— Но мне страшно. Как-то неправильно все это. Непристойно… Вы ведь понимаете, о чем я?
Крейс ответил не сразу.
— В этом нет ничего грязного и непристойного, Адам, — сказал он после паузы. — На самом деле любовь между двумя мужчинами — это прекраснейшее чувство.
Несколько минут он ничего не говорил. Его глаза нервно забегали по комнате. Было видно, что он смущен собственным признанием и хотел бы вернуть разговор в безопасное русло.
— Где же ключ? Должно быть, где-то на полу, не иначе. — Крейс завертелся на стуле.
— Не волнуйтесь, я найду. — Воспользовавшись удобным случаем, я быстро нагнулся и убрал ключ в карман.
Потом поднялся и зашагал по кухне. Опустился на колени, делая вид, будто ищу ключ. Водя ладонями по полу, я зацепил обо что-то порезанным пальцем. Ранка открылась.
— Бог мой, Адам, смотрите, что вы делаете. Мажете все кровью. Сейчас же пойдите в ванную, смойте кровь.
Я прижал большой палец к губам, слизал кровь. Но едва я отнял палец ото рта, на его подушечке вновь проступила яркая красная капелька.
— Сначала вытру здесь, — сказал я, доставая тряпку из-под раковины. Однако, едва я нагнулся, чтобы вытереть пятна, кровь потекла сильнее.
— Дайте сюда, — Крейс отнял у меня тряпку. — Идите и заклейте пластырем рану, пока не истекли кровью.
— Ладно, вы правы, — согласился я, зная, что это мой шанс достать письмо из почтового ящика. Главное — быстро обернуться.
Я прошел в ванную, открыл шкафчик с зеркалом над раковиной и взял жестяную коробку, в которой лежали мази, растирки и таблетки. Лекарственный запах напомнил мне школу. Стараясь не измазать коробку кровью, я выудил из нее пластырь, наклеил его на порез, потом отвернул краны и осторожно, чтобы Крейс не заметил меня, пробежал через холл на улицу. Солнечный свет ослепил меня. Я быстро спустился по лестнице и, сунув руку в карман, вынул ключ. Собрался вставить его в замочную скважину, но он заскользил в ладони, словно маленькая рыбка.
Я глянул на лестницу, проверяя, не наблюдает ли за мной Крейс, и вставил ключ в замок. Один поворот, щелчок — и ящик был открыт.
Я поднял металлическую крышку, опустил руку в ящик, нащупал шуршащую бумагу и извлек наружу доставленный авиапочтой тонкий конверт, исписанный неряшливым почерком. Письмо было от нее. Мне отчаянно хотелось разорвать конверт и ознакомиться с его содержимым, но нужно было возвращаться в дом. Я убрал письмо в карман, опустил крышку почтового ящика и закрыл замок. Потом бегом поднялся по лестнице, через портего промчался в ванную, завернул краны и вернулся на кухню. Крейс пытался подняться с колен.
— Простите, кровь никак не останавливалась, пришлось держать палец под водой, — сказал я, помогая ему встать на ноги.
— Ну-ка, дайте посмотрю. — Он схватил мою ладонь и поднес ее к лицу. — Рука теплая.
Взгляд Крейса стал подозрительным.
— И что это значит? — спросил я, пытаясь выиграть время.
— Это значит, что вы не останавливали кровотечение, иначе рука была бы холодная.
Я не знал, что сказать. Как он догадался? Неужели видел меня?
— Позвольте я объясню…
— Какой же вы бестолковый, — перебил меня Крейс. — Нужно было включить холодную воду, а не горячую. Неужели ваши родители ничему вас не учили?
Я с трудом скрыл, что у меня отлегло от сердца.
— Надеюсь, вам никогда не придется оказывать мне первую помощь.
Мы оба рассмеялись.
— Ладно, давайте найдем этот чертов ключ.
Незачем говорить, что искали мы недолго. Увидев, что Крейс смотрит в другую сторону, я просто достал ключ из кармана и тихо положил его на пол за одну из ножек обеденного стола.
— Вот он, нашел, — объявил я, показывая на ключ, кончик которого выглядывал из тени, отбрасываемой ножкой стола. Я взял ключ и с гордостью преподнес его Крейсу. Так мальчишка-ныряльщик показал бы хозяину раковину с крупной жемчужиной, которую он только что достал со дна моря.
— Молодец, Адам, молодчина. — Крейс легко потрепал меня по плечу. — Что, пойдемте посмотрим, какие сюрпризы ждут нас в почтовом ящике? Не возражаете?
Больше я не мог отмахиваться от Крейса, так как чувствовалось, что он решительно настроился пойти вместе со мной к почтовому ящику. Возможно, мой рассказ настолько пленил его, что ему теперь хотелось больше узнать об Элайзе, о том, что было между нами. Казалось, он близко к сердцу принял мои проблемы, возможно, даже как-то по-своему ощущает себя частичкой меня. Ну и что? Кому какое дело? Теперь мне нечего было бояться. Письмо я достал. Напал на след. Держал ситуацию под контролем.
Мы медленно прошли через портего. Я поддерживал Крейса, пока он, переступая со ступеньки на ступеньку, спускался по лестнице во двор. Костлявыми руками он держал меня за плечи, иногда касаясь моей шеи. В центре двора, у скульптуры купидона, Крейс на мгновение остановился и пробормотал что-то про любовь, которая выбирает не глазами, а сердцем,[19] потом повернулся ко мне и улыбнулся.
— Пойдемте, Адам, проверим, что там есть. — Он жестом показал на почтовый ящик.
Вставляя ключ в замок, я увидел на крышке кровавый отпечаток пальца, глядевший на меня немигающим темно-красным глазом.
— Нашли что-нибудь? — поинтересовался Крейс.
Я поднял крышку, одновременно пытаясь стереть отпечаток, сунул руку в ящик.
— Здесь ничего нет, — ответил я.
— Хм, странно.
* * *
Теперь я хотел только одного — удалиться в свою комнату, где я мог бы прочитать письмо. Но когда я стал усаживать Крейса в кресло в гостиной, он похлопал по соседнему креслу, предлагая мне устроиться рядом. Глядя на меня с серьезным, озабоченным выражением на лице, он сказал:
— Думаю, нам следует поговорить еще немного о том, что мы обсуждали недавно.
Я не мог пренебречь приглашением Крейса и потому сел, чувствуя, как мое лицо начинает пылать.
— Но прежде чем мы продолжим наш разговор, я расскажу вам немного о себе. Это будет только справедливо. — Крейс провел языком по своим тонким сухим губам. — Я намеренно был с вами скрытен, почти ничего не сообщая о своей жизни. И пожалуйста, не думайте, будто дело в вас… вы тут ни при чем. Просто я должен быть осторожен. По крайней мере, я так считаю. Боже мой, что за вздор я несу?! — Его лицо сморщилось, собралось в складки, словно лист старой бумаги. — Представляю, что вы думаете обо мне. Дряхлый старик, живет затворником, не переступает за порог своего дома…
Я пытался заговорить, сказать из вежливости, что он ошибается, но он поднял руку, запрещая перебивать его.
— Я уверен, что в глазах внешнего мира я — эксцентрик, скучный человек, который ни с кем не общается, никуда не ходит. Сидит в своем маленьком мирке, в окружении своих книг и произведений искусства — пережитков старины. Но я счастлив, что бы ни означало это слово. Счастлив как никогда, я в этом уверен.
Крейс помолчал, сделал глубокий вдох, поменял положение в кресле.
— Послушайте… Господи, как всегда, хожу вокруг да около. Простите, Адам. Просто я давно ни с кем вот так не разговаривал. Вы уж не обессудьте, если по ходу своего рассказа я буду сбиваться на разговор, который, как вам покажется, ни к чему не ведет. Но я решился на это только по одной-единственной причине — лишь потому, что, на мой взгляд, это как-то поможет вам. В моей жизни было время, когда я тоже был растерян и несчастлив… не знал, что я хочу, кто мне нужен.
Я ждал, когда он продолжит свой рассказ.
— Я был молод, как вы. После Оксфорда стал работать учителем английского языка в одной из школ Дорсета. Это было мое первое место работы. Как и вы, я хотел написать роман. У меня была идея, над которой я работал в свободные от преподавания часы. Теперь кажется, что все это было очень давно. В каком-то смысле мне даже не верится, что это я о себе рассказываю. В общем, вскоре после того, как я пришел в ту школу, я сдружился там со своей коллегой Рут Чанинг. Она преподавала изобразительное искусство, работала на полставки. Ей было примерно столько же лет, сколько и мне, двадцать один — двадцать два, и поскольку я и она были новичками в школе, почти никого не знали в округе, то вполне естественно, что мы проводили вместе много времени. Я все ждал подходящего момента, чтобы сказать ей, что… что женщины меня не привлекают. Но однажды вечером, когда мы возвращались из местного паба, она притянула меня к себе и поцеловала, и я понял, что теперь признаваться поздно. Подходящий момент был упущен. Не то чтобы мне было жаль ее, но теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что поступил как незрелый юнец, не сказав ей ничего.
Крейс встрепенулся, будто пробудился ото сна.
— Извините… я слишком разболтался. Вам не нужно все это знать. Сам не понимаю, зачем я откровенничаю с вами. Я просто хотел сказать, что мне знакомо ваше состояние.
