— Как это?! — взорвался сухим криком Варравин. — Я же вам принес все доказательства!
— Какие доказательства? — пробубнил следователь. — Ваши слова и пояснения сестры на смертном одре? Куда я их пришью? К заднице своей? Приду с ними в суд и начну шелестеть, вызывая смех адвокатов? Знаете что, Варравин, идите домой. Когда лица, причастные к преступлению, будут установлены, я вам сообщу в первую очередь. — Он наклонился над столом и пустил струю дыма в сторону от лица посетителя, соблюдая высокую культуру поведения. — Обещаю.
Роман Алексеевич вышел на крыльцо комитета, спустился с него, добрел до лавки и рухнул на нее как куль. Невероятно!.. У него было ощущение, что его только что изнасиловали. Он сунул руку в карман за сигаретами и наткнулся на толстую пачку бумаг.
Как же так? Варравин шел за ответом, нес новые документы, свидетельствующие о тесной связи Ляписова-младшего, сына председателя суда, с теми двумя субъектами, которые били Лилию. Он был так ошарашен, что забыл отдать следователю свои бумаги! Роман Алексеевич поднялся с лавочки и заспешил внутрь.
— Вы же только что вышли с подписанным пропуском, не так ли? — заметила служащая, сидящая за стеклянной перегородкой.
— Я забыл! Понимаете, — сумбурно говорил Варравин. — Я не отдал следователю важные документы! Выпишите пропуск, я не займу у него больше двух минут!
Покачав головой и не заметив в посетителе ничего предосудительного, женщина быстро заполнила бланк и выбросила его за окошечко со словами:
— Что ж вы в комитет идете и забываете о главном?
Роман Алексеевич, взволнованный собственной забывчивостью, взбежал по лестнице и подошел к двери, за которой сидел следователь. Он взялся за ручку приоткрытой створки, поднял руку с зажатым в ней пропуском, чтобы постучать, как вдруг услышал слова, остановившие его на полпути.
— Этот приходил, — раздавался в кабинете голос следователя.
Ему никто не отвечал, из чего Варравин сделал вывод о том, что тот разговаривал с кем-то по телефону. — Да, по Чеховской. Брат. Кажется, он доставит мне лишние хлопоты. Взгляд упрям, нутро настырное. Что? Да, из этих любителей частного сыска. Еле спровадил. Но он снова придет, я уверен. Что? Ладно, хорошо.
Клацнули рычаги — это трубка легла в гнездо телефонного аппарата.
Варравин обернулся — его никто не видит? Ему казалось, что любой человек, идущий мимо, знал его фамилию и слышал разговор, происходящий в кабинете. Стоять за дурака, сжимая одной рукой пропуск, а второй дверную ручку, ему не хотелось. Тем более что послышались шаги. Следователь шел по направлению к двери.
Варравин быстро постучал и отошел на расстояние, позволяющее доказать, что он не слышал ни слова.
— Это опять вы? — Следователь разочарованно обмяк.
— Я забыл вам отдать кое-что, — пробубнил Роман Алексеевич, чувствуя, что краснеет.
Раньше он никогда не испытывал желания заглядывать в замочные скважины, даже если случайно появлялась такая возможность, отходил, дабы не становиться свидетелем чужих тайн, которые надо было уважать. Сейчас Варравин чувствовал себя так, словно совершил подлый поступок.
Следователь крутанул шеей, хрустнул позвонками и вернулся к столу, нетерпеливо подбрасывая в руке связку ключей.
— Ну так что там у вас сверхъестественного? — Металлический лязг, сопутствующий этим словам, уверил Варравина в том, что ничего сверхъестественного предъявить ему не удастся, хотя он свято верил в то, что это бесспорнейшие доказательства по делу.
— Вот. — Он приблизился к столу, вынул из кармана и выложил перед собой толстый конверт, перетянутый резинкой. — Это маршруты движения Ляписова по городу, места его встреч с подельниками. Мне даже удалось один разговор подслушать. Я оказался слишком близко. Тут стенограмма.
— Неужели? Вы владеете этим искусством? — спокойно уточнил следователь. — А вы не боитесь, Варравин, что если Ляписову и его, как вы их называете, подельникам станет известно о ваших весьма частных сыскных изысканиях, то они запросто могут привлечь вас в качестве обвиняемого по факту вмешательства в частную жизнь?
— Я думал, что привлекает обычно полиция, — глухо пробубнил тот. — А вам не кажется, что вы делаете немного не то, что должны? — Варравин понимал, что начинает срываться, не может больше терпеть незаслуженных оскорблений и перестает себя контролировать. — Вы даже не допросили их!.. Как вы могли поступить так, если моя погибшая сестра назвала вам имя одного из них, а я предоставил свидетельства правоты ее слов?!
— Пошел… — Следователь, конечно, очень хотел сказать, куда именно следует двигаться Варравину, но посмотрел на пакет с резинкой, вдруг остепенился и покачал головой. — Пошел я к начальнику. Надо возобновлять следствие. Вы меня убедили. А это оставьте. Я приобщу к делу. Мне нужно почитать. У вас все?
Этот неожиданный перелом успокоил Романа Алексеевича как собаку, еще недавно рвущуюся с цепи, а теперь, когда ее назвали по кличке, не знающую, что делать дальше.
— Да, все, — глупо подтвердил он. — Когда мне зайти?
— Как и положено, через два месяца. Такой срок мне дается для принятия решения.
Они вместе вышли из кабинета.
Глава 7
Варравин спустился с крыльца прокуратуры и еле добрался до лавочки. Мысли уносили его прочь от этого здания, но мозг давал команду не ногам, а сердцу, которое колотилось, как поршень автомобильного двигателя, работающего на повышенных оборотах. Варравина только что выставили наружу и потребовали никогда более не приближаться к этому зданию. Он закрыл глаза, вспоминая события последних минут.
— Фамилия? — спрашивал мнимого Касторникова сержант в тот момент, когда по кабинету ходил разъярившийся старооскольский прокурор и курил сигарету.
Весь кабинет был заполнен дымом, словно через него только что проехал древний паровоз. Чтобы хоть как-то отвлечься от стука собственного сердца, Варравин стал размышлять о том, откуда в небольшой щепотке табака столько чада. Или этот дым шел не от сигареты, а от раскалившихся нервов прокурора?
— Зинчук Николай Федорович, — сообщил Варравин. — Улица Озерная, дом два, квартира пятнадцать.
По этому адресу проживал школьный товарищ, уехавший на работу вахтовым методом в Канаду. Сейчас Коля-Зина ловил тунца и треску в Дэвисовом проливе, что между островом Баффинова Земля и Гренландией, принадлежащем Дании. После путины он возвращался на родину для спуска честно заработанных канадских долларов, заказывал на них в «Астории» стерлядь а-ля рюсс и графинчик финской водки.
В прежние времена бани были местом для встреч и мытья, а не для занятий сексом и подписания многомиллионных коммерческих договоров. Варравин ходил туда с Зинчуком, а потому знал даже, в какую сторону смотрит Ленин, выколотый на груди Коли-Зины. Ему была известна вся подноготная биографии теперешнего рыбака с траулера, плавающего под флагом Либерии, но причисленного к канадскому порту Фрейшер-Бей.
— Документы есть какие? — этот вопрос был задан больше для порядка, потому что сразу после задержания Варравина обыскали и не нашли ничего, кроме носового платка, мелочи, расчески и пенсионного удостоверения — серой книжечки толщиной в рублевую монету. Внутри сияла фотография Коли-Зины, облик которого был удивительно схож с нынешним имиджем Варравина.
Уезжая, Зинчук постоянно оставлял ключи от квартиры Варравину. Это был единственный человек, в порядочности которого Коля-Зина не сомневался. Он так и говорил: «Знаешь, Рома, на свете есть два человека, которым я безоговорочно верю. Это ты и канадец Маколейн. Он хоть и негр, но парень порядочный. Ты просишь меня, чтобы я ключи от квартиры с рыбами и библиотекой оставил своей бывшей теще, да? Лучше я зажарю неонов».
У Коли-Зины были исключительные неоны и барбусы поразительного размера. Кормежка рыбок находилась в ведении Варравина всякий раз, когда в Дэвисов пролив шли нереститься треска и тунец.
Из квартиры старого друга Варравин украл только его пенсионное удостоверение. Обесцвечивать волосы перекисью водорода, рискуя вовсе облысеть, пришлось четыре раза. Первые часы после химической атаки на собственную голову Варравин едва не сошел с ума от жжения. Но предстоящий маневр стоил таких жертв. Тетка в прокуратуре видела лишь паспорт, в котором была записана фамилия Чеховской. Но этот человек, муж сестры, умер четыре года назад. Менты на входе вряд ли вообще его запомнили. Один разгадывал сканворд, второй считал квадраты на полу. В коридоре во время стрельбы им было не до особых примет, чего уж говорить о деталях.
Обретя новую прическу, сияющую безукоризненной белизной, Варравин сам испугался того, насколько стал похож на своего друга. Вот так порой и вспоминаешь простую истину о том, что никто никогда не знает, откуда идут его корни и кто кому родственник. Впрочем, предъявлять по этому поводу претензии Зинчуку Варравин не собирался. Старого друга за это можно было только поблагодарить.
