Тарас посмотрел на часы. Было уже пять. Он сложил Ленкины шмотки в пакет и отправился на второй этаж разыскивать Берестова. В художественном зале их не было. В зале скульптуры на грудь каменной Алины был надет черный бюстгальтер Галки. В оружейном зале на манекен рыцаря был накинут камзол Петра и треуголка. Сами же Леня с Галкой бесследно исчезли. Карасев сполоснул в туалете гжельский фарфор, водворил поднос восемнадцатого века обратно под стекло, вернул Петру Первому его камзол с треуголкой и вдруг понял, почему эти восковые фигуры нужно охранять особо. Он покачал головой и пошел будить сторожа.
— Мы свою работу закончили, — произнес он.
— Так рано? — удивился сторож, покосившись на часы.
— Мы работаем очень оперативно. Некоторые из нас закончили еще раньше. Кстати, вы за ними, кажется, закрывали?
— Нет, не закрывал, — широко зевнул сторож.
— Странно… — пробормотал Карасев. — Просто канули…
14
«Как же они вышли? — весь день ломал голову Тарас. — Не по воздуху же улетели?» Он несколько раз звонил Берестову на сотовый, но сотовый был отключен. Дома у Леонида тоже никто не подходил к телефону. «Куда же они с Галкой исчезли?» — недоумевал Тарас. И в двенадцать позвонил Аленке в театр. Аленку позвали.
— Где Галка? — спросила она.
— Это я у тебя хотел спросить, где она! — изумился Тарас. — Они с Леней просто испарились. Ты сама-то как, нормально… добралась?
— Я добралась без проблем. Вот Галка где? Твой друг случайно не маньяк?
— Он художник!
— Так бы и сказал. Тогда понятно, где Галка. Они у нее дома. Он ее рисует, она позирует. Проводят время с пользой для души. Не то что мы.
— Ну если бы ты не покинула меня так поспешно, возможно, и мы бы провели дальнейшее время с пользой для души. Кстати, твоя блузка у меня. И бюстгальтер.
— Да? — удивилась Алена.
В трубке послышалось какое-то шуршание, затем снова всплыл недоуменный голос Алены:
— Точно. Бюстгальтера на мне нет.
— Кстати, Галкин бюстгальтер тоже у меня.
— Что я слышу? Да ты, оказывается, шалун… Хм… Ну ладно, мне сейчас некогда. Меня на репетицию зовут…
— Постой, а блузка на тебе? — воскликнул Тарас, но в ответ услышал короткие гудки.
Не успел бедняга водворить трубку на место, как раздался звонок.
— Ну ты здоров трепаться, — услышал он голос Берестова. — Целый день названиваю…
— Да брось заливать, что целый день. Куда ты канул?
— Что значит «канул»? Кануть можно только в небытие. А мне уже обеспечено бессмертие. У меня открылся талант художника.
— Все ясно! Ты у нее дома. Ты ее пишешь, и, как пить дать, в голом виде.
— А разве можно писать еще в каком-то виде? Вообще, работа с обнаженным телом очень захватывает. Конечно, она требует определенных усилий, но удовлетворение получаешь… полное. Потом, я покажу тебя результаты своих трудов, а сейчас я тебе вот что хочу сказать: место, в котором стоят эти восковые фигуры, нечистое. Его надо освятить.
«Ну вот! Кажется, и Берестов трюкнулся! — подумал Карасев. — Впрочем, он всегда был таким».
— Леня, поясни!
— Объяснять это долго. Но поверь моему опыту. Я уже десять лет занимаюсь уфологией, аномальными зонами и всякой потусторонней чертовщиной. Так вот, мне не нужно всяких этих рамок и счетчиков. Аномальные места я чувствую шестым чувством. Умом тебе это не понять, а без ума — тем более. Так что поверь мне на слово: место там нечистое.
— Когда ты успел это определить? Вы, кажется, были на втором этаже.
— Ну, когда вы… изволили почивать.
— Ты заходил?
— Да, мы заходили с Галчонком.
— Так это ты, мерзавец, гладил Ленку?
— Бог с тобой! Как ты мог такое подумать? Мы даже не прошли. Увидев такое на полу, мы стыдливо потупили взоры и тактично удалились.
— Удалились через дверь?
— Не через окно же.
— Через какую?
— Через какую и вошли.
— А кто за вами закрыл?
— Сторож, кажется, закрыл.
— А мне он сказал, что не закрывал.
— Так не соображал ни черта! В умат был. А может, он и не закрывал за нами. Я не помню. Кстати, вот что я тебе советую: возьми командировку в Питер и разыщи того художника, который делал эти фигуры. Я думаю, он тебе многое прояснит в этом деле. Я серьезно! Ну, до связи? Меня ждет мольберт!
— Чао! Привет натурщице. И не забудь передать, что ее ждут на репетиции.
Карасев водворил трубку на место и закрыл ладонями виски. Голова побаливала, но не смертельно. «Нужно выпить кофе», — мелькнуло. И еще мелькнуло, что поговорить с восковых дел мастером действительно стоит. Только кто даст командировку в Питер? Если Леонид Григорьевич узнает, что у Тараса главный подозреваемый Берия, он будет смеяться всю оставшуюся жизнь. Шеф требует перепроверить алиби Смирнова. Уверяет, что администратор чего-то темнит… А что, если смотаться в Питер в выходные за свой счет?
Слегка раскинув мозгами, Карасев позвонил в музей и попросил позвать администратора Смирнова.
— Олег Константинович, у вас есть координаты мастера ваших восковых фигур?
— Какие проблемы? Найдем! — бодро ответил Смирнов. — Только, учтите, он вам покажется немного мрачноватым, но это внешне, а так он — мужик общительный. И… в мастерской у него будет вам с непривычки жутковато.
«Мне? — усмехнулся Карасев. — После Ленкиного визга? Черта с два! Все. Решено. Еду!» — и хлопнул по столу.
15
— Ты опять молчишь? — качала головой мама, возвышаясь над глядящей в окно Катей. — Не молчи, дочка! Развивай свой язык. И брось дурную привычку читать про себя. Читай только вслух!
Катя сидела с ногами на кровати. На коленях у нее был раскрытый Вергилий. Рядом на столике лежал кулечек с семечками и стояло блюдечко с шелухой.
— Ты мне мешаешь, мама! — произнесла она сердито.
Мама просияла.
— Вот видишь: когда ты в себе уверена, говоришь без единой запинки. Главное, что тебе нужно, — быть в себе уверенной. Запомни, ты никого не хуже, не глупее, не бездарнее. Никаких фонетических дефектов у тебя нет. Понятно?
Мама перевела взгляд на семечки и громко вздохнула.
— А семечки грызть не советую. Они сажают голос… Ну расскажи, как у тебя прошло собеседование?
— Я ра-раздумала на журналистику. Я бу-буду п-поступать на исторический.
Улыбка моментально слетела с сияющего лица родительницы.
— Почему на исторический? Ты же мечтала быть телезвездой. Ты из-за этого? — указала на губы мама. — Я уверена: через полгода ты будешь говорить чисто. Главное, быть в себе уверенной. Это у тебя от волнения, от мысли, что не получится. У тебя все получится! Я в тебя верю. И Олег Ефремович в тебя верит.
Странно, но когда-то то же самое говорил историк Астерин. Хотя, конечно, не он, а солнечный бог Аполлон. Эта она помнила очень ясно. На второй день в полночь после первой битвы греков с троянцами он вошел в храм Зевса и протянул ей руку.
— Трою уже не спасти, а тебя спасти еще можно, — произнес он своим дивным баритоном. — Пойдем со мной на вершину Иды. Созерцая землю оттуда, ты можешь многое увидеть и понять в человеческой природе.
— Нет, мое место здесь, среди троянцев, — ответила она. — Они нуждаются в моих пророчествах.
— В твоих пророчествах не нуждаются, потому что в них не верят, кисло улыбнулся Аполлон.
— Это ты напускаешь на меня немоту во время моих предсказаний. И толпа смеется, когда я запинаюсь.
— Таково свойство смертных — сваливать свою немощь на козни богов, сверкнул глазами Аполлон. — Твой язык тебя не слушается потому, что ты сама не веришь в то, что говоришь. Почему же тебе должна верить толпа? Не веря в справедливость бессмертных, как можно верить в благоразумие смертных. Ты не веришь в людей, и они тебе платят тем же. Только искренняя вера в высшее начало смертных может спасти твой несчастный город.
На этих словах Аполлон исчез, а Кассандра прошептала:
— Клянусь Зевсом, я сделаю все возможное, чтобы спасти священный Илион.
Кассандра коснулась ладонью алтаря Зевса и выбежала из храма. Настало время действовать. «Слова сами по себе не значат ничего, — думала она. Людям важна не столько истина слов, сколько то, из чьих уст она будет извергнута. Пусть же любимцы народа говорят словами Кассандры».
Ночь была тихой. Троя спала. Луна заливала город фосфорическим светом. Кассандра направлялась к дворцу Париса.
Елену она нашла в дворцовой спальне. Та лежала лицом вниз на широком пурпуровом ложе, а рабыня натирала ее спину ореховым маслом. Ярко горел светильник. Вдобавок лунный свет через окно освещал роскошные покои Елены. Елена подняла глаза на Кассандру и с милой улыбкой произнесла:
— Что привело жрицу Зевса в этот дом в такое время?
Она была действительно божественна — эта белокурая мерзавка из Спарты. Кудрявые волосы рассыпанные по спине доходили до бедер. Большие глаза были синими, губы — пухлыми, кожа — ослепительной белизны. Взгляд был невинен и мил, но Кассандра не верила этому взгляду.