пытаясь понять, шутит тот или нет.
— Помните, с какой глубины встречаются слёзы богини? — Наставник вновь обратился ко всем Ученикам.
— С пятнадцати локтей? — неуверенно подал голос Хэч.
На него волками уставились Мака и Алеки, видимо, малыш их просто опередил. Кстати, Алеки вчера всё же получил по физиономии от Телуа, что не могло не вдохновлять Маку.
— Да, — удовлетворённо кивнул дед, — с пятнадцати. А у вас сейчас только двенадцать. Теперь мы каждый день будем добавлять по три локтя.
— Скажи, Наставник, — неожиданно даже для самого себя я подал голос, — а до какой глубины ты нас будешь учить опускаться?
На меня начали коситься, даже Кай. Видимо, никому этот вопрос в голову не приходил: сказал дед нырять на пятнадцать локтей — ныряем. Скажет на сто — нырнём.
— Я считаю, — важно задрал нос дед, — что Ученик готов стать человеком глубин, только когда он опустится на шестьдесят локтей.
— Сколько⁈ — у Алеки брови полезли на лоб.
Мака и Тайпен переглянулись. Хеми и Хори, наоборот, демонстрировали равнодушие. Скептически хмыкнула Айха.
— Тебе страшно, Ученик? — отреагировал дед.
— Н-н-не-ет, — заикаясь всё же выдавил парень.
Ага, произвёл я нехитрый подсчёт в уме: сейчас двенадцать, надо шестьдесят, прибавлять по три в день… Значит, нам ещё учиться шестнадцать дней? Но уточнить догадку не успел.
— А на какую глубину вообще опускаются люди касты? — негромко спросил Хеми.
— Я слышал, что великий Акахата, тот, что был отцом глубин до Тайпена — предыдущего отца касты, нырял на сто пятьдесят локтей. Это в Глазе демона, что в самом центре нашей лагуны, — дед вытянул руку, указывая куда-то в середину обширного водного пространства, ограждённого кольцевым коралловым рифом.
Над лодкой прокатился восхищенный вздох.
— Сто пятьдесят локтей, — с расстановкой, словно пробуя на вкус, проговорил Хори.
Я мысленно хмыкнул: согласен, нырнуть на полтинник — это и для меня неплохо, особенно без оборудования, на задержке дыхания. Помню, когда я проводил рекогносцировку с горы, то видел довольно тёмную область, но не в самом центре, а чуть дальше от острова.
— А сейчас кто-нибудь ныряет так глубоко? — послышался заинтересованный голос Айхи.
— Да, Наставник, скажи, — тут же присоединился к вопросу Алеки.
— К сожалению, — дед вздохнул, — когда Акахата оставил этот мир и ушёл к предкам, никто больше не смог нырнуть так глубоко.
— И значит, с тех пор, — Айха говорила с паузами, словно на ходу обмозговывая что-то, — никто так и не опустился в Бездну демона?
Наставник молча покачал головой.
— Значит… — задумчиво протянула Айха, — в этой бездне может быть много жемчужин?
Хм… Я хмыкнул про себя и посмотрел на красавицу: а тебе приходят в голову правильные мысли!
— Да, — кивнул Наставник, — и когда-нибудь у нас вновь появится великий герой, что сможет нырнуть так глубоко! И может быть… — он, слегка прищурившись, осмотрел притихших Учеников, — он сейчас в этой лодке!
Хм, а может и висит на её борту, ожидая начала тренировок.
— Скажи, Наставник, — выкрикнул я, — а если я сейчас нырну в эту бездну? И даже подниму что-нибудь со дна? Я уже стану человеком глубин?
Ответом мне был хохот ребят, разве что Руйха традиционно пнула ногой в голень.
Наставник тоже хохотнул несколько раз, но смеха в его сощуренных глазах я не увидел.
И началась рутина: продышаться, зажать камень коленками, опуститься под весом груза на дно и там ждать второго удара гонга. И так девять раз, на десятый — максимум, потом смена. Кстати, теперь я каждый раз всплывал раньше Кая — терпеливо ждал, пока по виду пацан вот-вот будет готов сдаться и буквально на секунду-другую опережал его со всплытием. Пусть потешит самолюбие, мне не жалко.
Вечером пятого дня, когда смеркалось и весь народ собрался у костра, я отозвал Руйху в сторону.
Мы отошли на берег лагуны, нас отчасти закрывал холмик в центре, плюс горящий огонь создал, так сказать, световую завесу — для сидящих у костра мы просто растворились во мраке южной ночи.
— Посмотри, Скатик, как красиво! — девушка закинула голову и немного покружилась.
Ночь и правда выдалась удачной: луна отсутствовала, зато звезды, не закрытые облачностью, вовсю мерцали в тёмном небе, создавая волшебное ощущение раскинутого над головой плаща с блёстками. Ветра почти не было, лишь ленивый плеск волн да отдалённый рокот ночного океана.
— Видишь, звёзды отражаются в воде, — Руйха нагнулась, зачерпнула воды пригоршней, — а я поймала одну… нет, несколько! Ой…
— Может, искупаемся? — предложил я. — А то целый день в воде торчим да только шныряем по верёвкам вверх-вниз, как…
Я замолчал, не найдя подходящей метафоры. Как же тяжело, когда речь надо фильтровать! Не говорить же ей про челнок или водолазов?
— Не-е-е… ты что-о! — протянула подруга и, обернувшись, взглянула на меня испуганными глазами. — По ночам в воду нельзя! Табу!
— Почему? — но потом догадался. — Ночные монстры?
Вообще-то я по-прежнему каждый вечер, вызывая ухмылки, недоумение и откровенные смешки, плавал. В основном с уреженным или, как Катясемённа говорила, «урезанным» дыханием, когда вдохи делают не на каждый гребок, а на третий-пятый-седьмой — чем реже, тем сильнее в лёгких скапливается углекислый газ, приучая организм жить с его высоким уровнем. Так сказать развитие толерантности к гиперкапнии. Выматывающая штука, надо сказать.
— Да, — кивнула со знанием дела Руйха, — ночные водяные монстры! Ты ничего о них не знаешь? Конечно, ты ж из касты земли! Но ты спрашивай, я тебя просвещу.
— Ты поэтому и ночному небу так рада? — мелькнула ещё одна догадка.
— Да, — опять согласилась девушка. — Мы обычно с наступлением темноты из дома не выходим.
— А сейчас? Не страшно?
— С тобой, — она вновь обернулась, обхватила меня руками и крепко прижалась, — не страшно!
Я обнял её в ответ, потом пробежался пальцами по спине вдоль позвоночника, девушка разве что не замурчала.
— Скажи, Руй, — спросил негромко, мягко, — как твои ушки?
— Да-а, — выдохнула она огорчённо, — болят, клятые. Я бы, наверное, тоже могла три гонга под водой выдержать, но… — подняла на меня виноватые глаза.
Я не удержался и нежно коснулся её губ своими. Мы поцеловались.
Наконец она откинулась назад, чуть ли не прогнувшись в спине, удерживаемая только моими руками, сказала игриво:
— Я помню, ты говорил, надо расслабиться… — и она, дурачась, поджала ноги, полностью доверившись моим объятиям, прикрыла глаза. Потом приоткрыла один, озорно взглянула, = — и ни о чём не думать!…А я не могу не думать!
— И о чём же ты думаешь? — спросил чисто на автомате.
— О нас. О том, как станем настоящими людьми касты, как будем вместе ходить на лов жемчуга… Ты, я, папа…
О как!
Видимо, она что-то почувствовала, собралась, встала на ноги, но из кольца моих рук не освобождалась.
— Смотри, я всё придумала!
Блин… В который уже раз в своей жизни я слышу эту фразу!
— Сначала мы поживём у папы. Он уже старенький, и ему нужна помощь. Попросим Ситу, чтоб он нам дал общий участок, чтоб вместе выходить в лагуну… Мой папа — очень опытный ныряльщик, он многому тебя может научить!
Я дипломатично промолчал.
— А потом, когда у нас будут дети, мы поселимся в своём доме! В нашей деревне есть свободные дома, там никто не живёт. Но только недалеко от папы!
— Да-да, я помню, — прервал я поток энтузиазма, — папа старый, папе надо помогать.
— Точно, ты у меня такой заботливый! — она вновь откинулась назад и мечтательно прикрыла глаза.
— Слушай, Руй… — начал я опять осторожно, — я всё-таки хотел опять про уши.
Она выпрямилась, вздохнула, слегка поджала губы.
— Скатик, ты опять за своё? — сказала с укором. — Послушай меня. Тебе сказочно повезло. Ты можешь стать… да ты почти уже стал человеком глубин. Да на этом острове все даже мечтать о таком не смеют! Ну зачем ты дёргаешь акулу за плавник? Зачем злишь Наставника? Уши что? Уши болят у всех. Но ведь от этого не умирают?
Хм, пронеслось в голове, как сказать. Отит, воспаление, а мозг то рядом… А тут не то что про антибиотики, про банальный аспирин не слышали… Кстати, у нас то его из коры ивы добывают, а тут из чего?
— Но ведь можно, чтоб не болели, — сказал аккуратно, стараясь как можно проникновеннее смотреть ей в глаза.
— Скат… — Руйха вздохнула, помолчала. — Скат, ну почему ты такой?
— Какой?
На самом деле я и сам периодически задумывался. Ну почему я просто не могу помолчать, когда дед порет херню? Хэчу я и потом всё объясню, Руйхе… Да и Руйхе тоже. Или это дурацкое состязание с Каем. Ведь решил же — нафиг!
