что вам с Омером моя стряпня не нравится, только Альма ее любит.
– Вот именно, – съязвила Ирис. – От любви к твоей стряпне у нее анорексия.
И тут же пожалела о сказанном. Какая там анорексия! Она просто худая, многие девушки с удовольствием поменялись бы с ней, и зачем нужно обижать его только потому, что он вошел в неподходящий момент, что Альма любит его больше, чем ее, что, когда Ирис выходила за него замуж, она и думать не могла, что Эйтан ее ищет.
Действительно ли он искал ее?
– Как она разговаривала? – спросила она.
– Нормально. У нее небольшой перерасход по карте, попросила меня его закрыть. Была очень мила.
– Мила? Она не показалась странной?
– Странной? – он удивился. – Что ты имеешь в виду? С чего ей быть странной?
Она уселась за стол напротив него.
– Я понятия не имею, Микки. Омер сказал одну вещь, которая меня очень встревожила. Он вот-вот вернется, и мы узнаем больше. Какой у нее перерасход? Может быть, она тратит деньги на наркотики?
– Ну, разве что на легкие, – усмехнулся он. – Всего-то четыреста шекелей, нам бы такие долги.
– Ты уверен, что она не была под кайфом? – спросила Ирис.
И он снова изумился:
– Почему вдруг под кайфом? Ты что, не знаешь Альму? Ее это никогда не привлекало, она всегда издевается над подружками, которые пьют и курят. Помнишь, как мы смеялись, что она рассуждает как какая-то викторианская старая дева?
– Все на свете меняется, Микки. Теперь она одна в Тель-Авиве, мы понятия не имеем, где и с кем она тусуется. Мы дали ей слишком много свободы…
– Я ей доверяю. И разве у нас был выбор? Я ей доверяю! – повторил он, словно уговаривая себя, и они напряженно прислушались. Лифт, скрипя, вез наверх немыслимую тяжесть – их сына с грузом информации, которой оба так боялись.
– Эй, мапапа, что происходит? Вы, случаем, не разводитесь или чё-то такое? – тотчас спросил Омер.
– С чего это вдруг разводимся? – удивилась Ирис.
– Вы ждете меня за столом с таким видом, как будто приготовили для меня экстренное сообщение.
– Ты забыл, Омер? Это мы, между прочим,
